Я засыпаю, представляя выражение лица Раахоша, когда мой паразит его отвергнет.

Мое кхуйи – тупица.

По-другому и быть не может, иначе почему оно игнорировало женщин моего племени, но как только мы вошли в логово грязных, оборванных людей, начало выть у меня в груди, как загнанный зверь? Почему выбрало самого слабого из больных людей в качестве пары?

Пары, которая смотрит на меня проницательными сердитыми глазами и отказывается есть лечебный бульон из моих рук? Пары, которая отталкивает меня, когда я пытаюсь помочь ей подняться? Которая хмурится, когда я приношу ей воду?

Очевидно, мое кхуйи очень глупо.

– Ты нашел отклик в ком-нибудь? – спрашивает стоящий рядом Аехако. Он складывает меха в дорожную сумку. Мы упаковываем вещи людей, так как они слишком слабы, чтобы сделать это самостоятельно. Вектал говорит, чтобы мы взяли все, что сможем найти, даже если это выглядят грязным или бесполезным. У этих людей так мало вещей, и он уверен, они дорожат всем, что у них есть. Двое охотников, которые нашли отклик в человеческих женщинах, были отправлены за мехами из ближайших пещер, потому что люди не приспособлены к здешним суровым условиям, и у них нет кхуйи, чтобы согреться.

Это мы исправим в ближайшее время.

Са-кохцк неподалеку от нас. Крупные особи содержат много кхуйи. Мы будем охотиться на одного из них ради кхуйи и мяса, чтобы люди не умерли от болезни.

Я думаю о впавших глазах моей новой подруги, о том, какой несчастной она выглядит. Большинство человеческих тел бледного цвета, но мой человек бледнее остальных. Это означает, что ей становится хуже. Я буду настаивать, чтобы она приняла кхуйи одной из первых.

Аехако повторяет свой вопрос:

– Раахош? Ты испытал резонанс?

Я не люблю обманывать, но не хочу никому рассказывать. Не тогда, когда моя пара смотрит на меня взбешенно, словно говоря: «Раахош страшнее остальных».

Это больно. Она гладкая, бледная и слабая, но ведет себя так, будто это со мной что-то не то. Я пожимаю плечами и взваливаю рюкзак на спину.

– Это неважно. Посмотрим, что произойдет, когда люди получат кхуйи.

– Я не испытал резонанс. – Аехако выглядит мрачным и подавленным. – Как думаешь, они начнут резонировать, когда вступят в брачный сезон? Возможно, сейчас не время? – Он бросает на меня полный надежды взгляд.

– Я выгляжу так, будто знаю человеческие времена года? – огрызаюсь я. – Заканчивай собирать вещи. Нам нужно поторопиться, если хотим подобраться достаточно близко к са-кохцку, чтобы убить его.

Аехако вздыхает и возвращается к работе. Я говорю себе, что он еще молод. На самом деле, он самый молодой охотник в племени. Он справится со своим разочарованием или найдет отклик в человеческой женщине, или даже в женщине са-кхуйи, которая еще не родилась.

Все, что я знаю – это то, что испытал резонанс с одной из умирающих человеческих женщин, и если она умрет, то заберет с собой все мои надежды и мечты.

У меня никогда не было ни пары, ни любовницы. Женщин в нашем племени мало, а женщин, которые хотят спариться с угрюмым охотником со шрамами, еще меньше. Я и мечтать не мог, что у меня будет вторая половинка.

И теперь, когда я ее нашел… Я не знаю, как себя вести. Поэтому я молчу, и мне требуются все силы, чтобы заставить мое кхуий молчать, когда люди начинают готовиться к долгому путешествию в наши племенные пещеры. Охотники вернулись со шкурами, одну из них разрезали, чтобы смастерить людям обувь. Пока женщины укутываются в свои ветхие одежды, партнерша Вектала с непроизносимым именем – Шорши – помогает им завернуться в теплые меховые накидки.

Некоторые из людей не готовятся к отходу. Одна, со смуглой кожей и волосами, похожими на пучок сладкой травы, лежит без сознания укрытая мехами. Вектал говорит, что она тяжело больна. У другой сломана конечность, и она изо всех сил опирается на Пашова, чтобы встать.

Третья – моя человеческая женщина – игнорирует происходящее и настойчиво закутывается в одеяла.

Она упряма. Мое кхуйи сделало правильный выбор – я тоже упрям. Вместе мы сделаем кучу упрямых детей. При мысли о человеке, прижимающем к груди моего ребенка, обида покидает мое сердце. Возможно, после стольких лет у меня наконец-то будет семья.

– Все готовы, – говорит Вектал, направляясь к Шорши. – Скоро выдвигаемся.

– А что насчет тех, кто не может ходить? – спрашивает Золая. – Или той, которую невозможно разбудить?

– Мы их понесем. Мы никого не бросим.

Шорши одаривает Вектала улыбкой преисполненной любви и нежно обнимает:

– Ты так добр к нам. Не знаю, как тебя отблагодарить.

Он касается ее щеки.

– Ты со мной. Это единственное, что имеет значение.

Я притворяюсь, что не вижу, как она игриво покусывает его большой палец. Проявлять чувства на публике не воспрещается, но мне тяжело смотреть на это, зная, что моя вторая половинка сидит больная в углу и хмуро смотрит на меня. Она явно не в восторге от мысли о партнерстве со мной.

Она не рада видеть меня партнером. Она находит меня отвратительным.

«Раахош страшнее остальных».

Я сердито хватаю одну из меховых шкур и направляюсь к ней. Не имеет значения, нравлюсь я ей или нет, это выбор кхуйи, и ей придется смириться.

– Просыпайся, – командую я, подходя к ней и откидывая одеяло. – Ты…

Ее голова наклоняется, и она падает на пол. По крайней мере, она не умышленно пренебрегает моим вниманием, она без сознания. Ужас пронзает мое сердце. Я прижимаю ее к груди, укачивая и согревая. Ее кожа такая холодная. Почему она не может удерживать тепло? Как тогда она выживет? На мгновение меня охватывает паника. Должно быть, так чувствует себя Вектал, когда смотрит на Шорши – беспомощность перед лицом хрупкости. Я прижимаю человеческую женщину к себе и похлопываю ее по щеке.

Мгновение спустя она открывает глаза и дергается при виде меня.

– Капитан Очевидность. Я должна была догадаться.

Я игнорирую уязвленную гордость. Понятие не имею, кто такой «Капитан Очевидность». Множество человеческих слов не имеют смысла. В пещере старейшин мы получили дар знания их языка, но очевидно, кое-что осталось непонятным. Порой, когда моя женщина говорит, я не могу ничего разобрать.

Хотя я отчетливо понимаю ее презрение ко мне.

Я подпираю ее собой и помогаю подняться. Она шипит от боли, пока встает, и падает обратно на меня, ударяясь своей хрупкой спиной о мою грудь. Кхуйи мгновенно пробуждается… так же, как и мой член.

Я закрываю глаза и концентрируюсь, желая сохранить спокойствие. Сейчас не время.

Человек отбивается от меня, отталкивая мои руки.

– Прекрати меня лапать! Отпусти!

Отпустить? Да она даже стоять не может. Я игнорирую ее шлепки и провожу рукой по голым ногам в поисках ран. Она отбивается, но я успеваю заметить, что три из ее многочисленных пальцев на ногах распухли и посинели. Они, скорее всего, сломаны, и у нее нет кхуйи, чтобы исцелиться.

И она еще думает отвергать мою помощь? Что за глупость. Я беру ее на руки, не обращая внимания на протесты. Если понадобится, я сам отнесу ее к месту охоты на са-кохцка, но она туда доберется. Мне невыносима даже мысль об обратном.

– Эй! Отпусти меня, ты, болван-переросток, – кричит она мне в ухо. По крайней мере, ее легкие не пострадали. Я игнорирую пронзительные крики и удостоверяюсь, что она завернута в одеяло.

– Раахош, – доносится предостерегающий голос.

Я оглядываюсь как раз в тот момент, когда она ударяет меня в челюсть в знак протеста, и вижу, как мой друг и вождь приближается.

– Ты не можешь таскать ее повсюду, если она этого не хочет. За людьми нужно осторожно ухаживать. Они очень хрупкие, – объясняет он на нашем языке.

Мой «хрупкий» человек снова бьет меня в скулу.

– Поставь меня обратно, – орет человек. – А, съел? Придурок чертов!

«Съел»? Но я ничего не ем.

– Раахош, – предупреждает Вектал. – Ты слышал мой приказ.