– Этого должно хватить.

– Хм, за мои труды тощего кошеля не достаточно, и я ожидал совсем другую плату, более весомую и значимую, и еще не поздно оправдать мои ожидания.

– В этом кошеле намного больше, чем кажется.

– Мне не нужны твои деньги или драгоценные камни, у нас их с лихвой хватает, можешь поверить, а у тебя есть кое-что гораздо более ценное, и ты знаешь, о чем я. Ведь не станешь же отрицать, что за редкое колдовство, такое, как наше, хороша лишь плата столь же исключительным колдовством или магией?

– Что? Нет, забудь, мою кровь не получишь, но я могу пустить твою, стоит мне только захотеть. Был договор, и не советую его нарушать, иначе это место превратиться в руины, а ты и все последователи вашей поганой секты отправитесь на тот свет. Где обещанные свитки Сумеречных Слов? И надеюсь их получить вместе со своей личной вещью.

Громкий и грозный мужской голос, словно раскат грома, прозвучал в стенах каменного храма и растворился под высоким сводчатым потолком. Над громоздким алтарем, высеченном из необработанного реальгара, склонилась внушительного роста фигура, упираясь кулаками в шершавую поверхность, и чуть подалась вперед. По другую сторону жертвенника, на котором валялся раскрытый кожаный мешочек с золотом, стоял низкорослый мужчина в свободных темно-синего цвета одеяниях служителя храма. Из-под капюшона выглядывало угрюмое бледное лицо со впалыми щеками и черными, как сама ночь, прищуренными глазами, над которыми нависали густые нахмуренные брови. Во взгляде читалось откровенное недовольство и презрение к наглому и дерзкому переговорщику, который появился с месяц назад на пороге города, возведенного посреди бескрайних лесных угодий. О неизвестном пришлом прознали не сразу, что показалось тогда странным, ведь здесь повсюду были глаза и уши, мимо многочисленных служителей и простых оставшихся жителей незнакомец не мог пройти так, чтобы остаться незамеченным. Но как только незваный гость оказался лицом к лицу со старейшиной, тому стало сразу ясно, в чем оказалось дело, почему его присутствие никто не подметил. Глава города безошибочно мог определить носителя любой магии и ее источник, особенно, если она имела далеко не светлую природу, и в грубом рослом страннике он узрел как раз такую. Стоило незнакомцу лишь ступить в мольбище, куда он сам явился неожиданно и без приглашения, как служитель буквально кожей ощутил ту странную силу, что исходила от него. Это было нечто темное, по-настоящему темное, и лишь отдаленно напоминавшее ту разрушительную энергию, которая уже была известна, и которая явно уступала той, что носил в себе пришлый. И незнакомая магия не могла не заинтересовать алчного до сакральных знаний старейшину, который вместе с остальными адептами собирал по всему свету и практиковал то, о чем даже королевские маги и оккультисты и не догадывались. Он жадно вдыхал в себя воздух, буквально пропитанный незримой тьмой, что принес с собой незваный гость, свирепый и суровый вид которого у простого люда не вызывал бы ничего, кроме опасений за свое спокойствие и жизни. Но глава города не испытывал ни страха, ни трепета при виде высокого широкоплечего человека в латах цвета угля, часть лица которого скрывала плотная серая ткань, оставляя открытыми лишь полные злобы глаза. Его мало что пугало в этой жизни, даже смерть, и благоговейный ужас и волнение, как и остальные последователи секты, он испытывал лишь к одному созданию – их великой покровительнице, которая давала им силы, знания и возможность прикоснуться через себя к сокрытым тайнам потусторонних миров. Потому-то сейчас, слыша очередной отказ в желаемой плате за ценные свитки, которых нигде больше не отыскать, и вместо которых предлагаются жалкие деньги, служитель едва сумел скрыть вспыхнувшее в нем негодование. Однако сдаваться он не собирался и решил получить желаемое любыми способами – хватило бы даже одной капли, – иначе бы сделки не состоялось. Никогда. У главы города были свои планы, и отказываться от выпавшего шанса заполучить нечто уникальное было бы глупо. Да и мысли о том, что какой-то чужак пронюхал о ритуальных письменах и где их искать, не давали покоя, ведь они, как и многое другое, всегда ревностно охранялись внутри круга общины, и ничего никогда не разглашалось.

Искоса глядя на рослого здоровяка, имени которого так и не прозвучало за все время, он, скрипя зубами от досады, указал рукой на высокую железную дверь, ведущую в хранилище.

– Они здесь, все до одного и совершенно полные – ни единого слова не потеряно.

– Не вздумай меня обмануть, – процедил мужчина, сверля служителя темно-янтарными глазами. – Забирай деньги и мы в расчете, в конце концов, ваше сборище не много потеряло, отдав мне то, чем вы сами вряд ли когда-то воспользуетесь.

– Ты ничего не знаешь о нас, чужак.

Переговорщик лишь презрительно ухмыльнулся в ответ – он действительно почти ничего не знал об этих фанатиках, да и не хотел, его интересовала лишь собственная цель, которая и привела к ним, – и, обогнув алтарь, твердой поступью направился к двери. Хранилище окутывала темнота и только порог и несколько ступеней винтовой лестницы, ведущей вверх в одну из башен крепости, можно было разглядеть в слабом свете, проникавшем из зала. Внутри несло чернилами, пергаментом и сыростью, от чего казалось, что помещение пребывает в жуткой запущенности и никогда не проветривается и не посещается. Когда же тусклые огоньки редких масляных ламп все же осветили хранилище, то все сомнения рассеялись разом: жуткий беспорядок царил повсюду, и домыслы только подтвердились. При нынешних хозяевах многое пришло в запустение в городе-крепости, включая главный храм. Практически везде прошлась рука разрухи, и некогда благородный и величественный вид всего, что вмещали в себя городские стены приобрел угрюмый и неухоженный облик. И, конечно, такая участь не могла не постичь и закрытую от посторонних глаз огромную комнату, в которой ни одна вещь не знала своего места, всюду виднелись грязные следы от обуви, пятна разлитых чернил, а помятые листы, вырванные из толстых и неподъемных фолиантов, небрежно валялись на столах и полу. Подобное зрелище удивило и насторожило чужака: ни разу в жизни он не видел, чтобы так обходились с местом, где хранятся далеко не кухонные знания, ведь все требует своего исключительного порядка, особенно, если речь идет о магии и колдовстве. Но здесь не было ни почтения, ни уважения, несло лишь скверной и грязью. Дверь с грохотом захлопнулась. Мужчина окинул волчьим взглядом пространство и нашел лишь один единственный угол, где пребывали порядок и чистота. Им оказался устланный тяжелой красной тканью невысокий каменный постамент сбоку от дверей с водруженными на него двумя длинными объединенными столами-тумбами. В отличие от других, их столешницы оказались практически свободными, на них стояла лишь пара подтаявших свечей, столько же чернильниц и прямо по центру – резная вытянутая шкатулка из дерева. Позади столов раскинулось с десяток полок, нависавших друг над другом до самого потолка, и каждая из них держала на себе массу аккуратно составленных книг, баночек и колбочек, свитков, каких-то коробочек и непонятных вещей. Чуть в стороне на стене было растянуто грубое полотно из льна, выкрашенное в черно-красные цвета, с изображенным на нем темно-синим маком, заключенном в цепочку-спираль из непонятных символов. Контраст на фоне всеобщего бардака бросался в глаза, как и нарочитая и чрезмерная опрятность на постаменте, что вызывало недоумение и еще больше подозрений.

Старейшина вытащил из кармана своих одеяний связку ключей и, приказав жестом покупателю оставаться на месте, направился вглубь помещения. Скрывшись в лабиринтах из стеллажей, шкафов, стульев и столов, он некоторое время провозился там, хлопая дверцами и гремя ключами. Спустя несколько минут глава, наконец, появился, держа при себе два запечатанных металлических массивных цилиндра, которые местами проела рыжая ржавчина и украшали вмятины и царапины прямо на выгравированных письменах, будто их когда-то пытались грубо вскрыть. Внешне они ничем не отличались от тех вещиц, что по дешевки продают караванщики или жадные рыночники, готовые за монету сбыть любой хлам, который у них завалялся – потертые, изношенные временем, словно побывавшие в тысячах рук. Цилиндры легко можно было принять за никому ненужный мусор, попадись они кому из посторонних на глаза, но сведущие в магических искусствах и державшие у себя подобные предметы знали, что внутри находится то, ради чего многие из простолюдинов продали бы душу. Ну, или просто отдали бы все, что у них имелось. Впрочем, даже за такую жертву прок от ценного содержимого извлечь едва ли получилось у какого-нибудь доходяги и невежды, ведь начертанные письмена открывались лишь посвященным или наученным.