Ее грязная одежда – странного покроя, и требуется некоторое время, чтобы снять ее. Разделавшись с одеждой, отбрасываю ее в сторону, чтобы постирать позже. Похоже, она состоит из двух частей: длинной туники до бедер и крошечной набедренной повязки, которая меня озадачивает. Это носят для защиты? Она едва прикрывает бедра, а ведь люди не могут переносить экстремально холодной погоды. Не потому ли она такая бледная и больная? Кажется, она совсем не выходит на улицу.

Когда она обнажена, я отчетливо вижу различия в наших телах. Кхуйи поет громче, чем когда-либо, но я не собираюсь набрасываться на больную женщину в бессознательном состоянии и спариваться с ней, поэтому я игнорирую его. Вместо этого я растираю мыльную ягоду в теплой воде, затем набираю немного воды в руки и провожу ими по ее коже, омывая. Признаться, от одного прикосновения к ней мой член твердеет как камень, но я стараюсь его игнорировать. Она грязная, слабая и уставшая.

И она ненавидит меня.

Эта мысль позволяет держать себя в руках, когда уже ничего не спасает. Я провожу пальцами по ее бледной плоти, очищая и одновременно исследуя. Она такая мягкая. Даже на особо уязвимых местах у нее нет защитных гребней, которые есть у нас, са-кхуйи. К тому же, на ее теле почти нет волос, что я нахожу странным. Тело са-кхуйи покрывает шерсть, но ее кожа уязвима для холода. Неудивительно, что она так быстро замерзает. Единственное место, где растет грива – на голове и между ног. Я помню, как Вектал рассказывал нам о людях и об их причудливом строении тела. Он утверждал, что у Шорши между ног – третий сосок. Интересно, у этого человека тоже? Возбужденный любопытством, я скольжу пальцами вниз и раздвигаю ее половые губы. Прямо между ними в самом верху я обнаруживаю небольшой, влажный от возбуждения бугорок. Даже от одного прикосновения к ней воздух наполняется ароматом секса.

Она нужна мне.

Я закрываю глаза, заставляя себя быть сильным. Кхуйи, преисполненное желания, пульсирует в моей груди. Это то, чего у меня никогда не было, и чего я хотел целую вечность.

Она будет первой во всем. Моя первая женщина, первая любовница. Мать моих детей. Я отвожу дрожащую руку от ее мягких, влажных складок, сопротивляясь желанию погладить их. Раз она реагирует на мои прикосновения, даже находясь без сознания, значит, кхуйи уже начало свои преобразования.

Я надеюсь, что она скоро проснется.

Мысль об этом побуждает меня к действию. Ей понадобится вода, еда и теплая одежда. У нее будут вопросы… и она будет сердита. Но мысль о ее гневе забавляет. Как будто она вправе винить меня в своем положении. Как будто я могу контролировать кхуйи и выбирать себе пару. Я фыркаю, возвращаясь к обтиранию ее грязной кожи. Мне требуется не один кожаный пузырь с водой, чтобы отмыть ее до того состояния, которое меня удовлетворяет. Затем я принимаюсь за ее гриву и, с удивлением, обнаруживаю, что она не тускло-темного, а золотистого цвета. Достаю из сумки двузубый гребень и медленно, прядь за прядью, расчесываю мягкие, спутавшиеся локоны, пока они не начинают выглядеть опрятными и блестеть в свете костра. Ее грива скользит сквозь мои пальцы как нежная листва дерева сашрем. Я нахожу это самой привлекательной частью ее тела, потому что все остальное такое мягкое и беззащитное, что я не знаю, что и думать. Ее грудь хоть и большая, но тоже мягкая, а соски едва выделяются на фоне кожи. Это странно.

Я заканчиваю ее обмывать и достаю из сумки запасную тунику и юбку. Мы взяли старую одежду у женщин нашего племени для племени Шорши, но, когда выяснилось, что женщин одиннадцать, а не пять, одежда стала бесценной, и я взял, что смог, для своей пары. Одев ее, я укладываю ее поспать у огня, пока сам перекусываю дорожным пайком. Но еда застревает в горле. Трудно есть, когда моя партнерша лежит прямо передо мной. Я бы мог скользнуть между ее ног и заявить свои права. Ее тело приветствовало бы мое.

Но после этого она смотрела бы на меня с еще большей ненавистью. Я отмахиваюсь от этой мысли, потирая рукой свой пах, пока боль не стихает, а затем решаю поохотиться для своей половинки.

Свежая еда – именно то, что ей нужно. С этой мыслью я выбираюсь из пещеры, прихватив охотничье копье.

Все болит. Ощущение, будто только что проснулась после длительного запоя. Голова кружится, кожа горит, а нога изнывает от боли.

Но что странно, я совсем не устала. Нет той пробирающей до костей боли, которая не покидала меня с момента прибытия на эту планету. Я ощущаю свежий фруктовый запах и поворачиваю голову, понимая, что лежу в гнезде из меховых шкур. Приятный аромат?

Исходит от моих волос.

Осознание этого заставляет моментально проснуться. Я сажусь и оглядываюсь. Я уже несколько недель не принимала душ и, видимо, привыкла к тому, что от меня несет сточной канавой. Но сейчас мои волосы чистые, мягкие, причесанные, а на мне новая одежда.

Я втягиваю воздух, мое дыхание учащается. На мне новая одежда. Кто-то, черт возьми, раздел меня, пока я была без сознания.

Ноги укрыты меховыми шкурами, неподалеку потрескивает разведенный огонь, на котором греется что-то, пахнущее чаем. Я сажусь, сбитая с толку.

В следующее мгновение большая фигура появляется у входа в маленькую пещеру.

Раахош. Он задирает подбородок, увидев, что я проснулась, а затем бросает на пол свежую добычу. Повернувшись ко мне спиной, откидывает кожаную заслонку, которая служит дверью. Его появление напоминает о том, почему я была без сознания. Паразит. Теперь он внутри меня. Я хнычу и тянусь пальцами к ране на шее, которую Раахош нанес прежде, чем я потеряла сознание.

Она исчезла.

Как будто ее и не было. Значит, паразит уже во мне. Царапаю шею, отчаянно пытаясь избавиться от него.

В следующее мгновенье Раахош бросается ко мне и хватает за руки. От его прикосновений в груди что-то начинает гудеть. Сначала я думаю, что это желудок, но звук становится все громче, пока грудь практически не начинает вибрировать. Я мурлычу… для Раахоша.

Не хочу!

Я борюсь с ним, испытывая ярость и отчаяние. Не хочу паразита, не хочу Раахоша. Я ничего этого не хочу. Брыкаюсь, огрызаюсь и борюсь с ним, пока он держит меня за руки. Пытаюсь дотянуться до своей шеи, но Раахош меня останавливает. Он не позволит мне вырвать паразита. Пришелец хватает меня за подбородок и заставляет посмотреть ему в глаза.

Затем он слегка качает головой, как бы говоря «нет».

Ладно, к черту все это, и его к черту. Через пару секунд он отпускает мои руки, решив, что я успокоилась.

Я бью его кулаком в челюсть.

– Одеваешь меня, пока я без сознания, сукин ты сын? Моешь меня? Насильно внедряешь паразита, черт тебя побери? Ненавижу тебя!

Я сопровождаю каждое слово ударами рук и ног, пока гнев, наконец, не утихает.

И что в ответ?

Его раздраженный вздох. Затем он снова хватает меня за руки, заламывает их за спину и толкает на постель.

– Нет! – вскрикиваю я, когда щека касается одеяла.

Он бормочет что-то на своем языке, а затем я чувствую, как веревки обвивают мои запястья. Этот ублюдок связывает меня.

Когда я уже думаю, что Раахош не может быть еще большим придурком, он снова меня удивляет.

– Ты не представляешь, как сильно я тебя ненавижу, – рычу я.

Связав мои руки и ноги, он возвращается к костру, как ни в чем не бывало.

Тяжело дыша, вне себя от гнева, я оглядываю маленькую пещеру.

– Где мы? Где все остальные? – спрашиваю я.

Он снимает шкуру с туши маленького животного и начинает разделывать ее, игнорируя вопросы. Затем нарезает мясо маленькими кусочками и кладет на горячий камень. Его губы кривятся, когда мясо шипит на огне, а взгляд возвращается ко мне.

В животе урчит, а в груди все еще стоит гул от реакции паразита на Раахоша. Если это то, что я думаю…

То я только что обзавелась инопланетным мужем. Вот черт!

Этот пришелец?

Я стону, потому что это совсем не то, что я хотела. Если мне было суждено связаться с пришельцем, почему это не мог быть милый улыбчивый парень, который расплывался бы в улыбке при виде меня, и обращался со мной, как с сокровищем? Кто-то, кто смотрел бы на меня, как Вектал на Джорджи?