Литмир - Электронная Библиотека

– О чём размечтались, молодой человек?

Я вздрогнул от неожиданности.

– Александр Давидо̀вич, я не ошибаюсь?

– Ошибаетесь, Эсфирь Соломоновна. Давыдов я. Алексей. Давидо̀вич – он в третьем отряде, а я в пятом.

Она слегка покраснела. На уроках истории я присутствовал только во второй раз, и неудивительно, что новая «училка» перепутала мою фамилию с фамилией другого коммунара.

– Да, конечно, простите. – она сделала пометку в журнале. – Ступайте к доске… Давыдов!

…Вперед, вперед! К пролому! К пролому!..[2]

– Можете напомнить, на чём мы остановились в предыдущий раз?

– На дне Святого Криспина. – немедленно среагировал я. Прошлый урок педагогиня закончила кратким – чересчур кратким, на мой вкус, – рассказом об Азенкуре.

– Какого ещё святого? – глаза Эсфири Соломоновны, большие, чёрные, как греческие маслины, слегка навыкате, как у многих выходцев из черты оседлости – сделались удивлёнными.

– …ты сам этого хотел, Жорж Данден!..[3]

– Как? Разве вы не читали Шекспира? – пришла моя очередь строить из себя удивлённую невинность. – Это же из «Генриха Пятого», пьеса такая…

…Кто переживший день тот, цел домой вернётся,
Дрожать от страха будет, день тот вспоминая.
Настанет завтра день Святого Криспина, и тот, кто уцелел,
Засучит рукава, и, обнаживши шрамы, скажет:
«Вот эти раны я получил в Святой Криспинов день…

– с завыванием продекламировал я. Не то, чтобы мне когда-то приходило в голову учить шекспировские пьезы наизусть («Быть или не быть» не в счёт, разумеется), но этот монолог короля я помнил крепко. В основном, благодаря эпизоду из фильма «Человек эпохи Возрождения» с Дэнни де Вито в главной роли.

Сказать, что Эсфирь Соломоновна была сконфужена – значило бы сильно преуменьшить истинное положение вещей. Несчастная учительница покраснела как рак, до мочек ушей (очень милых, надо отметить, аккуратненьких ушек, украшенных крошечными серебряными серёжками с бирюзовыми капельками) и посмотрела на меня взглядом затравленного оленя. Я сжалился.

– У отца в библиотеке имелось собрание сочинений Шекспира с картинками, и я любил их рассматривать. Как раз возле этого кусочка текста была особенно красивая иллюстрация – рыцари, лучники, король верхом на коне, с мечом… вот я и запомнил.

– Что ж, замечательно. – она помедлила. – А ещё какие-нибудь стихи на эту тему ты знаешь?

…В конце концов – почему бы и нет? Очаровательной Елены свет-Андреевны в коммуне нет и непонятно, появится ли она когда-нибудь. Отношения с Татьяной никак не складываются, оставаясь уже который месяц на стадии взаимных подколок и редких откровений. А Есфирь Соломоновна очень даже миловидна, фигурка выше всяких похвал, и не помешает произвести на неё благоприятное впечатление. Без всякой задней мысли, разумеется, исключительно ради чистого искусства.

– Знаю одно. – сказал я. – Только это не Шекспир, но зато как раз про сражение при Азенкуре. Один малоизвестный поэт, у мамы была маленькая такая книжечка, на серой бумаге. Фамилии, простите, не помню.

– Ничего, Алёша, это не так важно. Ты читай, читай…

…Ага, уже не «Давыдов», а «Алёша»? А глазки-то потупила, и румянец не сходит со щёчек…

Я откашлялся.

…Доспехи – вдрызг. Шлем сброшен. На смех курам
Мой вид. И, слава Богу, смерть вблизи.
На борозде войны под Азенкуром
Стою, по наколенники в грязи.
Где пала голубая Орифламма
В объятья сотни бешеных копыт,
Где плачет к отступлению навзрыд
Далекий рог. И щит, врезаясь в щит,
Кричит, как иудей над пеплом Храма —
В оси еще живого колеса
Голов, кирас, блестящих конских крупов
Стою, светя средь гор железных трупов
Свечой кровоточащего лица…

Я умолк. В классе повисла мёртвая тишина. Все, включая двух парней с «галёрки», обычно мало интересовавшихся происходящим у доски, смотрели на меня во все глаза.

– А «орифламма» – это что? – спросила Рита Ольховская, девочка из седьмого отряда, сидящая, как и полагается примерным ученицам, на первой парте.

– Французское королевское знамя, штандарт. – среагировал я, прежде чем Эсфирь Соломоновна успела открыть рот. – Только на самом деле она была не голубая, а пурпуровая, с вышитыми золотом языками пламени. При Азенкуре Орифламму захватили в качестве трофея англичане, и это стало одним из самых горьких символов поражения Франции. Но это была не самая страшная их потеря в тот день…

…Виват тебе, неведомый мой брат,
Что, налетев всей массой мне на грудь,
От крови пьяный, в плен решил не брать!
Виват огню твоих прекрасных рук.
Руби наотмашь, не дрожи, не целься.
Мой меч – обломок, жду и не бегу.
На лютне стали, мальчик из Уэльса,
Спой реквием последнему врагу!..

Я пробежал глазами по рядам парт. Коммунары, замерев, внимали.

– После битвы англичанам досталось много пленных. За рыцарей тогда было принято брать выкупы, их старались не убивать, а захватывать живыми. Но когда пришло известие, что к разбитым французам вот-вот подойдёт подкрепление – король Генрих приказал перебить пленников, всех, до единого. Известие оказалось ложным, но дело было сделано – несколько сотен дворян лучших французских фамилий пали, как скот под ножом мясника.

..Аррасских графов ветреный потомок,
Я шел, пока хватало сил, бренча
Железом. И за жизнь, как за обломок
Холодного кастильского меча
Держался. Но всему свои пределы
Искромсан щит, забился в корчах конь…
Ты слышишь, слышишь, Пресвятая Дева,
Хранившая французов испокон:
Когда последний из полка, устав
От боли, опрокинется на шелк штандарта,
Сжав
Подрубленный сустав,
Крестом себя по пашне распластав —
Не осуди! Пока он мог – он шел…[4]

Тишина в классе звенела. На передней парте беззвучно вытирала раскрасневшиеся глаза отличница Рита.

– Спасибо, Алёша. – выдохнула опомнившаяся наконец Эсфирь Соломоновна. – Нам все очень понравилось, верно, ребята?

Класс одобрительно загудел – в том смысле что «да, ещё как понравилось!..»

– Через месяц, двадцать третьего февраля, мы отмечаем День Красной Армии. Будет праздничный концерт, может, ты прочтёшь?..

Я решительно помотал головой.

– Нет, Эсфирь Соломоновна, не стоит. Стихи, конечно, замечательные, просто немного… не в тему, что ли? Давайте подготовим что-нибудь другое – Маяковского там, Багрицкого… Или, скажем, Николая Тихонова, «Балладу о синем пакете» – чем плохо? Поверьте, так будет правильнее.

Зазвеневший в этот самый момент звонок избавил меня от продолжения неловкой сцены.

вернуться

2

Реплика Бадольфа из пьесы Уильяма Шекспира «Генрих V».

вернуться

3

Фраза из комедии Мольера «Жорж Данден или Одураченный муж», ставшая крылатой.

вернуться

4

Стихи Е. Сусорова

6
{"b":"808438","o":1}