Утром Иолай сидел на пороге кабака - идущие мимо ионийцы шарахались от богато одетого человека, усевшегося на исконное место попрошаек - и тщетно мечтал о похмелье, которое позволило бы забыть о сне и яви.
Похмелья не было, думалось легко и хотелось выть.
- Выпить не на что? - участливо поинтересовался толстый краснолицый моряк, вывернувший к кабаку из узкого переулка.
Иолай поднял голову и уставился на сочувствующего.
Яркая головная повязка скрывала волосы моряка, а здоровенная серьга в левом ухе свешивалась чуть ли не до плеча.
- На Сицилии умер Дедал, - отчетливо произнес Иолай, надеясь, что моряк примет его за сумасшедшего и уйдет, - от дурацкой лихорадки. Бабы растерзали Орфея, Язона завалило обломками, а Тезей упал со скалы. Что еще нового в мире, моряк?
- Молодец! - морской волк плюхнулся рядом и махнул рукой хозяину кабака, высунувшемуся в приоткрытую дверь. - Эй, ты, грабитель кабацкий, тащи сюда жратву и выпивку на двоих - мне с умным человеком посидеть охота! Ну, живо!
- Откуда? - не вполне отчетливо спросил Иолай, но моряк его понял.
- Из Иолка. Еле успели сбежать. Ох, гореть бедному Иолку ярким пламенем! Басилей Акаст в городе заперся, в осаде он сидит, Акаст-то ("Бывший аргонавт", - машинально добавил Иолай), а под городом с войсками братья-Диоскуры, Кастор и Полидевк ("Бывшие аргонавты", - машинально добавил Иолай), и еще этот... как его?.. а, Пелей! Который с Гераклом в походы ходил! Воюют герои, Нюкта их за душу...
- Из-за чего?
- А кто их знает, из-за чего?! Ни из-за чего! Так что выпьем, умник, помянем еще живых покойников!..
Иолай поднял голову.
В небе не было солнца.
Там торчал суставчатый палец, и обкусанный ноготь указывал на север.
На Иолк.
Иолай никогда не простит себе, что в то утро ушел по Дромосам в Иолк, надеясь успеть предотвратить бессмысленное кровопролитие - вместо того, чтобы спешить домой, к близнецам, которые во главе внушительного войска выступили против Авгия-элидянина.
Благоприятные знамения, словно ждущие своего часа стервятники, сопровождали Геракла всю дорогу.
2
Горит город.
Горит богатый Иолк, никогда доселе не впускавший врага в стены свои.
Бежит по горящему Иолку возничий Геракла Иолай; бежит по горящему Иолку Амфитрион-лавагет, восставший из мертвых.
Один человек бежит; сам себе дед и внук.
Тугие змеи дыма ползут по улицам, словно не решаясь вольно взвиться к небу, языки огня жадно облизывают добычу, умирают на порогах своих домов храбрые и гордые, прячутся в тайных погребах боязливые; простоволосые женщины рвутся из цепких рук захватчиков, лишь распаляя сопротивлением хохочущих победителей; грохочут подошвы сандалий, обшитых бронзовыми бляшками, по доскам пристани, откуда давным-давно отплывал в Колхиду двадцатипятивесельный "Арго" - вот оно, Золотое Руно, рядом, рукой подать, грабь не хочу, и никуда плыть не надо!..
Горит город.
Бежит по улицам человек, и самые горячие головы опасаются заступить ему дорогу, едва взглянув в бешеные глаза Иолая - лучше уж пусть голова горячая поостынет, чем потом целиком остывать-то!
Ложатся под ноги ступеньки басилейского дворца, галереи первого этажа, огражденные перилами террасы...
Женский визг.
Иолай замирает, как вкопанный.
Этот визг он уже когда-то слышал.
Трое солдат оттаскивают голосящую женщину от скорчившегося трупа.
Все трое - в глухих, закрывающих лица шлемах.
Лишь взгляды горят из прорезей похотью и жадностью.
Визжит женщина, бьется в мертвой хватке солдата, накинувшего поверх доспеха пятнистую леопардовую шкуру...
...раненый зверь взревел, приседая на задние лапы, времени на второй замах не оставалось, и Иолай швырнул секиру в оскаленную морду самки, хватая проклятую кошку за загривок - и через себя, словно соперника-борца в палестре, послал прочь, подальше от не шелохнувшейся Иолы-невесты и пронзительно визжавшей Лаодамии, с ногами забравшейся на носилки, словно это должно было ее спасти...
- Лаодамия! Дочь басилея Акаста!
Один из насильников оборачивается и неторопливо идет к Иолаю, даже не обнажив меча. Приблизившись, он делает короткое, неуловимое движение плечом - и мир взрывается в голове Иолая.
Он лежит на полу, а кулачный боец молча стоит над ним, ожидая, пока Иолай поднимется.
Но Иолай не поднимается.
Правая нога его цепляет щиколотку кулачного бойца, а подошва левой резко бьет в колено сбоку и чуть наискосок. Слышен хруст, солдат вскрикивает и падает - Иолай помогает ему упасть поближе, привстает и спиной рушится на кулачного бойца, вольно раскинув руки.
Локти тяжело гремят по доспеху, солдат вскрикивает и стонет, но это уже неважно, потому что Иолай стоит с чужим мечом в руке и ждет второго нападающего.
Почему тот медлит?!
Задумчиво поигрывает клинком, потом сует его в ножны и снимает шлем.
Перед Иолаем - Кастор Диоскур.
Седой мужчина шестидесяти лет.
- Только покойный Автолик, сын Гермеса, или Амфитрион-лавагет из Фив могли проделать такое с моим братом Полидевком, пусть даже и состарившимся! - искренне смеется лаконец. - У кого из них ты учился, герой? - хотя, судя по возрасту, у Амфитриона ты учиться вообще не мог... Значит, Автолик?
- Радуйся, Кастор! - Иолай бросает меч севшему Полидевку; меч падает рядом, звеня. - Я - Иолай, внук Амфитриона, возничий Геракла!
"А что я еще могу сказать тебе, старый друг?" - мысленно добавляет он.
- Наслышан, - только и отвечает Кастор.
Одно слово; дорогое, железное слово.
Третий солдат отпускает замолчавшую девушку - Лаодамия почему-то и не думает убегать - и тоже снимает шлем.
- Извини, Иолай, не узнал в горячке, - виновато бубнит Пелей, русоволосый стройный северянин, совсем не похожий на здоровяка-Теламона, своего родного брата. - Бери что хочешь из добычи, только не сердись... Договорились?
Лаодамия тихо плачет над телом отца.
То, что это убитый Акаст, ясно без слов.
- За что вы его? - спрашивает Иолай, понимая, что опоздал.
- За дело, - твердо отвечает Пелей, и видно, что он еле сдерживается, чтобы не пнуть труп. - Подставил меня, сволочь! Я же жил у него, у Акаста, а его жена сперва в постель ко мне лезла, потом, как я погнал стерву, оклеветала меня перед мужем! Ну Акаст и разгневался... напоил меня, гад, бросил безоружного на Пелионе, еще и кентавров натравил... Спасибо дедушке [дочь кентавра Хирона, Эндеида, была матерью Пелея и Теламона] Хирону помог отбиться!
