Лифт коснулся пола. Реакторный этаж. Хотя, на самом деле это тяжело назвать этажом. Скорее данное помещение – настоящая пещера, вырытая во многих километрах под поверхностью завода. Видимо, они планировали расширить эту зону: всюду виднелись свежие тоннели, строительная техника и заготовки очередного реакторного зала. Счётчик Айзеля напряжённо трещал – уровень радиационного излучения серьезно превышал норму. А снизу, почти у самой земли, стелился еле заметный туман, вызванный радиационным излучением.

От остального завода это место в первую очередь отличалось тем, что здесь не было тел. Ни единого пятна крови, ни кусочка оторванной плоти. Можно сказать, что на реакторном уровне будто бы и не было разрушений. Но, интуиция мне подсказывала, что весь персонал при первой же тревоге просто сбежал из этого места.

Я спустился на пропитанную радиацией землю. Стрелка Айзеля на интерфейсе шлема оживленно подскочила. Излучение превышало две сотни микрозивертов в час. Но кальцитовый детектор практически молчал – уровень Метастрической силы был практически нулевой и это меня радовало.

Я направился вперёд, к единственному освещенному месту в этой утробе завода – залу управления реактором. Все остальные источники света были отключены. Или произошёл скачок напряжения, или проводка сгорела. Но лампы явно были целы.

Земля была мокрой, а кое-где и вовсе были настоящие лужи. Облученная вода капала с потолка. Чуть ли не вековые трубы давно потеряли герметичность, проржавели, но до ремонта никому нет дела. Работает и ладно. Коль сломается – легче поменять трубу, чем ремонтировать старую.

И тут я насторожился, но не от протечек и прочих мелких проблем завода. Химические сенсоры уловили высокую концентрацию паров множества кислот, начиная от соляной, заканчивая такими сложными, что их названия даже не нашлось в базе данных.

Сзади меня раздался шорох. Кальцитовый детектор начал слабо искриться радужными частицами. Я успел только развернуться, как меня на землю повалила тварь.

– Сам виноват. Это же Мета… – промелькнуло у меня в голове в падении.

Общими чертами уродец походил на очень толстого человека с огромными складками жира, но вместо лица у него была огромнейшая пасть с множеством мельчайших зубов вплоть до живота.

Своими когтищами она стала царапать защитные пластины, но броня с легкостью выдерживала это. Из огромной пасти капала кислота, которая с шипением растворялась на доспехе, оставляя пятна. Форма Гуло – всеядная, жирная и невероятно живучая тварь, способная за один укус сожрать целую конечность. Но, слава Божественной Машине, она непроходимо тупа и слаба, за счёт чего одолеть ее один на один было легко.

– Отвали от меня! – выкрикнул я и со всего размаха ударил латной перчаткой в голову твари. Она повалилась на землю, захлёбываясь своими выделениями.

Пока Метастрический уродец приходил в себя, я сел на него, придавив немалым весом доспехов к земле.

– Сдохни! Сдохни! Сдохни!

Я молотил единственной рукой по черепушке твари. Уже после второго удара она лопнула как гнилой фрукт, разбрызгивая кровь и мозги, но я продолжать вбивать окровавленную плоть в землю. А затем, встав, со всей силы ударил ногой в грудь бездыханной твари. Сабатон брони с легкостью сломал хлипкую грудную клетку. Хрустнули кости, и латный ботинок погрузился в мягкую плоть монстра, оставив в центре туловища огромное отверстие.

Даже сквозь шлем я чувствовал отвратительный гнилой смрад, исходящий от тела формы Гуло, которое почти сразу же начало разлагаться. Пнув ещё раз окровавленное тело монстра, я убедился, что тут никого больше нет, и направился к залу управления реактором.

В зале управления реактором радиационный фон был ещё выше. Времени медлить не было. Я сел за пульт управления. Множество датчиков, счетчиков и переключателей горели ярко-красным огнём, но всё это мне ничего не говорило. Где-то десять минут мне пришлось искать датчик температуры и давления. Он оказался на совершенно другой консоли. Но, отключить систему охлаждения было не так-то просто. Всё механизмы был удалённо заблокированы. Не сомневаюсь, что это обеспечила система NERV, дабы защитить себя.

Я собрался с духом. Подошёл к воротам зоны контроля реактора и разбил предохранительную щеколду. Тут же опустилось освинцованное стекло, а после заперлись защитные ворота. Включилась пронзительная сирена и освещение сменилось на тревожно-красное. Раздалось громкое шипение и пневматические двери, разделяющие зону реактора с центром управления, опустились. В ту же секунду счётчик Айзеля затрещал ещё тревожнее. Теперь я отрезал себе последний путь к отступлению. Выбор сделан.

– Великая Божественная Машина, защити мой дух и даруй мне возможность дальше служить тебе. – Прошептал я, входя в зону реактора.

За мной опечатались еще одни двери. Я остался один на один с всесокрушающей мощью атома. Воздух здесь был невероятно сухой и тяжёлый. Даже несмотря на доспех, во рту тут же появился отвратительный привкус металла.

Ядерный реактор представлял собой больший размеров цилиндр, по периметру которого находилась тонкий просвет из кварцевого стекла. Через него можно было наблюдать приятное нежно-голубое свечение реактора. А ниже стекла находились клапаны для экстренного сброса давления и рукоятки многочисленных графитовых стержней, часть из которых уже была извлечена.

Однако, извлечь их было делом не простым. Ручной механизм предназначается исключительно для экстренного ввода стержней, но никак не для их вывода из активной зоны. Для спасения от взрыва, а не для его провоцирования.

Я взялся за рукоятку блока и перенаправил всю оставшуюся энергию в приводы. Извлечение шло с трудом, зубчатые зацепления со скрипом прокручивались в обратном направлении. Струя пара ударила из образовавшегося отверстия, но в тот же миг специальная заслонка закрыла просвет.

Как только графитовый стержень оказался извлечён, в ту же секунду система оповещения произнесла:

– Внимание! Был потерян контакт с графитовым стержнем. Количество действующих стержней в данном реакторе – 39. Уровень давления в пределах нормы. Рекомендуется произвести проверку стержней.

Прошло не меньше часа, как я извлёк следующие девять стержней. И каждый раз эта надоедливая система оповещала меня об опасности. Когда я уже мог повторить сообщение вплоть до интонации, сообщение поменялось:

– Внимание! Количество действующих графитовых стержней меньше минимально допустимого. Контакт отсутствует с половиной из стержней. Зарегистрировано превышение безопасного уровня давления. Рекомендуется осуществить сброс пара и снизить нагрузку генератора. В случае невозможности осуществления данных действий требуется немедленно вывести урановые блоки из активной зоны и заглушить реактор.

Но я продолжил извлечение. Где-то надо мной раздался сперва раздался пронзительный вой, а затем взрыв и лязг металла. По заводу прошла дрожь, и освещение резко потускнело. Судя по всему, генератор не выдержал давления и его разорвало. Кварцевое стекло покрылось микротрещинами. Температура в помещении уже давно превысила полсотни градусов. Энергии почти не осталось.

Кое-как достав тридцатый графитовый стержень, я облокотился на короб реактора и понял, что больше у меня нет сил. Батареи разрядились и из-за окружающей обстановки зарядиться они не смогут. Я чувствовал, что из носа обильно течёт кровь. Системы брони с тревогой сигнализировали о моём состоянии, но энергии на поддержание жизнеобеспечения не было. Её едва хватало для того, чтобы пошевелить конечностью. Я отключил интерфейс брони. Бирюзовая матрица погасла. Почти полная тьма окружила меня, разгоняемая лишь сиянием реактора и кровавым аварийным сигналом.

Ещё в то время, как я только присоединился Auris Deus, уже можно было догадывался, что вполне могу закончить так. Все-таки, когда со всех сторон человечеству угрожает Метастрическая сила, готовая свести с ума любого, выжившие люди воюют между собой за территории и остатки ресурсов, в воздухе висит страх возвращения инопланетян – Чёрных сущностей или, чего хуже, Radum Distant, человеку нужна поддержка и опора. Именно этим стала для меня Machina Secrotum.