Генри Лайон ОЛДИ
ЖРЕЦЫ
...Но как объяснить кровавость, жестокость и
трагизм мифов у такого жизнерадостного народа, как
древние эллины? Как ни переделывались позднее мифы
поклонниками Олимпийского пантеона - кровавые ужасы
их сюжета были уже канонизированы.
Я.Голосовкер
ПАРОД
Раскаленный добела Гелиос медленно полз по блеклому небосводу на запад.
- Совсем сдурел старик, - высокий статный воин покосился на солнце и принялся нехотя стаскивать с головы глухой шлем с пышным султаном и узкими прорезями для глаз.
Потом воин отбросил со лба седую прядь - единственную в черной, как смоль, шевелюре - и уселся на порог полуразвалившейся хибары близ северо-восточной окраины семивратных Фив.
Пристроив шлем рядом, он огладил султан рукой, словно это было живое существо, и вновь глянул вверх.
Слепящий бич наискось хлестнул его по лицу, заставив зажмуриться.
- Вот я тебя! - воин погрозил солнцу кулаком.
Как ни странно, угроза возымела действие. Вокруг дряхлого строения стало ощутимо прохладнее.
- Так-то лучше, - с удовлетворением буркнул воин, даже не соизволив удивиться столь странному капризу погоды - кстати, никак не отразившемуся на близлежащих Фивах.
В следующее мгновение воздух в пяти шагах от дома затуманился, сплетая в дрожащее марево стеклянистые нити-паутинки; и усталый осунувшийся юноша выступил из проема открывшегося Дромоса.
- Радуйся, Гермий, - ясно и чисто прозвучал голос воина.
Юноша вздрогнул и с нескрываемым изумлением уставился на говорившего.
- Ну... радуйся, Арей, - наконец выдавил Гермий.
Арей резко встал и подошел к Лукавому. Дромос еще не захлопнулся, и бог войны плечом раздвинул вязкие волокна, вглядываясь в картину, открывавшуюся на другом конце.
...Сожженные дотла Флегрейские [Флегрейские поля - досл. греч. "Пожарища"; локализовались на западе Халкидики, на Паллене] поля, ровная, как стол, аспидно-угольная равнина; да это и был уголь, местами тлеющий или дымящийся, над которым собиралось в складки низко нависшее покрывало ночного неба с редкими, болезненно покрасневшими глазами звездных титанов.
Темные колонны на горизонте шевельнулись, заставив незрячие язвы звезд сочиться грязной сукровицей, и двинулись, вздымая прах пожарища на теле Матери-Геи...
Гермий резко свистнул, хлопая в ладоши, и Дромос закрылся.
- Вообще-то говорят, что незваный гость хуже гиксоса, - Лукавый еле удержался, чтоб не наподдать ногой Ареев шлем, забытый на пороге. Даже крылышки на задниках сандалий Гермия агрессивно встопорщили перья.
- Кто говорит? - медовым тоном осведомился Арей, как ни в чем не бывало усаживаясь на прежнее место. - Если гиксосы, тогда не верь. Врут, подлецы...
Гермию и в страшном сне не снилось, что прямодушный Эниалий способен разговаривать подобным образом.
- Ладно, - обреченно махнул рукой юноша. - С чем пожаловал, братец?
- Проведать, - усмехнулся Арей. - Справиться, благополучен ли. Давненько в гости не заглядывал.
- Ты ко мне?
- Я к тебе.
- Издеваешься, Эниалий? Ты вообще никогда не бывал у меня, - Лукавый машинально отметил, что чуть ли не дословно повторяет фразу кентавра Хирона тридцатилетней давности.
- Лучше поздно, чем никогда. Про Совет Семьи слыхал?
- А что, он уже начался? Мать-Гея...
- Он уже кончился. Опоздал ты, Килленец - видать, есть для тебя дела поважней Семейных Советов!
- Может быть. И все-таки: зачем пожаловал?
- За помощью, - просто ответил бог войны, тыльной стороной ладони вытирая мокрый лоб.
И Лукавый на мгновенье растерялся.
Тихий он сегодня был, Арей-Неистовый.
Замученный.
- Совет начался призывом к войне с Гигантами, - продолжил Арей, - а закончился скандалом.
- Из-за Гигантов?
- Из-за Геракла. Спроси лучше, кому из Семьи этот Мусорщик-Одиночка не успел насолить?! Отец им: берем Геракла и идем на Флегры бить Гигантов, а они отцу: неизвестно, мол, кого твой любимец раньше бить станет Гигантов или нас! Отец им: герой, дескать, подвиг на подвиге, двенадцать лет беспорочной службы; а они отцу: это уж точно! И давай вспоминать наперебой: дедушку Океана веслом огрел, Танату-Убийце оба крыла из суставов вывернул, Нерею-Морскому так поясницу измял, что тот до сих пор боком плавает, Гелиоса пристрелить грозился...
- А надо было пристрелить! - вставил Гермий, с ненавистью глядя на белый диск светила.
- ...Посейдон детей хоронить не успевает - на сегодняшний день шести сыновей и двух внуков лишился! Кто убил? Геракл! Короче, в поддержку отца выступили только мы с Аполлоном. Трудяга-Гефест воздержался.
- Вы с Аполлоном?! - Гермий не верил своим ушам, разом забыв про жару и усталость.
- А что прикажешь делать? Даже Артемида носом крутит - облавы на Керинейскую лань простить не может. Опять же после их встречи с Гераклом вся Семья Артемидиной девственностью интересуется...
Арей не договорил.
Зло сплюнул, смахнул солнечный блик с полированного металла своего шлема и встал.
Глянул поверх Гермия туда, где недавно колыхалась паутина Дромоса - и застыл, не моргая, словно видел что-то.
...ровная, как стол, аспидно-угольная равнина; ослепшие, разодранные глазницы звезд над Флеграми - и медленно движущиеся колонны, живые горы на горизонте...
- Семья, - словно ругательство пробормотал Арей, отворачиваясь. Родичи! Ну, не люблю я отца - так я хоть понимаю, что никто, кроме Зевса-самодура, не способен взять нас за шиворот и повести в бой! А эти... знали бы они то, что мы с тобой, Лукавый, знаем - живьем бы Гераклов слопали. Обоих.
- Что?! - чуть не подскочил Лукавый. - Что ты сказал?!
- Что слышал! Я это еще семнадцать лет назад понял. Под Орхоменом.
- И ты молчал? Все это время - молчал?!
- Молчал. И буду молчать - по крайней мере, до истребления Гигантов. Отец вон, почитай, треть века помалкивает! И правильно делает. Проговорись Зевс, кто тут чей сын - так Семья не с Гигантов или с Геракла, а с него самого войну начнет. Был бык, стал вол, а туда же - на престол! Скопец богов и людей...
Повисла такая долгая пауза, что даже Гелиос в небе, казалось, осадил коней и прислушался.
- Знаешь, Арей, - Гермий заговорил первым, осторожно подбирая слова, - по-моему, я это... насчет тебя... в некотором роде...
