После допроса всех политически важных фигур и их помощников, Иллиола уверился, что палаццо – потревоженное осиное гнездо, в которое лучше даже и не соваться. Меньше всего ему понравился архиепископ Черной Маски и по совместительству главный советник, Игнацио Антера. У этого господина были такие ледяные глаза, что даже Кеан ловил себя на крамольных мыслях. Мог ли Антера получить выгоду от убийства бога собственной церкви?

– Поскорей, молодой человек, – чеканил Его Преосвященство. – Вы отвлекаете меня от очередного заседания.

Да, архиепископ был неприятным субъектом, но судя по усталым складкам вокруг глаз и бледным впалым щекам, он, как и Кеан, не спал несколько дней подряд. Антера явно не был готов к произошедшему, и за ледяными словами скрывалась вселенская усталость. Выборы нового сосуда – дело трудоемкое. Спланируй он смерть старого, у него почти наверняка была бы уже наготове замена.

Вздохнув, Кеан осушил бокал с охлажденным отваром лимонной травы. Протектор в очередной раз вдоль и поперек обшарил дворец. Все сады, стены и кладовые, несколько раз проверил посуду на наличие следов отравы и, наконец, решился спуститься к телу. Хоть его и хранили в прохладном погребе, и курильницы нещадно жгли благовония, миазмы разложения витали в воздухе. Кеану было больно смотреть на труп неприметного пузатого мужчины, посиневшего от удушья. Редкие сальные волосы, поросячьи глазки и даже член, и тот не больше свиного пятака. Жалкое зрелище, и это сосуд бога? Протектору хотелось бы ударить самого себя за такие мысли, но он ничего не мог с ними поделать, они витали вокруг, как и трупное зловоние.

Кеан заставил нескольких лекарей палаццо вместе с имперскими алхимиками, сопровождавшими Линшеха, разбираться, что за яд послужил причиной смерти. Их вердикт был неожиданным.

– Ночной Принц, – констатировал алхимик, озвучив коллегиальное решение. – Очень опасный, но сложный в изготовлении яд, редко встречается в южных широтах…

Откладывать похороны и дальше было бы проявлением неуважения к сосуду, и Кеан нехотя дал отмашку готовить тело к погребению. Все равно больше ничего покойник, увы, не мог ему поведать. Кеан ни на шаг не приблизился к поимке виновного. Что-то явно ускользало от его внимания, и утомленный разум отказывался складывать отдельные фрагменты в четкую картину. Он был словно переполненная чаша, ему срочно нужно было опустошиться.

Ближе к вечеру ноги сами вернули его в Протекторат. С кухни уже доносились запахи ужина и крики главного повара. Рыцарь оставил Гора у коновязи, а сам направился в купальни. В это время здесь было почти безлюдно, и несколько лампадок бросали отблески на потертые мозаичные картины по стенам. Девушки набирали воду в фонтане, мыли апельсины или сидели у воды, румяные, обнаженные, хорошенькие. Кеан на ходу расслабил шнурки кирасы, скинул одежду, оставив лишь красную маску на смуглом лице.

Он любовался спиной обнаженной девушки. Она стояла по пояс в воде, с маленьким кувшинчиком в руках, из которого текло ароматное масло прямо в покрытую мозаикой ванну. Кожа смуглая, словно полированное дерево, точеные формы, небрежно собранные на затылке волосы, изящная длинная шея. Услышав его, она обернулась. Темные выразительные и немного несимметричные брови, под которыми вырисовывались карие глаза, маленькие пухлые губы. Грудь чуть колыхнулась от движения, тихо звякнул железный ошейник на шее.

Кеан не мог оторвать глаз от ее красоты. Она недавно стала Сестрой Отдохновения. Кеан не знал ее настоящего имени. Для него и для всех остальных она была сестрой Настурцией, собственностью Протектората.

Девушка поставила кувшин на пол и медленно вышла из воды, словно желая, чтобы он полюбовался влажным блеском ее кожи. Маленькие ладони скользнули по его груди, остановившись на небольшом крестовидном шраме под правым соском – единственном напоминании о тяжелом ранении. Губы зовуще приоткрылись, и горячая ладонь потянула Кеана в купальню, прямо в надушенную воду. Он погрузился в аромат розового масла и позволил рукам блуждать по утомленным мышцам. Влажное тело прижалось к нему сзади, мягкие холмики скользнули вдоль лопаток, горячие губы обжигали плечи, ее густые волосы волной рассыпались по груди рыцаря, набухая от влаги. Изящные пальцы посчитали ребра мускулистого торса, такого же смуглого, как и кожа девушки, плавно опустились на плоский сухой живот и ниже, к затвердевшему от желания члену. Как же это было приятно и как же ему этого не хватало. Несколько секунд, и Настурция уже властвовала над его вставшей плотью, гладя, целуя и прикасаясь пухлыми губами, пока парень не сграбастал ее и не примял прямо к прохладной плитке. Девушка податливо устремилась к нему. Большие карие глаза под густыми ресницами, приоткрытый чувственный рот, в который он впился, гибкие ноги, что переплелись за его спиной, и влажный жар ее лона, в которое он жадно погрузился – все это заставляло его судорожно двигаться все быстрей и быстрей, спеша выплеснуть из себя утомительные душные дни вместе с семенем. Она таяла под ним смуглой льдинкой, извиваясь и потворствуя его желаниям. Ладонь погладила Кеана по лицу, пальцы прошелестели по ткани маски…

– Хм… Я не помешаю?

Кеан вздрогнул, отстранившись от девушки. Та ужиком вывернулась из—под него, подхватила кувшинчик с маслом и убежала в один из темных порталов.

Кассий! Кеан прожег мужика недовольным взглядом. Крепкий, с курчавыми волосами на груди и густой черной щетиной, нежился в соседней ванной. Как можно было его не заметить? Все внимание отвлекла на себя Настурция. Кеан шагнул в купель приятеля, скорчив недовольную физиономию. Кассий же, наоборот, подрагивая от беззвучного смеха, глотнул из серебряного сосуда.

– Что смешного? – прорычал молодой протектор. – Нельзя было сразу сказать?

– Как можно! – насмешливо ответил бородач. – Пропустить такую… ик…сцену страсти!

Кеан поморщился:

– Кас, ты опять пьянствуешь? Что на это скажет отец Симино?

Собеседник бултыхнул жидкостью в кувшине:

– Ты ошибаешься, приятель. Я трезв как праведник, а это… это масло. Виноградной косточки.

И он раскрепощено заржал.

Кеан снисходительно улыбнулся. Отчитывать этого черного медведя – только попусту тратить время. Почему ему дали эту странную и даже унизительную кличку? Это ж надо, чтобы протектора назвали не в честь святого, а в честь любимого пса Благого. Сам Кассий на это не обижался и только с усмешкой повторял, что он и есть пес, только двуногий, и поэтому обязан оправдывать звание животного.

– Поосторожней с вином, так и утонуть в ванной можно, – фыркнул Кеан. – Что за убогая была бы смерть!

– Такая же убогая, как и быть застигнутым врасплох голой девкой, – совершенно серьезным тоном ответил чернобородый.

Кеан внимательно посмотрел на приятеля. К чему он клонит?

– Я давно отметил, как ты увлекся этой новой бабой… как ее там… сверх положенного…

Парень почувствовал раздражение, но скрыл за напускным равнодушием:

– Не понимаю, о чем ты? Разве они не нужны нам, чтобы утолять свои естественные потребности?

Положив локти на край купальни, Кассий хлебнул из кувшина:

– Думаешь, это незаметно? Как плывет твой взгляд, стоит тебе взглянуть на нее? Каким ты становишься вдруг шелковым и… глуповатым?

– Глуповатым? – возмутился Кеан.

– Ага, – Кассий сделал еще один глоток. – Будь осторожен, не подпускай ее так близко к себе. Так недалеко и до Позорного Судилища.

Кеан снова вспыхнул, но крыть ему было нечем. Он действительно так увлекся ею, что позабыл об осторожности. Да как можно думать о чем-то, когда под тобой такая женщина?

– Закон Благодати не просит от нас целибата, но требует хранить в своем сердце только священные постулаты, а женщины нужны только для продолжения рода, больше они ни на что не годны, – Кассий сделал еще один затяжной глоток и откинул волосы со лба. – Это всего лишь две сиськи, щель и гладкое лицо. Не сто́ит наделять ее душевными качествами, выкинь свои симпатии из головы…