Мир прекратив подменять своей башней,

Станешь сильнее, будешь бесстрашней,

Вниз прыгай, Рапунцель, и можешь сердиться,

Поверь, подхвачу, не позволив разбиться…

Вкус зажеванной сигареты был отвратным. Ее ментоловая составляющая ничуть не спасала. Однако Даня продолжала прикусывать бумажный цилиндр, мучая собственные вкусовые рецепторы.

Она вовсе не собиралась прикуривать сигарету – у нее с собой и зажигалки-то не было, но разъяренный субъект, опирающийся ладонями на перегородку балкона над головой девушки, похоже, этого не понимал.

Сердитые крики прервались, сменившись не менее яростным сопением. Передышка перед новым потоком словесного дерьмеца?

С тех пор, как злобное крикливое нечто, заняв стратегическую позицию наверху, разрушило ее тихое уединение, прошло не меньше трех минут. За это время Даня не произнесла ни слова. Да, просто стояла с задранной головой и молча пялилась на разрушителя спокойствия. И даже не среагировала, когда тот скинул на ее голову фантик от чупа-чупса, а чуть погодя и сам леденец.

Странное чувство. Что вообще полагается ощущать человеку, потерявшему мечту? Что следует чувствовать Дане, стоя здесь, снаружи на холодном ветру? Одетой в потертый халат уборщицы поверх консервативного, но безумно шикарного платья, прекрасно подчеркивающего когда-то необходимый налет официоза в ее образе, и в туфлях, в которых полагается гарцевать по офисным помещениям, а не по хлюпающей грязи улиц? Сжимая в руке мокрую тряпку, холодящую кожу, и перекатывая ментоловую сигарету из одного уголка рта в другой?

Многое в этот момент сыграло свою роль и, может быть, даже мысль о добровольно принятом бремени, погубившем все, ради чего она трудилась всю свою более или менее сознательную жизнь. А возможно, причина была в другом. В освещении балкона за спиной длинноволосого ворчливого крикуна, продолжающего злобно зыркать на нее сверху. В сияющих линиях ореола света, очерчивающего силуэт.

В полумраке улицы и даже на фоне освещенного здания гостиницы сердитое дитя на балконе все равно сияло сильнее и глубже. Словно далекое сокровище, заточенное в высокой башне.

Дане нестерпимо захотелось протянуть руку навстречу этому бледному перекошенному от гнева лицу, светлым длинным прядям, глазам, в свете уличного фонаря отдающим зеленью.

Протянуть руку и коснуться…

Проснись, Рапунцель. Спусти свои косоньки…

Этого просто не может быть.

Все не так. Опять.

Строишь, налаживаешь, проверяешь. И весь труд насмарку. Такое чувство, что все мосты построены только для того, чтобы когда-нибудь рухнуть.

А ведь именно сегодня полная сил Даня летала по офису, будто хищный сапсан, пикируя на стопки документов и зажимая в углах сотрудников, от которых так и несло душком халтуры и пованивало желанием пофилонить. Пойманные жертвы, морально придавленные энергией ее ауры, пугливо съеживались и рассыпались в неуверенных обещаниях завершить свою работу в установленные сроки. Первому помощнику гендиректора перечить не стоило. Даже если он – двадцатитрехлетняя смазливая пигалица, не внушающая доверия ни с первого, ни со второго взгляда.

– И как у тебя, Данька, получается на таких каблучищах носиться? – Со стороны главного лифта, громко отдуваясь, приближалась статная женщина лет сорока с прической, весьма напоминающей скопище морковных рулетов самых разнообразных толщины и размера. – Молодежь, молодежь. Что стометровку пробежать, что мяч погонять на шпильках – никаких проблем, верно?

– Фигня вопрос, – подтвердила Даня, энергично кивнув. Откинув длинные каштановые волосы за плечо, она, сдвинув брови, наигранно строго поинтересовалась: – «Данька»? Зоя Степановна, что за фамильярности?

– Прощеньица просим-с, королевна наша, Даниэла Арсеньевна. – Зоя Степановна, ухмыляясь во весь рот, ухватилась кончиками пальцев за ткань своей узкой юбки и сделала неловкий книксен. Затем резко сдвинула ноги вместе, сопроводив стойку по-солдатски быстрым кивком головы.

Они стояли в коридоре как раз напротив прохода в совещательный зал. Потешные кривляния женщины привлекли расположившуюся в зале публику. Не меньше десятка любопытствующих оторвалось от созерцания экрана со схемами на стене и уставилось на парочку в коридоре. Даня старательно удерживала серьезность на лице, когда как Зоя Степановна уже откровенно ухихикивалась, будто школьница, флиртующая с мальчишками на переменках.

– Зоя Степановна, на пост. – Даня быстро зашагала в конец коридора, стремясь скрыться от переизбытка внимания. В связи со специфичностью ее статуса и, пожалуй, личности, она и так постоянно была в центре внимания. Лишние переглядки с сотрудниками организации ей были ни к чему.

– Ой, Данька, ну ты ветерок. – Запыхавшаяся Зоя Степановна скользнула в приемную гендиректора вслед за ней и тут же шлепнулась на ближайший стул. – Окрыленная сегодня, гляжу. А светишься-то как. Что случилось? Давай, рассказывай. Может, и мне дашь повод посветиться. Хочу лавры лампочки и все тут.

Покосившись на добротную деревянную дверь с фигурной стеклянной ручкой, за которой скрывался кабинет гендиректора Максима Сергеевича Зотова, Даня шмыгнула в маленькую нишу, оборудованную под зону для приготовления напитков. У нее там даже небольшая плита была – Максим Сергеевич предпочитал свежесваренный кофе.

– Будете кофе?

– Нет. – Зоя Степановна заерзала на месте. – Ох, говори уже, не томи. Что случилось такого хорошего?

Но Даня стойко молчала, завершая начатое, а затем скользнула к одному из своих шкафов, наполненных накопителями с аккуратными надписями на корешках, и извлекла из глубины черный длинный тубус. Загадочно улыбаясь, она продемонстрировала находку Зое Степановне.

Подслеповато сощурившись, женщина недоуменно пожала плечами.

– Данюш, ветерочек мой, конец рабочего дня. Почти. Поток мыслей уже не ловлю, в головы чужие не проникаю, а, проще говоря, не понимаю, чего это ты тут какому-то футлярчику рабочему радуешься? Фирменный, что ли?

– Нет же. – Даня взмахнула тубусом, изображая неандертальца с дубинкой. – Главное внутри. Я наконец-то представлю Максиму Сергеевичу свой собственный рекламный проект!

– Да ты что? – Лицо Зои Степановны озарилось искренней улыбкой. – Неужто король этих адовых чертогов наконец соблаговолит ознакомиться с твоим творением?

– Не знаю. – Даня замялась и смущенно провела пальцем по поверхности тубуса. – Это ведь всего-навсего первая попытка. Я еще ни разу не пыталась втюхнуть ему свои идеи. Вполне возможно, сейчас он даже слушать меня не станет.

– Не боись, Данька. Ты же прелесть, а не работник. Надрываешься как ишак, ей-богу. Только за твои старания он обязан будет взглянуть на проект хотя бы одним глазком.

– Спасибо. – Даня, прижимая к груди тубус, глубоко вздохнула и схватила приготовленную чашку с кофе. – Все, я пошла.

– Удачи, Данька! Срази шефа наповал. Буду держать за тебя кулачки. – Зоя Степановна показала девушке свои крепко сжатые кулаки. – А я на пост. Жду тебя с хорошими новостями. Приходи ко мне в бухгалтерию. Будем праздновать и трескать плюшки.

Даня, успевшая добраться до двери, отделявшей ее кабинет от кабинета гендиректора, переместила тубус подмышку, повернулась к женщине и, улыбнувшись, показала ей большой палец.

Чтобы добраться до кабинета, где обитало Его Королевское Величество, требовалось сначала преодолеть главную комнату совещаний – помещение, где стояли огромный овальный стол, окруженный стульями с мягкими спинками, да парочка кулеров для воды. Свободное пространство между стенами и столом занимали узкие ковры, изобилующие оттенками красного и золотого. Ковровые дорожки вели прямиком к двери шефа – похожей на предыдущую, разве что дверная ручка была чуть более вычурной.