Я приподняла волосы, открывая шею и скулы, повертела головой, прикидывая, как буду смотреться с причёской, которая подходила бы этому платью лучше всего. Перфекто. Лучше и быть не может. Скрупулёзно снятые мерки, крой, дорогие ткани – и хоть сейчас под венец. Потому что расставаться с ним ни на миг не хочется.

Аня стояла за моей спиной, сложив руки у груди – и казалось, что сейчас расплачется.

– Ты такая красивая, Поля. Даже самой замуж захотелось.

– Так иди, – я усмехнулась, глядя на неё через зеркало. – Кто там тебя сейчас зовёт? Роман?

– Андрей, – обиженно поправила меня подруга. – С Ромой мы расстались ещё два месяца назад.

Я и хотела бы присвистнуть, да не умела. Не успела я ещё привыкнуть к Ромочке, который обхаживал подругу… Семь месяцев? Девять? Как теперь на меня свалилась новость, что у неё какой-то Андрей. Который уже – дамы и господа! – зовёт её замуж.

– Ты страшный человек, Аня, – я покачала головой, проводя ладонью по приятно неровному кружеву под грудью. – Как ты до сих пор не увела у меня Антона?

Та махнула рукой.

– Ну, во-первых, уводить мужчин у подруг – это низко и вообще табу. А во-вторых, он же влюблён в тебя без оглядки. Правда, не знаю, почему.

Она показала мне язык в ответ на возмущённый взгляд. Я снова посмотрела на своё отражение. Повела плечами, маясь от первого раздражающего ощущения. Как будто что-то кололо под лопаткой.

– Ты точно вынула все булавки?

Попыталась пошарить по ткани, но не удалось дотянуться.

– Шутишь? – фыркнула Аня, подходя ближе. – Это же моя репутация…

Она провела ладонью по кружеву, ощупывая. А я пристально уставилась в своё отражение: уж больно странным оно показалось. Как будто смотрела на меня с той стороны зеркала совсем другая девушка, а сама его поверхность плыла, покрывалась рябью, открывая картину вовсе не Аниного салона, а какой-то полутёмной комнаты с каменными стенами и узким окном. Это видение длилось всего миг, а после меня словно скрутило стальным кольцом там, где был поясок. Сдавило все внутренности – и показалось, что сейчас раздробит позвоночник. Не помню, кричала я или нет. Скорее всего, просто вздохнуть не могла. Аня захлопотала вокруг меня испуганно, мелькая светлым пятном блузки перед глазами – вперемешку с другими пятнами, которые застилали всё впереди. Я не могла дышать и говорить. Только чувствовала, как кренюсь вбок. Меня пытаются подхватить чьи-то руки, но сил их хватает только на то, чтобы хоть как-нибудь мягко уложить на гладкий мраморный пол.

– Снимите, – прохрипела я то ли тихо, то ли и вовсе беззвучно. – Платье.

Последним увидела лицо подруги, склонившееся близко-близко. Она говорила что-то. Я не расслышала. А после просто провалилась в обморок.

Я никогда не падала в обмороки раньше, а потому не знала, как должна чувствовать себя в этот миг. Но даже так могла понять, что вовсе не типичные ощущения обуревали меня.

Казалось, что я бегу. Дышу часто и рвано, захлёбываюсь густым, влажным, будто перед грозой, воздухом. В ногах плещется подол длинного платья. Тяжёлый: то ли бархатный, то ли атласный – некогда смотреть. Потому что за мной гонятся. Я слышу его хрип – сочный, жадный – и нет сомнения в том, что это не человек. А значит, меня хотят сожрать. Или просто разорвать на куски ради удовольствия и в угоду кровожадности. И я боюсь оглянуться, потому что знаю: если увижу преследователя, просто остолбенею от ужаса. Потому надо бежать.

Трещат под ногами ветки. Иногда хлюпает грязь – и обувь уже промокла давно, но это всё равно – лишь бы скрыться. С головой накрывает ощущение жуткой ошибки и беспомощности, будто я сама загнала себя в эту западню. Только либо не знала, либо не помнила, как такое случилось.

Что-то явно пошло не так в этот день.

До меня волной докатывается страшный смрад, который даже не с чем сравнить. Гниющего мяса вперемешку с конским потом и стоялой, давно протухшей водой. Что-то острое цапнуло подол. Задержало. Я споткнулась, но сумела устоять и ринулась дальше, почувствовав ещё один взмах огромной лапищи за спиной. Вскрикнула, не удержав вспышки невыносимого ужаса. Вытянула перед собой руки, чтобы отвести от лица ветки густого подлеска. Они ударили мокрыми плетьми по ладоням, осыпали каплями недавно прошедшего дождя. На миг брызгами охладилась голова, гудящая от напряжения и бестолковых, разорванных на клочки ужасом мыслей. Прокатилась ознобом по влажной спине прохлада сырой низины.

Чьи-то голоса послышались вдали.

– Паулине!

Я повернула к ним – за спасением. Или нет? А преследователь не отставал, гнал меня будто в капкан, который расставили на меня где-то там, впереди. Того и гляди сомкнётся на щиколотке – тогда уж не сбежать. Голоса стали громче, разнеслись метящимся между деревьев эхом, путая: куда дальше? Где они?

Что-то просвистело, как будто бесшумная пуля. Тот, кто бежал за мной, рыкнул тихо, с подвыванием, но не остановился. Только шаги его стали тяжелее и медленней. Ещё одна тёмная полоса мелькнула сбоку, заставив дёрнуться в сторону: не зацепило бы. Судорожный низкий всхлип за спиной. Треск валежника под тяжёлым телом. Я снова повернула, укрылась за широким тёмным стволом. Выглянула из-за него: тихо и пусто. Будто все, кто мгновение назад были вокруг, провалились сквозь землю.

Я прислонилась спиной к шершавому, дерущему спину через ткань дереву и закрыла глаза. Самое время. Другого шанса не будет, иначе меня всё же поймают не одни охотники, так другие. Чёткое осознание этого наполнило голову ясностью и решимостью. Я достала из потайного кармана платья кинжал, взвесила в мокрой от испарины и росы ладони. Обхватила её крепко и, задержав дыхание, ударила себя в бок.

Виски ломило так, будто сейчас их сжимали огромными тисками. К тому же невыносимо резало в боку, под самыми рёбрами. А уж после гвоздями вбился в уши совсем не тот шум, который можно было ожидать в салоне платьев. Топот, словно мимо меня проносился табун лошадей, выкрики. Показалось сначала, на незнакомом языке, но с каждым мигом они становились понятнее. Будто из памяти появлялись новые слова.

Как же тяжело дышать… И во рту пересохло страшно. Тело ещё не желало слушаться, лишь позволо принимать хоть какие-то сигналы отовсюду. Пахло сырой землёй и смятой травой. И чем-то солёным… Как будто кровью? Уж точно не морем.

Я слабо помотала головой, пытаясь стряхнуть это липкое наваждение, но оно не отступало. Крики стихали, уступая место какому-то неестественному безмолвию.

Я открыла глаза, пытаясь пошевелить хоть чем-то. Хоть мизинцем – и с удивлением поняла, что в ладони лежит холодная рукоять то ли ножа, то ли ещё какого оружия. Плавно изогнутая, с непонятными узорами, которые обвивали её по всей длине. Я так и лежала, ощупывая совершенно непривычный для меня предмет и глядя в небо над головой. Странное осознание наваливалось постепенно: это не то небо, к которому я привыкла. Нет, оно было обычным: хмурым, словно осенью, затянутым тяжёлыми перетекающими тучами. И неуловимо другим.

Я вновь закрыла глаза, надеясь, что это просто дурацкий сон. Или последствия обморока, в который свалилась в примерочной. Топот резко приблизился. Я вскинулась, внезапно обретя силы – и едва не прямо перед глазами оказалась мускулистая грудь вороного коня. Чуть выше – морда, трепещущие вокруг удил губы и круглые ноздри, жадно втягивающие воздух.

– Вы в порядке, мейси? – холодный, будто камень, голос свалился на голову.

А потом над шеей коня показалось лицо мужчины. Молодого, но уже далеко не юного, с точёными, выпуклыми чертами. Широкий, чуть тяжеловесный подбородок, резкие скулы, длинный аристократичный нос. И глаза – такого же цвета, как небо над ними. Сумрачные, стылые. Его влажные то ли от пота, то ли от мороси волосы падали небрежными волнами вокруг головы, только что взъерошенные рукой.

Я снова упала на землю. Грянулась спиной о какой-то камень, на котором до этого лежала, совершенно не чувствуя. Что за бред? Что за кони и мужчины, словно со страниц женских романов? Кто-нибудь дайте мне нашатыря, чтобы я скорее пришла в себя!