Город вокруг неуловимым образом изменился. Улицы стали уже и беспорядочней, дома растеряли былой цвет, а удушающее амбре свалки разило наповал.

– Возьми вот, – Асавин притянул парню надушенный платок, – а то еще окочуришься с непривычки. Это самый вонючий квартал города, Крысиная улица. Обещаю, чуть дальше будет уже не так ужасно.

По улицам и правда бегали целые толпы крыс, выныривали из мусорной насыпи и забивались в щели по домами. По пути часто встречались нищие с ведрами, полными барахла и гнили, с ног до головы покрытые коркой грязи. Немного презентабельней выглядели крысоловы, в коротких бриджах и одутловатых шляпах, отягощенные клетками с шуршащей добычей. В подворотне орала какая-то пестрая толпа, за их спинами абсолютно ничего нельзя было разглядеть.

– Бей его! Откуси ухо! – послышалось из этого нечленораздельного воя.

Тьег вопросительно поглядел на Асавина, тот спокойно ответил:

– Крысиные бои.

Толпа издала ликующий рев, затем отхлынула, и на грязную мостовую рухнуло окровавленное полуголое тело, в голове которого торчал ржавый обломок. Несколько человек кинулись обобрать его. Тьег отшатнулся, Асавин буднично произнес:

– Крыса убила крысу. Не глазей так, а то и тебя убьют.

Совсем не пустое предостережение. Глупо стоять между мародером и его добычей.

За тугими узелками улиц показалась густая черная пелена.

– Пожар? – спросил Тьег.

– Фабрики, – ответил Эльбрено. – Стоят за стеной, но дым доходит аж до района Угольного порта. Часть на угле, часть на змеином молоке. В основном, оружейные, а тут, в их тени, обитают фабричные работяги, что из свободных.

– Ааа, – протянул парень, – я слышал что-то такое. Тут делают самострельные трубки.

– «Гадюки», «аспиды», – кивнул Асавин. – Вся стража уже ими вооружена. Грозное оружие, но пока его перезарядишь, можно получить пару ножей в бочину.

Глаза Тьега азартно загорелись:

– Всегда было интересно, как это работает! Как вода может заставить железный шарик лететь?

– Аякоса – это не вода, – фыркнул Асавин. – Это – конденсат змеиного молока. Чирк кремниевым замком, – блондин звонко щелкнул пальцами перед носом у завороженного парня, – искра воспламеняет пары аякосы. Бах! – шарик летит.

– Чудеса, – вздохнул Тьег.

«Собери свою первую сотню «гадюк». Посмотрим, что станет с твоим восхищением», – подумал блондин.

Они нырнули в темную подворотню. На пути им встретилась подозрительно выглядящая компания. Шрамы, кровоподтеки, кривые зубы густо—алого цвета и цепи, обмотанные вокруг рук. Тьег моментально встал в защитную стойку, положив ладонь на эфес шпаги. Асавин даже не шелохнулся. Он узнал их. Старые клиенты. Один из бандитов обвел блондина мутным взглядом и прохрипел:

– Есть… че?

– Я на поклон, – спокойно ответил Асавин, словно невзначай коснувшись цепи на шее.

Про поклон, конечно, была бессовестная ложь, но иначе от этой братии было не отделаться. Здоровяк рассеянно кивнул, и шайка расступилась перед ними, пропуская дальше по улице.

– Какой еще поклон? – спросил Тьег, когда они разминулись с бандитами.

Говорить об этом не хотелось, но игнорировать вопросы тоже не получится.

– Помнишь, я говорил тебе, что обладаю связями? – неохотно начал Эльбрено. – Я работаю на влиятельного, но своеобразного… герцога, и должен отчитываться ему, но в последнее время пренебрегал этой обязанностью.

– Уверен, что смогу все ему объяснить, – ответил Тьег.

– Стой.

Асавин обернулся к мальчику:

– Ты – мой племянник, понял? Что бы ни случилось, пускай даже герцог будет спрашивать, кто ты и откуда. Не вздумай раскрыть себя.

Черненые брови сошлись на переносице, мальчик кивнул. Вот и славно.

Они вынырнули из подворотни на поперечную улицу и чуть не запнулись о свалку лежащих людей, укутанных в мешковину. Чертыхнувшись, Асавин перепрыгнул через живую груду. Вдоль улицы бродили тощие девицы с ярко раскрашенными лицами. Одна из них улыбнулась Асавину, зубы у нее были черными:

– Ну здравствуй, красавчик. Не хочешь подсластить одиночество?

Асавин проигнорировал шлюху и брошенный в спину поток оскорблений. Улица Лилий никогда не радовала его, здесь он по неопытности собрал свой первый букет и отнюдь не роз. В «Негоднице» девчонки были куда чище и симпатичней.

Мальчишка как-то притих и помрачнел. Он словно зверь чуял для себя опасность отовсюду. «Ой, зря я поддался ему», – вновь подумал Асавин.

– Сделай лицо попроще, улыбнись, и играй, блядь, свою роль, – сказал он, толкнув двери кособокого здания.

Двухэтажный дом с покосившейся крышей было похож на облезлого голубя: краска облупилась, часть черепицы отвалилась, а часть разворовали. Выцветшая вывеска некогда гласила: «Эллинор Карио», однако буквы давно стерлись, осталась только «нор Ка». Один из старейших игорных домов Угольного порта и один из немногих, что пережил пожар десятилетней давности. Асавин слышал об этом событии. Тогда погибло много людей, но в «Норке», говорят, игроки в крейнирский пакс не шевельнули и мускулом. Нынче она со всеми потрохами принадлежала Висельникам и приносила им немалый доход. Подручным Френсиса под страхом адских мук запрещено было ошиваться здесь. Им вообще запрещалось играть где—либо кроме их логова, которое, кстати, было совсем неподалеку. От близости Висельников по спине пробегал влажный холодок, но Асавин не собирался задерживаться. Сюда со всех концов Угольного стекались все городские сплетни и местных он знал очень хорошо.

В «Норке» всегда царила непередаваемая атмосфера разбитного нищенского гуляния. Громкая музыка, вечный стук костяшек хурука, визгливый смех девок и глухие тычки пьяного мордобоя. Тускло—красные, словно тошнотворное местное вино, портьеры посерели от пыли и были изъедены огромной жирной молью. Потолок давно стал черный от копоти множества трубок, кальянов и палочек сладкого опиума. Тьегу хватило ума не вертеть головой во все сторону. Асавин быстро осмотрел зал, и наметанный взгляд выхватил в толпе знакомую фигуру.

– Лонни! – ухмыльнулся он, протянув руку съежившемуся за столом парню. – Яркого дня. Давно не виделись.

Сидящий хмуро зыркнул на собеседника и нехотя протянул правую руку. В левой у него был зажат веер разноцветных квадратиков. За столом с ним сидели еще три странных упыря. Кажется, воротилы с Черного рынка. Асавин почти не сомневался, что его товарищ скоро проиграет последние портки.

– И тебе ни серых, ни благих, – мрачно ответил играющий общепринятую в здешних кругах фразу.

Асавина всегда поражало, что такой щуплый парень может говорить настолько низким, глубоким, богатым на интонации голосом. Его товарищ, темноволосый, бледноватый, коротко стриженный и гладковыбритый, имел ко всему тяжелый, вечно недовольный взгляд. Бордовая мантия алхимика сидела на нем, как мешок на тощем пугале.

– Эй, Аэрти, не отвлекайся, – гаркнул упырь за столом. – Твой ход. Пасуешь?

Алхимик дернул щекой от волнения. Поколебавшись, он стукнул по столу костяным веером, сложив из него сложную фигуру.

– Царица фей, – глухо сказал худой.

Его оппонент ощерился редкозубой улыбкой:

– А ты шустрый… Но мы шустрей.

Он вальяжно выложил свою фигуру.

– Дракон поимел твою царицу.

Его приятели скотски заржали, но алхимик не изменился в лице, только темные, то ли зеленые, то ли карие глаза медленно проследили, как золото утекает из—под его руки.

– Ну что, еще разок, Аэрти? – усмехнулся щербатый.

Прежде чем алхимик ответил, Асавин положил руку ему на плечо:

– О нет, господа, боюсь, он не может. Он и без того должен кораблик золота.

– А ты кто, его жена? – оскалился щербатый. – Начхать, что он там тебе должен, это его проблемы. Шел бы ты отсюда…

– Нет—нет, господа, – ухмыльнулся в ответ Асавин, – вы не поняли. Он должен Френсису. Надеюсь, его-то вы знаете? Может, желаете перетереть с ним за весь этот шорох?

Воротила мгновенно захлопнул пасть вместе со рвущимися на волю остротами, только глаза по-крабьи забегали. Имя Френсиса имело неизменно успокаивающий эффект за всех борзеющих.