– Да сущий пустяк. Лет на пять-шесть. Зато потом у вас с любимой Даринушкой будет вечность на двоих.

Так вот как, значит, царь уговаривал Ванюшу всё это время. Василиса сказала бы: на шею сел, ножки свесил. Лихо Одноглазое точно так делает: прилипнет – не отвяжешься. Было у Ратибора с лихом что-то общее. Вон, из Голубы своей ненаглядной все соки высосал, клещ.

Богатырь стоял, сжимая и разжимая кулаки, а потом тихо, но веско сказал:

– Нет.

– Что-о-о? – вытаращился Ратибор. Видать, не привык, чтобы ему отказывали.

– Не согласен, – уже громче повторил Ванюша. – Отдавай мою награду, и пойду я. Нет мочи терпеть.

– Коли просьбы царские ты ни в грош не ставишь, тогда приказываю – останься! – бледнея, процедил Ратибор. Глаза у него сделались злые-злые, будто ледяные.

«Ох, сдастся Ванька», – подумал Лис, но ошибся.

– Во где у меня твои приказы сидят! – богатырь провел рукой по горлу.

Гости снова ахнули. Какая-то девица на другом конце стола даже хлопнулась в обморок, и мамки-няньки засуетились, пихая ей под нос нюхательную соль.

– Ах, так? Ну и уходи, – Ратибор свёл густые брови так, что они превратились в линию. – Ничегошеньки от меня не получишь, неблагодарный смертный! Ни дорогих подарков, ни молодильного яблока. Даринка твоя тебе теперь в бабки годится. Гуляй, Ваня, – уважь старушку, скрась её последние денёчки.

– Как это в бабки? – охнул богатырь. – Сколько же времени прошло?

– Так оно по-разному идёт здесь и в мире смертных. Потому что капризное. Там бежит, тут еле плетётся. Наоборот тоже бывает. Никогда наперёд не угадаешь.

– Но разве царь на своей земле не может договориться со временем? – тихонько подсказала Голуба.

Ратибор стукнул кулаком по столу так, что кубки подпрыгнули. Один даже перевернулся, и молодое вино выплеснулось царице на платье. Пятна показались Лису похожими на кровь…

– Не твоего ума это дело, голуба моя.

Лада тронула царицу за плечо, мол, не надо, не лезь, и та спрятала лицо в ладонях – видимо, чтобы не показывать слёз.

– Так что, Вань, решил? – Ратибор улыбнулся богатырю. – Десяток лет служишь мне и забираешь яблоко? Или уходишь сейчас же к старухе своей?

– Погоди! Ты же говорил – пять лет!

– И было бы пять, если бы ты не перечил. За дерзкие слова отвечать надобно.

– Это нечестно. – У Ванюши задрожали губы. – Я дивьим людям всегда помогал. В боях верой и правдой сражался, с Кощеем поквитался. Коня чудесного, что в поднебесье летает, из навьих конюшен добыл и тебе, царь, привёз.

– Ой, будем ещё считаться? Чай, не на базаре, Вань. Кстати, а меч-кладенец кто прохлопал? Не ты ли?

– Да я ж потом вернул… – впервые за время беседы Ванюша смутился.

«Зря он оправдывается, – подумал Лис, качая головой. – Сейчас царь его носом в лужу начнёт тыкать, как паршивого кутёнка».

И точно:

– А надо было не терять! – хмыкнул Ратибор.

Тут богатырь удивил Лиса, потому что снова взбрыкнул:

– Детей своих отчитывай, царь. А меня – не смей.

– Так вы мне все как дети. Я отец стране, о благе Дивьего края пекусь. Нешто ты один воевал? Оглянись, Ваня, посмотри на лица вокруг. Всем несладко, все устали. Только-только решили погулять, немного радости в сердце впустить, и тут ты – со скандалом, со словами резкими. Не стыдно тебе праздник портить?

– Дык не избегал бы ты меня, не пришёл бы я при всех рядиться.

– Я не избегал. Делами был занят важными, государственными. А ты в последнее время, говорят, под кустом прохлаждался да шапкой шишки с ёлок сбивал? Нехорошо.

Ратибор так ловко стыдил богатыря, что Лис сам покраснел бы, если бы мог. Что ж, теперь ему было не так обидно за проигранные переговоры. Княжич хоть и умел складывать слова, подчиняя людей своей воле, а царь-то куда дальше в этой науке продвинулся. Ишь, плетёт сети, что твой паук. Добреньким притворяется, да только Лиса теперь не обманешь. Недооценить противника он мог лишь единожды.

– Дык эта… делать было нечего. Поручений не передавали, – Ванюша изучал носки своих сапог.

Ратибор скорбно вздохнул:

– О том и речь. Мне за всех думать приходится, бремя суровое нести. Ох, тяжела ты, царская доля.

– Дык эта… – повторил богатырь, обеими руками взъерошивая буйные кудри.

Видно было, как он пытается найти нужные слова, а те не идут в голову. Это только с мечом да в буйной сече Ванюше не было равных, а красноречие ему не давалось. Бесхитростный, прямой как стрела – наверное, он даже не понимал, что сеть давно затянулась. Как только ему яблочко молодильное дали отведать, а Даринке – нет, всё, затянулся узелок на шее. Теперь царь мог из богатыря верёвки вить.

Но даже богатырское терпение однажды заканчивается.

– Всё равно уйду! – вдруг топнул ногой Ванюша. – Не верю я тебе вот ни на стручок, ни на горошину! Так и будешь меня завтраками кормить. А Даринка того и гляди от старости помрёт, и тогда на кой мне твоё яблоко?

Он чуть не плакал, но крепился. Царь же отвечал как ни в чём не бывало:

– Не волнуйся, милдруг. Коли помрёт, у меня живая вода есть.

– Дык за неё, небось, ещё десяток лет служить придётся? Знаешь что, царь? Да пошёл ты к лешему!

Тяжёлой поступью, от которой на столе звенела посуда, богатырь удалился из залы. Ратибор посмотрел ему вслед, переглянулся с Ладой и строго сказал гостям:

– Кушайте-кушайте. Надобно веселиться!

Ложки живо застучали о тарелки. Тем временем Лада тайком выскользнула за двери, и Лис решил полететь следом.

Княжич сунулся в одно окно, потом в другое, а на третьем потерял Ладу из виду. Возможно, она спустилась по лестнице, а дальше отправилась во внутренние покои? Лис совсем не ориентировался в чужом дворце, а влететь внутрь побоялся: заметят же, хвост надерут.

От досады аж сплюнуть захотелось, но в птичьем облике и это было сложновато сделать. Он уже собирался вернуться в пиршественную залу, как вдруг заметил во дворе под вязом с большим – в человеческий рост – дуплом богатыря. Тот сидел прямо на земле и плакал, закрыв лицо руками.

Говорят, бессмертие притупляет сострадание. В прошлом Лис наверняка бы посочувствовал Ванюше. Он и сейчас разумом понимал: обидно, несправедливо поступил царь. Но полетел к богатырю не затем, чтобы того по головке погладить. Просто подумалось: если Ваня на Ратибора злится, может, укажет, где царь заветный перстень прячет? Не нарочно, конечно. А так, невзначай, за душевной беседой. Ради этой возможности стоило рискнуть и открыться.

Он спланировал на ветку вяза.

– Пр-ривет! Не р-реви!

– Уйди, вещунья, я в печали, – замогильным голосом отозвался богатырь. – Знаю, вы любите беду накликать, да только мне уже и без тебя с горкой хватило. Куда уж хуже?

– Всегда есть куда, – Лис спустился пониже. – Ты меня не гоняй. Не узнаёшь? Не вещунья я.

Оказалось, если подбирать слова без звука «р», можно говорить тише и голос будет больше похож на собственный, только Ванюша его всё равно не признал.

– А кто?

– Угадай. – Кажется, это озорство всё-таки досталось от Вертопляса.

– Неправильно ты загадки загадываешь, птица, – фыркнул богатырь. – А подсказки где?

– Ладно: мы с тобой виделись летом, но тогда я был в человеческом облике.

– Тебя заколдовали? – ахнул Ванюша, привстав. – Выручать надо?

– Да сиди, сиди, – Лис махнул крылом. – Сам я заколдовался. Так надо было. Это не навсегда.

– Ага, значит, ты чародей. Третью подсказку давай!

– Знаю, что не ты Кощея убил.

Приятно было посмотреть, как округляются глаза богатыря. Сюрпри-из!

– Весьмир? Или нет. С чего Весьмиру-то в ворону превращаться? Лис, неужели ты?!

– Он самый.

– Да как ты посмел-то заявиться в самое сердце Дивьего царства?

– С детства наглый был.

– Это уж точно. По уму должен я тебя царю выдать…

Лис, заслышав это, аж подавился:

– Что-о?! Вот этому негодяю, котор-рый тебя при всех унизил?