– Он сам отправил меня к вам, дорогая крестная.
– Но этим он подверг тебя большой опасности.
– Наш любимый Яков знает, какая я храбрая, и только такой смелой и надежной душе он мог доверить то, что я должна вам сказать.
– Ты привезла важные новости, дитя мое? – нежным голосом спросила герцогиня, сжимая в своих руках холодные руки Катрин и заглядывая в самую глубь открывшейся перед ней чистой души.
– Вам судить, насколько они важны… Но сначала скажите, не слишком ли вы устали с дороги? Ваши покои готовы. Я жду вас уже два дня. Пожалуйста, распоряжайтесь здесь, как в собственном доме.
– Я совсем не устала, и ничто, имеющее отношение к этой жалкой жизни, меня не заботит. Я думаю только о тех словах, которые ты собираешься произнести. Видишь, как я бледна… Моя душа там, в Англии. Катрин, скажи же, наконец, что я вновь увижу родину. Скажи, что мы увидим, как Йорки одержат верх, и тогда за одну минуту ты мне доставишь столько радости и блаженства, сколько не получишь и за десять сроков царствования.
Катрин слегка покачала головой. Взгляд ее светлых лазоревых глаз вдруг словно затянуло тучей, вроде тех, что вызывают сильное волнение на голубых озерах Ирландии.
– Дорогая крестная, – грустно прошептала она, – пока я вам этого сказать не могу! И я не говорила, что привезла хорошие новости. Те новости, что я собираюсь вам сообщить, очень серьезны и, скажем так, связаны с весьма важными событиями.
– Ну, значит, несчастья падут на нас, – вздохнула герцогиня. – Но несчастья, о которых дитя сообщает дрожащим голосом, души избранных, то есть королевские души, упорством и трудом могут обратить в счастье, иными словами, в успех. Говори, любимое мое дитя. Говори, видишь, я готова услышать самые страшные вести. И минуты довольно, чтобы радость сменилась отчаянием и безнадежностью.
– Пока не все так безнадежно, мадам, – сказала Катрин. – Но я видела, что король Яков очень опечален. И кстати, вы не спрашиваете, одна ли я прибыла из Шотландии во Францию.
– Я не спрашиваю об этом, Катрин, потому что знаю, что это невозможно. К тому же я знаю, как дружен король с верным Гордоном. Король наверняка направил с тобой свиту, способную где угодно постоять за тебя.
– Я прибыла в сопровождении лишь двух человек, – сказала девушка с невинной улыбкой, при виде которой Маргарита содрогнулась.
– Двух человек… – прошептала она. – Уж не рыцари ли они Круглого стола?
– Нет, это моя кормилица и секретарь, который сроду не держал в руке шпаги.
– От твоих слов меня бросает в дрожь. Кто он такой?
– О, вы никогда не догадаетесь.
– Так не томи меня… Кто этот непобедимый герой, которому король доверил наше самое ценное сокровище?
– Это очень преданный человек. Он рисковал жизнью в этом путешествии, и теперь, когда мы в безопасности, он умрет, если вы не проявите готовность взять его под свою защиту.
– Назови его имя.
– Фрион.
– Этот француз? Личный секретарь короля Англии? – воскликнула герцогиня, и ее глаза вспыхнули от удивления и радости.
– Он самый, – сказала Катрин.
– Столь важный перебежчик… И он готов выдать нам секреты своего хозяина?
– Все!
Герцогиня была так довольна, что даже захлопала в ладоши. Но внезапно в ее глазах промелькнула озабоченность.
– Погоди, – проговорила она с волнением в голосе. – А вдруг это ловушка. Уж не Ланкастер ли послал нам этого человека?
– Вы не поверите, что такое возможно, когда выслушаете Фриона. Во всяком случае, король Яков в это не поверил. Да и тот, кто ставит такие ловушки, сам же первый в них попадает.
– Объясни, что ты имеешь в виду, девочка моя.
– Вот, что поручил мне передать вам король Яков. Король Англии отказывается короновать свою жену Елизавету, потому что боится ее популярности. В народе отмечается большое недовольство. Шотландия намеревается выступить против Ланкастера и собирает армию.
– А какой имеется для этого повод, дорогая Катрин? – серьезным тоном произнесла герцогиня. – Не хватает повода. Ведь Генрих VII сильный политик, если он решит ублажить свой народ, то потом сдерет с него за это двойную цену. Если на него немного надавят, то он коронует Елизавету, и тогда народ Лондона воздвигнет в его честь триумфальные арки. Он играет с именем Йорков, словно кот с дохлой мышью. Ему слишком хорошо известно, что он может больше не опасаться этого имени!
Сказав это, Маргарита тяжело вздохнула.
– А если вы ошибаетесь? – тихо проговорила Катрин, и в ее глазах засверкали радостные искры. – Если все обстоит как раз наоборот, и гонения Генриха VII на женщин дома Йорков объясняются его новыми опасениями.
– Как я только что тебе говорила, дорогая Катрин, для этого нужен повод.
– А если повод найдется, и он будет таков, что воспламенятся вся Англия и вся Шотландия?
– Дитя!.. такого рода пожары очень быстро гаснут, а заливают их всегда нашей невинной кровью.
– Ну, так знайте, дорогая крестная, – сказала Катрин, понизив голос, – что среди приближенных короля циркулируют слухи, и от этих слухов минуты бессонницы короля становятся для него нескончаемой пыткой. Говорят, что появился некий принц, принадлежащий к дому Йорков, один из моих юных кузенов, которому удалось избежать смерти в Лондонском Тауэре.
Герцогиня грустно покачала головой.
– Об этом уже слишком много всего наговорили, девочка моя. Для Генриха VII эта страшилка больше не опасна, а для нас и для народа такие слухи перестали быть поводом для радости.
– Однако, когда эти слухи дошли до короля, он страшно разгневался, и у него было объяснение с женой, которое переросло в бурную сцену. Говорят также, что вдовствующая королева была вызвана во дворец. Свидетели утверждают, что ясно слышали угрозы Генриха VII, а также рыдания и проклятья несчастной матери.
Маргарита прижалась лбом к горячим ладоням. Она внимательно выслушала крестницу, но слова Катрин пока ее не убедили.
– Кто-то что-то говорит, – произнесла она едва ли не насмешливым тоном. – Свидетели что-то утверждают, и этого достаточно для короля Якова IV? Для тебя, конечно, этого достаточно, ведь ты веришь в то, во что тебе хочется верить. А кто сочинил всю эту историю? Фрион? И ее он представил королю Шотландии? Если и сюда он привез только эти, с позволения сказать, «новости», тогда вряд ли ему здесь сильно обрадуются.
Едва герцогиня произнесла эти слова, как ее внимание привлек тихий звук, который послышался за занавеской из тяжелой ткани, закрывавшей вход в соседнюю комнату.
– Занавеска дрогнула, – сказала Маргарита. – Нас подслушивают.
– Там Фрион, – ответила девушка, несколько смущенная недоверчивым и властным тоном герцогини.
– Как! Тебе следовало предупредить меня, – воскликнула Маргарита. – По твоей милости я так неосторожно говорила в присутствии подозрительного человека, француза, который, возможно, и испытывает к нам добрые чувства, но, тем не менее, предал своего господина.
Тут занавеска поднялась, и герцогиня увидела человека, стоящего на коленях в полутемной комнате. Голова его поникла из-за только что перенесенного унижения.
– Если я предал вас, мадам, – сказал человек взволнованным голосом, – то вам не придется долго искать меня, чтобы назначить мне наказание. Я отдаюсь в ваши руки. Вы, конечно, можете подвергнуть сомнению мою честь, но, полагаю, вы излишне поспешно ставите под сомнение проницательность короля Шотландии. Этот властелин отличается не только благородством и смелостью, но также и немалой осторожностью, и он никогда не послал бы меня к вам, если бы не признал важности моих сообщений.
Пока Фрион произносил свою речь, герцогиня внимательно рассматривала его. Эта женщина привыкла распознавать истинную сущность любого человека, за какой бы маской он ни скрывался. Сейчас перед ней стоял на коленях зрелый мужчина в полном расцвете сил, лицо которого, отмеченное печатью незаурядного ума, поражало исключительно тонкими чертами. Что касается выражения его лица, то оно привлекало смесью решительности, почти граничащей с наглостью, и искренности, которую, впрочем, было непросто разглядеть из-за характерной формы его рта и вызывающего взгляда. Такие натуры отличаются одновременно взвешенностью и безрассудной храбростью, и они способны творить великие дела. Герцогиня сразу поняла, с кем имеет дело. В оценке людей она никогда не ошибалась. В итоге Маргарита сочла, что этот мужчина весьма энергичен и заслуживает ее внимания.