– Останется напоминанием о том, что разбила мою машину.

Эрик тушит окурок в пепельнице и берет меня за запястье. Нежно поглаживает кожу, запуская по телу новый рой мурашек.

– Я не разобью твою машину! – Пытаюсь выдернуть руку, но Эрик не отпускает.

– А вдруг? Охота ведь прокатиться? – В карих глазах и голосе вызов.

– Не до такой степени, чтобы оставлять о тебе воспоминание на всю жизнь. Или искать мастера и месяцами выводить рисунок.

– Как хочешь. – Эрик наконец отпускает меня и отходит к окну. – Но пока мне будут набивать тату, подумай.

Он снимает с себя рубашку, и я разглядываю его тело. На плече красуется шрам. И на спине. Везунчик весь в них. Сколько падений и операций у него было?

– Откуда столько отметин? – мой голос почему-то звучит встревоженно.

– Ступени моей смелости.

– На голове тоже есть?

– Голову стараюсь беречь. Для работы необходима.

– Кем ты работаешь? Каскадером? – хмыкаю я.

– Было подобное. Пару раз выполнял трюки. Друг, который был с нами в клубе, с тех пор в шутку называет Джеки Чаном.

– Ты и впрямь безбашенный, – выдыхаю я, разглядывая тренированное тело и чувствуя, как волоски на коже опять встают дыбом.

Нужно будет обязательно найти видео его падения и посмотреть.

– А ноги?

– Боишься, что у меня там протезы?

– Не удивлюсь.

– Всё, что ниже, рабочее и в отличном состоянии, – подмигивает Эрик, прожигая темнотой своих глаз.

Другого ответа я и не ожидала.

Патрик появляется в комнате и кивает Эрику на кушетку. Почти два часа я наблюдаю, как везунчик время от времени корчится от боли, когда игла входит слишком глубоко. Размышляю над его предложением и стрелками, которые он изобразил на листе бумаги. Я совсем не ношу украшений, а этот рисунок похож на изящный браслет. Можно попросить мастера сделать линии тонкими. Но как представлю дискомфорт, когда игла входит в кожу, запал тут же становится меньше. А впрочем… Почему бы и нет?

Абстракция в индивидуальной прорисовке, которую Патрик наносит на плечо Эрика, очень красивая. Элементов много, рано говорить о конечной картинке, но даже сейчас работа выглядит впечатляющей.

– Нужно будет еще подъехать, как заживет, – говорит долговязый. – Три или четыре сеанса минимум, чтобы выглядело естественно.

Эрик кивает, поднимается с кушетки и разминает затекшие мышцы. Поворачивается и в течение нескольких секунд изучает мое лицо.

У меня было два с лишним часа, чтобы подумать. И я решилась. К тому же повод действительно стоящий.

Пока везунчик курит у окна, сажусь напротив рыжего парня и протягиваю ему руку.

– Боль я переношу сносно, – тихо сообщаю, на что он коротко усмехается. – Хочу, чтобы конечная картинка выглядела неброско. Вдруг я в стюардессы решу пойти?

– Принято. Если надоест, то знаешь, где меня найти. Верну всё в первозданный вид.

Нанесение моего тату на запястье занимает значительно меньше времени. Я умалчиваю, что, пока наблюдала за процессом, мне еще пришла идея рисунка. Возможно, и ее как-нибудь осуществлю, но уже в другом месте и с другим мастером. Не таким серьезным и молчаливым.

В конце Патрик смазывает кожу гелем и объясняет, как ухаживать за татуировкой, пока она не заживет.

– Правда нравится? – интересуется Эрик, заметив, что я рассматриваю его подарок на свету от лампы.

– Пусть для начала заживет, – отвечаю я и протягиваю ладонь. – А сейчас давай ключи от машины.

Везунчик отрицательно качает головой, а я вспыхиваю от негодования.

– Вдох-выдох, лори. Считай до десяти и запоминай: я всегда держу свое слово. Для начала настрою кое-что в электронике и забью в навигаторе адрес ближайшей аптеки. Купим препараты, которые выписал Патрик, а после поедем в гостиницу.

– Даже не спросишь, согласна ли я продолжить вечер в твоей компании?

– Ты его уже дала. Разве нет? – медленно говорит везунчик, щуря глаза. – Иначе зачем это всё?

Ничего не отвечаю. Молча иду на выход, чувствуя, как жжет кожу на запястье и как сердце предательски ёкает, когда Эрик протягивает мне ключи от своей машины.

Я беру их, испытывая потрясающие ощущения. Но они тут же смазываются другими, более головокружительными, потому что везунчик прижимает мое неподвижное тело к своей стреле и блокирует, ставя руки по обе стороны от меня на крышу спорткара. Я чувствую его запах. Чуть-чуть мяты, цитруса, алкоголя и табака. Неосознанно провожу кончиком языка по губе. Желание, чтобы он поцеловал, становится сильнее, и его всё сложнее контролировать.

– Скажи, что тебе есть восемнадцать, – хрипло просит Эрик.

Я неотрывно смотрю на его чувственный рот. Стоит сделать небольшое движение вперед, и наши губы коснутся друг друга. Везунчик медлит, будто его действительно волнует, сколько мне лет, хотя в глазах бушует шторм. Как и я, он уже всё для себя решил, но ждет, когда я подтолкну нас обоих к пропасти и отрежу пути к отступлению.

– Больше. Мне двадцать один, – выдыхаю и касаюсь губами его рта.

Эрик всё же теряет контроль. Целует напористо, глубоко, долго. Есть в нём что-то дикое, необузданное и притягательное. И этого не спрятать за нарочитой сдержанностью. Везунчик вжимает меня мощью своего тела в машину и обхватывает ладонью за ягодицу, сминая ее до отчетливой боли. Я громко охаю, а он тут же ловит этот звук и снова проталкивает в мой рот язык.

Что я там вещала несколько часов назад про страх и дюжину извращенцев? То был легкий мандраж. А теперь по-настоящему страшно. От силы своих ощущений, когда нахожусь в сомкнутых руках человека, которого совершенно не знаю.

– На повороте сверни направо, – говорит Эрик и, докурив сигарету, закрывает окно.

– Там знак. Нельзя, – предупреждаю я, бросая быстрый взгляд на невозмутимого везунчика.

Не пойму, он любит свою машину или нет? Я делаю всё, чтобы увидеть зловещий блеск в карих глазах, но в ответ получаю убийственное равнодушие. Хочется стесать бочину его стреле за это. Вон у него какой мастер-умелец из «Вертепа» имеется. Нарисует новое так, что и не отличить потом от родного.

– Где ты работаешь? – спрашивает везунчик.

– Хочешь прикинуть, потяну ли я ремонт твоей машины? Нет, не потяну, – досадливо хмыкаю я.

– И всё же?

Соврать или сказать правду? Впрочем, никакой разницы. Вряд ли мы ещё с ним когда-либо увидимся.

– В госпитале. Санитаркой подрабатываю. Полы мою, утки за больными выношу. Та ещё работёнка. Но помогать людям – моё.

Эрик хмурится.

Ну ладно, в частной клинике. И не полы мою, а прохожу стажировку. Но не суть, так как изредка и санитаркой тоже бываю. Остальное время провожу за учебой и работой в ноутбуке. Отец тщательно следит за тем, чтобы я не бездельничала. Ну или по крайней мере создает видимость, что таким образом интересуется моей жизнью.

– В меде, что ли, учишься?

– Пытаюсь.

Тоже неправда. Я будущий инженер по медицинскому оборудованию. С этого года перевелась на заочное отделение. У меня математический склад ума и с детства интерес к железкам. Еще бы не лениться и развивать способности, как говорит мой отец. А я часто ленюсь, да еще и мотивацию потеряла с этими разговорами о свадьбе с его престарелым партнёром.

– Медсестричка, значит?

– Угу. А ты?

– Распизд*й и наследник огромной империи. Каждый вечер зависаю в клубе и ищу, с кем весело провести время, – тут же отвечает Эрик.

– Коллекционируешь экзотических зверьков?

Он усмехается.

– Паркуйся у обочины, лори. Я пересяду за руль, а то ползем как черепахи. Или ты боишься педаль сломать?

Везунчик меняет маршрут в навигаторе и достает из кармана брюк телефон. Кому-то набирает сообщение, пока я прислушиваюсь к собственным ощущениям.

– Зачем нам на автомагистраль? – спрашиваю.

– Последняя попытка, глазастик. Там сможешь разогнаться аж до шестидесяти. Если хватит смелости, – ёрничает он.

Сплошные противоречия, однако. Выбесить его хочу я, а происходит всё с точностью до наоборот. Я люблю скорость. На моем жуке особо не разгонишься, и Пётр иногда дает мне покататься на внедорожнике отца. Но сейчас не хочется куда-либо торопиться, выжимать максимум из порше везунчика. Мне нравится ползти, как черепаха, наслаждаться видом ночного города и своими настоящими эмоциями. Иногда важен сам процесс, а не результат. Хотя и он тоже имеет значение.