Мы продираемся сквозь толпу официантов и поваров, которая столпилась у дверей ресторана. Персонал завороженно смотрит в одну сторону. Я выскакиваю на улицу и смотрю по направлению их взглядов. Прямо через дорогу стоит небольшой старенький минивен непонятной марки с открытым багажником. Около него возвышается приличных размеров лестница, опертая на громадный билборд. Двое мужичков на самом верху заканчивают свою работу — довешивают правый угол красно-черного плаката. На нем изображено испуганное лицо девушки, которая прижала обе руки к щекам и открыла рот. А сверху крупными буквами:

«ЖИЗНЬ — САМОЕ ДОРОГОЕ, ЧТО У НАС ЕСТЬ! БЕРЕГИТЕ ЕЕ! ЕШЬТЕ У НАС!»

И подпись ниже:

«ТРИ КИТА»

— Да бля-я-я-ядь! — ору я на всю улицу, сжимая кулаки.

Злость застилает мне глаза, я мчусь через дорогу к билборду. Отпрыгиваю в сторону от проносящейся мимо машины, которая истошно сигналит. Но бегу дальше, только отмахнувшись. Во мне два стакана виски и инстинкт самосохранения забился где-то далеко внутри.

— Эй вы! — ору я мужикам наверх, задрав голову. — А ну снимайте это говно нахер отсюда!

— Ты кто такой? — хмыкает один из рабочих. Он крупнее и на голову выше своего напарника. Светлые волосы на яйцеобразной голове подстрижены в короткий ежик.

— Хозяин этого ресторана! — указываю рукой на «Есенин».

Яйцеголовый опирается на поручни билборда, смотрит на меня сверху вниз и сплевывает вниз

— И? — коротко спрашивает он.

— Хули «и»? Я тебе сказал — снимай это говно!

— Ты хозяин билборда?

— Меня не ебет кто хозяин. Я сказал тебе снимать!

— Ну, раз ты не хозяин, меня не ебет, что ты сказал, — пожимает плечами яйцеголовый.

Ко мне сзади подлетает Илья и хватает за плечо.

— Пойдем, Марк. Они тут не причем, — говорит он.

— Ах, тебя не ебет, — ору я яйцеголовому. — Давай спускайся! Тебя это сейчас очень заебет.

— Да без проблем, — пожимает плечами мужчина.

— Марк, пойдем, — тянет меня за руку Илья. Я вырываю плечо из его хватки.

— Давай-давай. Сейчас ты быстро снимешь, все что повесил. И у хозяина разрешения не спросишь, — ору я.

— Марк! — уже кричит Илья, выскакивая передо мной. Он пытается посмотреть мне в глаза, схватив за плечи, но я все время выглядываю из-за его головы.

— Да я уже иду, — спокойно отвечает яйцеголовый, спускаясь по лестнице.

— Быстрее давай, — я пинаю лестницу, которая угрожающе покачивается.

— Э, бля! — срывается на крик, испугавшийся яйцеголовой. — Ты что долбанутый?

— Спускайся, не останавливайся.

Ко мне подбегает су-шеф Андрей и еще двое здоровых поваров из ресторана — один горячего цеха, а второй, как ни странно, кондитер.

— Марк Давидович, вам нужно успокоиться, — испуганно произносит Андрей, возникая передо мной.

— Давай-давай, шевели ногами, — продолжаю я орать наверх.

— Уводите его, — бросает Андрею Илья.

Мужчины буквально хватают меня под руки и несут обратно в ресторан. Я пытаюсь вырваться, но тщетно. По пути еще выкрикиваю ругательства. Илья остается у билборда и о чем-то говорит с яйцеголовым. Видимо, успокаивает и приносит глубочайшие извинения. Плевать.

Когда меня подволакивают ко входу в ресторан из дверей выбегает испуганная Агата, в чепчике и фартуке.

— Что здесь происходит? — возмущенно восклицает она. И тут же замирает в ужасе, глядя на билборд на другой стороне дороге. Ее глаза округляются, а рот непроизвольно открывается. — Охереть! — только и удается произнести ей.

— Боровиков, сука! — гневно произношу я, измеряя шагами свой кабинет.

Илья сидит в моем кресле за столом, а Агата аккуратно присела на краешек дивана.

— Ну, а что ты хотел? — спрашивает Илья. — Это черный пиар. Он использует ситуацию на полную.

— Я покажу ему ситуацию. Я ему такую ситуацию устрою, — продолжаю тираду я. — Нет, ну каков наглец! Еще и мою идею украл! Это же я пошутил тогда на приеме, что повешу билборд напротив его ресторана, а он…

— А он взял и воплотил в жизнь, — продолжает за меня Илья.

— Это же просто конец, — останавливаюсь я, кладу руки на пояс и запрокидываю голову. На потолке сидит муха и довольно потирает лапками, как будто злорадствует. Кажется, весь мир сговорился против меня. — До этого-то был конец, а этот жирный пидор вбил последний гвоздь в крышку нашего гроба!

— Может как-то связаться с хозяевами билборда? — осторожно спрашивает Агата. — Попросить снять плакат? Может заплатить двойную цену?

— Как ты себе это представляешь? — не отрывая взгляда от мухи, спрашиваю я. — Позвонить — «Здрасьте. Нам тут этот плакат не нравится. Можете его снять? Вот вам куча денег». Так?

— Я всего лишь пытаюсь найти выход, — пожимает плечами Агата. — Накидываю идеи. Пускай даже безумные.

— Отличная идея — выдавать безумные идеи, — закатываю глаза я и смотрю на нее. Девушка хмурится. — Только этого нам сейчас и не хватает — безумства!

Илья притих и пристально наблюдает за нашей перепалкой. Кажется, он получает удовольствие от этого.

— Нет, лучше стоять, пялиться в потолок и причитать, что все пропало, — зло говорит Агата.

— Ну давай, все бросим, и побежим сами снимать все, что они там навешали, — язвительно произношу я. — А что? Отличная идея! Это же лучше, чем стоять и причитать. Отберем лестницу у тех мужиков. Андрей и ребята их скрутят. Ты подержишь лестницу, а я с твоим шефским ножом полезу наверх. Этого ты хочешь?! — срываюсь на крик я.

— Не кричи на меня! — повышает голос Агата. — Я только пытаюсь помочь!

— Спасибо, помогла!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я иду по коридору в сторону кухни и пытаюсь унять трясущиеся от злости руки. Конечно, вся ситуация — огромный стресс для Марка, но все же это не повод повышать на меня голос. Противный голос в моей голове зудит о том, что этого следовало ожидать заводя отношения со своим начальником. Только вот мне от этого не легче.

Я врываюсь на кухню и замираю. Всегда оживленная, гудящая сейчас она выглядит пугающе тихо. Повара спокойно переговариваются между собой, не слышно несмолкаемого стука ножей по доскам. И это разбивает мне сердце. Я думаю о Марке и осознаю, что ему гораздо тяжелее, чем всем нам вместе взятым. На его глазах рушится дело всей его жизни.

— Марк Давидович в ярости? — передо мной возникает Андрей.

— Не то слово, — качаю я головой.

— Не представляю какого ему сейчас, — вздыхает Андрей и проходит мимо меня дальше в кухню.

— Я тоже, — шепчу ему вслед. — Я тоже.

Яркий солнечный свет выглядит как издевательство. Я щурюсь от солнца и лезу в сумку за очками. Спрятав глаза за темными линзами, достаю телефон и захожу в приложение для аренды автомобилей. Пока Порш в ремонте приходится использовать каршеринг. Марк предлагал мне взять Мерседес на все время, но уверена, что сотрудники ресторана не раз видели его за рулем этой машины и поэтому решила отказаться. Пока я ищу ближайшую свободную машину всплывет окно с смс-кой от Марка.

“Нам надо поговорить.”

Я все еще сержусь на него, поэтому смахиваю диалоговое окно и нажимаю, чтобы забронировать выбранную машину, стоящую за углом. Повернувшись, я натыкаюсь глазами на билборд и новая волна гнева поднимается внутри. Как это подло и низко даже для Боровикова. И ведь это сделано не с целью рекламы, а для того чтобы задеть и унизить Марка. Надеюсь никому не хватило ума снять на видео утреннее шоу и выложить в интернет. От этой догадки все внутри холодеет, и я снова лезу в карман брюк за телефоном.

— О, нет.

Первый же ролик в поисковике во всей красе демонстрирует как Марк, с трудом избегая столкновения с машинами, несется к рабочим, устанавливающим билборд. Вот к нему присоединяется Илья, а потом Андрей с двумя поварами. Марк кричит и размахивает руками. Я закрываю глаза. Это точно никак не поспособствует возрождению имиджа ресторана и Марка. А самое противное, что судя по ракурсу, снимали со стороны “Есенина”.