Крик молодого человека и последовавшая за ним суматоха разбудили всех спящих. Они сразу вскочили на ноги, полагая, что произошло какое-то чрезвычайное событие. Мгновенно прибежали оба его товарища, и было видно, что они страшно взволнованы. Старший из них, одетый в поношенный кафтан и нищенский плащ, поднял бесчувственное тело и несколько раз с отчаянием повторил:

– Бедный молодой хозяин… Что вы ему такое сказали?

С помощью своего более молодого компаньона, который, расталкивая любопытных, расчищал ему путь, он перенес больного на ложе из опавшей листвы, освежил ему лоб растопленным снегом и начал хлопотать над ним словно отец, ухаживающий за сыном.

После случившегося разговоры у костра прекратились. Громко произнесенные слова «Что вы ему такое сказали?» удивили и взволновали многих участников беседы. Первым, кто воспротивился столь странному обвинению, оказался торговец шерстью. Он со строгим, но доброжелательным видом приблизился к этой необычной троице.

– Чем болен этот молодой человек? – спросил он у обоих опекунов.

– Мой господин, – отвечал старший из них, – надо быть весьма ученым человеком, чтобы ответить на ваш вопрос.

– Это ваш хозяин?

– Да, господин. А вы, случаем, не врач?

– Я торговец шерстью, но я много повидал за свою жизнь раненых и больных. Я всегда беру с собой в путешествия один арабский бальзам, действенность которого я готов гарантировать.

– Нет такого бальзама, который способен излечить этого молодого человека, – ответил старый служитель, явно желая поскорее покончить с разговором, но стараясь при этом скрыть свое нетерпение. Очень уж его беспокоило то внимание, которое весь караван обращал на их большие дорожные сумки, а также на их восьмерых лакеев и два десятка мулов.

– Еще у меня имеется алепский эликсир, – не унимался торговец, демонстрируя готовность услужить. – Попробуйте его. До чего же бледен этот ваш молодой человек.

– Да, он и вправду очень бледный, – бормотали некоторые путешественники, подойдя поближе.

Старый служитель почувствовал, что наступил момент, когда необходимо что-нибудь сказать в ответ и удовлетворить тем самым всеобщее любопытство.

– Боже мой, господа, – обратился он к попутчикам, – если бы эта хворь напала вчера, мы с удовольствием приняли бы ваши предложения и заботы. Ведь у нас самих давно уже нет сил смотреть на страдания нашего хозяина. Этот молодой человек не доживет до старости. В детстве он упал с высоты и разбил себе голову. Посмотрите, вот какой шрам остался. После этого в течение двух лет он находился между жизнью и смертью, а когда пришел в себя, то стал словно сумасшедший. Сознание к нему вернулось, но не полностью, и все, что он делает и говорит, остается немного странным, так что он даже смахивает на слабоумного. Бедное дитя! Но я хочу успеть довести хозяина живым до его матери, которая ждет не дождется своего ребенка и уже много лет оплакивает его.

– Как же это случилось? – спросил торговец, не пытаясь скрыть, что его весьма заинтересовала эта история.

– Эй! – внезапно отозвался другой опекун молодого человека, – это уже наши семейные дела, господин мой!

– Ох, извините меня, – спохватился торговец и косо взглянул на здоровяка.

– Жан, – вмешался старый опекун, обращаясь к своему компаньону, – тут нет никакого секрета, и эти почтенные странники имеют такое же, как и мы, право знать, что на самом деле произошло. Господа, правда заключается в том, что отец этого молодого человека, крупный торговец из Фландрии, четыре года тому назад взял его с собой в путешествие. Один Бог знает, сколько стран им довелось проехать. И за все это время в стране, где проживает его мать, от них не было получено ни одной весточки. А я, господа, являюсь одним из коммивояжеров этого торговца, и три месяца тому назад я получил письмо, в котором хозяин приказывал мне прибыть в Константинополь, где он подхватил какую-то странную лихорадку. Когда я явился, бедный хозяин уже умирал. Он поручил мне заботиться о его сыне, рассказал об особенностях его заболевания, вручил мне завещание и приказал сопроводить молодого человека к его матери. И вот сейчас мы в пути, и вы теперь знаете обо всем столько же, сколько и я, Зэбе, ваш покорный слуга.

Произнеся эту речь, старик решил, что он удовлетворил любопытство собравшихся, но торговец оказался настырным и никак не отставал от него.

– Ну тогда не надо нас больше обвинять, как вы это сделали только что.

– Да разве я вас обвиняю, господа! – воскликнул Зэбе со смирением, которое еще больше подчеркивало его еврейское происхождение, – разве я хоть кого-то из вас обвинил?

– Вы же оба тут кричали: «Что такое ему сказали?» А мы вообще ничего не говорили этому молодому человеку. Мы даже не знали, что он слышит нас. Что же касается того, о чем мы говорили между собой, то говорили мы о пристойных и разрешенных вещах, можете мне поверить.

– Эх, господа, да кто же в этом сомневается? Но поймите и вы причины нашего испуга: ведь этот юноша, как только услышит что-нибудь, так сразу норовит вздыбиться, словно жеребенок, на которого нашло помрачение. И все-таки, простите мое любопытство, о чем вы говорили?

– О многих разных вещах… о жестокости тирана Ричарда III, ну и… скажем так… о его зарезанных племянниках.

– Вот-вот, – воскликнул Зэбе, – с тех пор, как он получил свою рану, стоит ему услышать о раненых детях, как он тут же приходит в страшное волнение. Вы только подумайте, ведь у этого несчастного практически нет никаких собственных мыслей. Он на лету хватает любое чужое слово. Память у него, то ли вовсе отсутствует, то ли находится в таком жалком состоянии, что он не может сказать, где он родился и куда идет. О своем бедном покойном отце он говорит с таким безразличием, словно тот для него чужой человек. И еще он на полном серьезе утверждает, что не знаком со своей матерью. Одним словом, создается впечатление, что внутри у него поселился демон, из-за которого раздвоилась его личность, и как только он открывает рот, так нам сразу приходится следить за ним, как за малым дитем, и затыкать ему рот, едва только демон начинает беситься.

– Но мне не кажется, – заметил один из присутствующих, – что его помешательство сколько-нибудь буйное. Ведь со вчерашнего дня, когда мы повстречали вас на той стороне горы, этот молодой человек ни разу не выказал ни гнева, ни нетерпения. А посмотрите, каков он в седле! Всегда внимательный, спокойный, молчаливый. А уж как он хорош собой! Мы поначалу и не сомневались, что это какой-то важный господин.

– Почему бы и нет, – заявил торговец шерстью, – кто же еще так похож на важного господина, как не богатый негоциант? А как зовут вашего господина, дружище Зэбе? – добавил он. – Я знаком со всеми крупными торговцами в Европе.

Зэбе уже собирался ответить ему и завершить таким образом эту беседу, как вдруг послышался громкий окрик часовых, переполошивший весь караван. Каждый схватил аркебузу или пику, потому что от часовых поступил сигнал о приближении довольно многочисленного отряда, а в такой ситуации всем необходимо быть начеку.

Зэбе остался охранять молодого человека. Он никак не походил на серьезного вояку. Зато Жан, его коренастый компаньон, с воинственным видом выхватил огромный тесак и устремился вперед, намереваясь разобраться с незваными пришельцами.

Появившиеся всадники были лишь разведчиками, передовым отрядом основных сил, но они так ловко сидели в седлах, обладали столь впечатляющей военной выправкой и были оснащены таким великолепным оружием и доспехами, что все воинство каравана едва ли выдержало бы даже первую атаку этого неприятельского авангарда.

Один всадник, снаряженный скорее для боевых действий, чем для путешествий, и, судя по всему, командовавший этим отрядом, выехал вперед и тоном, исполненным презрения, обратился к часовым с коротким вызывающим вопросом.

– Кто такие? – произнес он по-французски, – почему стоите на месте?