И всё-таки главное было не в способностях Кайи меняться. Дыву было хорошо с ней, спокойно и уютно. Так, как будто их отношения были теми самыми, о которых говорил отец. Для того, чтобы утвердиться в правильном решении, не хватало нужного разговора, и он состоялся — точнее, начался в винограднике и продолжился в шатре. Кайа чувствовала то же, что и он, с небольшой оговоркой: братец Инграм отсутствовал, а не всколыхнутся ли к нему чувства после возвращения, Дыв не был уверен.
Решимость действовать быстро погасла, стоило увидеть всю семейку в сборе и то, как Кайа подчинилась их воле. Давнее чувство неверия в желание фрейского мира меняться снова гордо подняло голову. Дыв не хотел стать свидетелем убийства одурманенной сверстницы и ушёл, собирался вернуться в шатёр, но народ зашептался за спиной. Посыпались удивлённые слухи про избранность младшей дочери Асвальда — и с чего вдруг её отвратила кровь? Кто-то предположил: гвыбоды могли отомстить за поражение Жадалах-кхана и намеренно напоить жертву отравой, чтобы сгубить будущую фрейю. Кто-то чесал затылок, мол, если всё идёт не как обычно, значит, Тьма против…
Дыв метнулся к помосту, но Отилия уже улетела. Обуреваемый противоречивыми намерениями, утром он взял у Кенана лошадь и отправился с Ашей в столицу. Опоздал — королева и младшая принцесса отбыли в западном направлении и неизвестно насколько. Дыв сделал вид, что ему нужно подготовить королевский погреб для молодого вина, и занялся, с разрешения Горана, перестановкой.
Провозился до вечера. Узнал, что Её величество вернулась одна, и только тогда верная догадка вышибла пот на лбу. Кайа была беременна от него, как когда-то Солвег и Марна. И более чем очевидно, королева отправила дочь избавляться от плода. Но ведь это же многое меняло!
Проклятье! Появись полторы недели назад на малерийском корабле принц Исак и заяви, что желает немедленно жениться на младшей дочери, — всё было бы по-другому!
Дыв пробовал разузнать, куда улетают для решения женских проблем фрейи. На кухне простолюдины не знали. Солвег, обидевшаяся на вчерашнюю грубость, не пожелала разговаривать и демонстративно упорхнула с террасы «по важному делу». Тогда он отправился к королеве, но и она отклонила аудиенцию.
Могла ли Аша знать или чувствовать местонахождение своей хозяйки? Дыв обыскал все места во дворце, где любила прятаться кошка, но не нашёл. Скорее всего, кусок фамильной магии уже отправился искать хозяйку, от преданной Аши другого поступка Дыв и не ожидал.
Задержался на сутки во дворце «ради наведения порядка в погребе», но Её величество угадала его намерения и наконец вызвала к себе, где подтведила: да, её младшая дочь была слишком неопытна и не желает производить потомство от раба, тем более что предназначена будущему королю Фрейнлайнда; и что дочь вымолила прощение для него, недостойного, а если Дыв будет упорствовать, то может сразу попрощаться со своей никчёмной жизнью. Кайе обязательно расскажут, как её любовник свернул себе шею, собирая фрейский виноград.
Пришлось убираться из дворца: королева была не просто убедительна. Её гнев и фрейская ярость напомнили Дыву, зачем он здесь находится. Не было уверенности в том, что сними он рабскую личину и повинись перед фрейями в своём любопытстве и неожиданной влюблённости в дочь Асвальда Второго, ему поверят и простят. Может быть, стоило повторить подвиг Торвальда и усилить его проклятие в адрес Тьмы, но… Дыв не готов был умереть.
Прошла неделя. Виерды помогли собрать первый виноград, очищенное качественное сусло слили в бочки и повезли во дворец. Там принимавший молодое вино Горан подтвердил: да, донна Кайа вернулась. Дыв не обратил внимание на статус донны и попросил Горана устроить тайное свидание с младшей принцессой. Помощник короля поупрямился, но всё-таки выполнил просьбу друга и даже посоветовал тайное место для встречи.
Из дворца к северным горам, где некогда жили рабы, строившие дворец, вёл коридор. И ближе к дворцу находился грот с дверцей. Туда-то и пришла Кайа.
— Ты хотел меня видеть, карамалиец? — спросила она высокомерно по-фрейски. Непохожая на себя, на ту наивную и любопытную Кайю, нежную и с виноватым взглядом. — Говори, что хотел, карамалиец, и помни: моё присутствие здесь компроментирует меня. Я обещала матушке не совершать больше предосудительных поступков.
— Кайа! Что ты говоришь! — уже подозревая о финале этой встречи, Дыв подошёл к ней, взял за руку — Кайа её отдернула и зашипела. — Ты… получила Тьму?
За её спиной клубился шлейф, какие отбрасывали все фрейи, когда гневались.
— Да, милый. Сразу как только мне помогли избавиться от твоего семени, Тьма Защищающая меня благословила… Ты это чувствуешь, милый? — её руки легли на плечи окаменевшего Дыва и притянули к себе. Губы шепнули на ухо. — Хочешь остаться моим любимым рабом, милый?
Одна рука скользнула вниз, к шнуровке на штанах, но теперь Дыв оттолкнул от себя девушку:
— Я не верю тебе! Это не ты! Ты не могла так быстро измениться!
Кайа рассмеялась, очень похоже на то, как это делали Марна и Солвег. Дыв содрогнулся.
— Тьма сильнее Света, милый карамалиец! Тебе ли этого не знать?.. И ты себе не представляешь, какую силу дают невинные младенцы! Это была девочка, твоя маленькая дочь, милый… С очень вкусной карамалийской кровью. Посмотри, я теперь похожа на настоящую принцессу фрейев…
Коготь зацепил его за рубашку и потянул к себе.
— Прекрати! — Дыв разозлился и сказал на малерийском, чтобы убедиться: это на самом деле Кайа, а не её подлог. — Докажи мне, что мои глаза меня не обманывают! Докажи, что нет больше той Кайи, которую я любил! Докажи, исчадие Тьмы!
Ящерка смешалась, задумалась и, медленно отчётливо выговаривая на малерийском слова, уставилась своим хищным жёлтым взглядом в побледневшее лицо:
— Прошлое не вернуть. Я — будущая королева Фрейнлайнда. А ты — карамалийский раб. Или забудь, или подчинись мне. Это моё последнее слово на твоём языке рабов. Не смей больше мне напоминать о моей детской прихоти!
Она высказалась и теперь жадно следила за его реакцией. Дыву понадобилась минута, чтобы справиться с горечью, сковавшей язык и горло.
— Как пожелаете, ваше высочество, — сдержанно поклонился он, — позволите идти, моя доннина? У меня много дел.
— Называй меня донной, карамалиец! Я получила Тьму! — чешуйки на щеках фрейи приподнялись.
— Простите, моя донна. Позволите уйти? Или мне стоит сопроводить вас, пока Её величество вас не начали искать?
— Ты свободен, бог любви. Но если передумаешь, я найму тебя снова, — посмеялась ему в спину.
Дыв бежал из дворца, как будто за ним гнались мстительные фрейи.
— Проклятая Тьма! — бормотал он, подпрыгивая в седле от конского галопа. — Ты создана убивать и уничтожать всё невинное. Будь ты проклята!
Бормотания показалось недостаточно, и он закричал, выплёскивая с воплем остатки надежды и веры в безболезненный исход дела:
— Будь ты проклята!
*****
Асвальд начал подозревать подвох в неторопливости кар-малерийцем. Те каждый месяц присылали, словно дань, подарки для Солвег, но тянули с озвучиванием имени суженого. Фрейи полагали, что им станет кто-то из трёх сыновей Стефана Мудрого — возможно, сам принц Ядран, раз именно ему в голову пришла блестящая мысль объединить два Начала. Но Их кар-малерийские высочества уведомили: они недавно женились, и брак расторгнуть по местным законам не позволялось, ибо обе молодые супруги уже понесли.
— Значит, это Его высочество Исак? — предположил Асвальд. Ситуация ему не нравилась: наследные принцы по старшинству оказались занятыми, а отдавать свою дочь принцу, стоящему десятым в списке престолонаследия, казалось авантюрой.
— Увы, Ваше величество, — с сожалением на красивом мраморном лице поклонился Ядран, — наш брат несколько месяцев назад исчез. Он принял обет тишины и пребывает в молитве на одном из западных островов, куда нам хода нет.
После этого разговора не поверивший кар-малерийцам Асвальд отправил Мастера Оржана в Кар-Эйру с торговым поручительством и с заданием выяснить, что на самом деле происходит у светлых. Сплетни с одной стороны обеляли честь стороны жениха: действительно, Ядран и Давор сочетались браком, а младший принц исчез месяцев пять назад, и никто не знал, где он. Более того, в Кар-Эйре его считали умершим, так как обет тишины обычно длился не более сорока дней, и все, его державшие, возвращались с Островов невредимыми.