Я повернулась к компьютеру, слова «страхование» и «налог» на экране слились воедино. Я скучала по дням с Шекспиром и Остин, с жертвами войны за любовь. Недавно звонила Присцилла, моя старая директриса, и, услышав от нее о своих бывших учениках, я затосковала по дням, когда я с головой погружалась в эссе, анализ связанных тем и разбор Джейн Эйр. Я ценила то, чего достигли мы с Либерти, но мое желание творческого самовыражения явно страдало.

Я набрала номер Филиппа, зная, что звонок пойдет прямо на голосовую почту, которую он включал в такой режим на весь рабочий день. Это было не важно. Мне нравилось слушать его акцент, его веселый баритон, переносящий Филиппа через телефон в мои уши, жаждущие услышать его голос.

– Дорогая.

Когда Филипп произнес это, его голос прозвучал приятной мелодией.

– Я не ожидала, что ты поднимешь трубку.

– Ты прочитала мою записку?

– Это сообщение, Филипп. Никто не называет это запиской. Да, я прочитала.

– Ты не ответила.

Я растворилась в его голосе, похоронив свои прежние дурные предчувствия.

– Я скучаю по тебе, – сказала я пронзительным голосом, изменившимся до неузнаваемости. – Скучаю по нам.

– Я люблю тебя, – сказал он, словно касаясь бархатной нежностью моей кожи.

– Мы не обсуждали свадьбу с тех самых пор, как ты сделал мне предложение…

– Ах, дорогая, даты это формальность. Или ты мне не доверяешь? Выбор даты не меняет того, что у нас есть.

Я вздрогнула отчасти из-за того, как он со мной поступал. Я почувствовала покалывание в венах. Все еще. Даже сейчас. А еще из-за того, что он этого не понимал. Ни после нашего вчерашнего разговора, ни даже после того, как я напомнила ему, что у нас не может быть свадьбы без жениха, что мы не сможем построить дом, если он находится где-то еще. Он не понимал, что, когда я сказала, что скучаю по нему, я действительно скучала. Даже когда Филипп был дома, казалось, что он где-то еще, и я не могла достучаться до него.

Потом он стал что-то говорить. Что-то настолько честное и искреннее, что его слова развеяли мои сомнения. Филипп любил меня, и я любила Филиппа. Я доверилась ему, когда мир оказался ненадежным и отвернулся от меня. Он собирал меня по осколкам. И это были большие острые осколки, которые нужно было снова соединить вместе. Это было настоящим испытанием из-за печали и отчаяния, но он вытащил меня. Он всегда вытаскивал. И эта черная полоса в отношениях была небольшой жертвой ради подлинного счастья, которое мы обрели рядом друг с другом.

– Почему бы нам не пропустить ужин? – сказала я. – Остаться дома. Только мы вдвоем.

И я добавила, понизив голос:

– Я позволю тебе делать то, что ты любишь…

Его дыхание было тяжелым, и я почувствовала, как по моему телу разливается тепло.

– Чарли, дорогая, я бы отдал что угодно, лишь бы оказаться рядом с тобой прямо сейчас.

В телефоне раздались посторонние звуки. Серия гудков.

– Филипп? Где ты?

Он или не слышал, или не понял вопроса.

– Неужели ты не позволишь мне это сделать?

Я растворилась в своих ощущениях, и когда я уже думала, что Филипп отменит ужин с Гусом, он оборвал разговор со словами:

– Моя дорогая, мне нужно бежать. Вернемся к этому плану после ужина.

Июнь 2016 – октябрь 2017, прошлое

Канзас-сити, штат Миссури

и несколько путешествий за границей

Несмотря на наши скрытые раны, Филипп и я безумно полюбили друг друга. Разница в возрасте – десять лет – ничуть не отдаляла нас. Наша общая боль, запрятанная глубоко внутри, представляла собой самую серьезную угрозу. Когда школу закрыли на каникулы, я смогла присоединиться к Филиппу в его поездках по всему миру. Он даже как-то свозил меня и маму в Париж, где побаловал неделей прогулок по музеям и шоппингам. Он никогда не возражал, чтобы она составляла нам компанию, что трогало меня каким-то непонятным образом, и он понимал это, потому что знал меня. Когда наступила осень, и вновь начались занятия в школе, мы стали чаще проводить время врозь, чем вместе. Я это знала, потому что считала дни по календарю. Приезды Филиппа всегда были отмечены красным, цветом страстной любви. Это было время бесконечного балансирования: мы согласовывали расписание выходных, высчитывали временные периоды.

Планы его поездок были запутанными, но мне удавалось пересечься с ним в Сан-Франциско, Бостоне, а однажды и в Нью-Йорке, где мы остановились в чудесном номере с видом на парк. Поскольку я была в Нью-Йорке впервые, Филипп устроил мне полный тур по городу: Статуя свободы, Эмпайр-стейт-билдинг, Таймс-сквер, Центральный парк, по которому мы совершили прогулку в карете, и один из самых превосходных ресторанов в мире. Мы смотрели мюзиклы «Гамильтон» и «Красавица», прогуливались за руку по музеям. Филипп глубоко ценил искусство и давал мне содержательные объяснения редких и прекрасных работ Нью-Йоркского музея современного искусства. В наш последний день мы посетили Национальный мемориал и Музей 11 сентября. Поездка была чудесной, но мы могли находиться и в любом другом месте, и это было тогда неважно. Мы были по уши влюблены друг в друга.

Когда мы не могли быть рядом, наши дни были примечательны звонками среди поздней ночи и его хриплым голосом на рассвете. Когда мы созванивались по «ФейсТайм», он всегда держал камеру так, чтобы я была прямо там, рядом с ним.

Так мы продолжали быть вместе. Филипп, разъезжавший по всему свету, был на одном конце, я в своей раскладной кровати в центре Канзас-сити – на другом.

Когда Филипп попросил меня взять пару дней отпуска в школе, чтобы провести небольшой отпуск в Кабо, я изо всех сил попыталась его отговорить. За исключением праздничных дней, я предпочитала не пропускать занятия. Замена преподавателя сбивала преемственность, что неблагоприятно сказывалось на детях и подаче материала.

Уже наступил апрель, и мы приближались к нашей первой годовщине отношений. Филипп считал, что нам выпал подходящий случай отпраздновать эту дату.

– Мы могли бы отметить ее в Кабо, а потом снова в мае там же.

Мне было приятно, что он помнил о дате, поэтому я и согласилась.

В первый день мы лениво нежились на пляже. Я немного загорела и перепробовала слишком много коктейлей с симпатичными зонтиками.

– Не закрывай глаза, – сказал Филипп, ущипнув меня за руку. – А то все пропустишь.

Солнце погружалось в океан, растворяя свой пламенный оттенок в покрытой рябью воде и напоминая мне о том, что этот идеальный день подходит к концу, чему я совсем не радовалась.

Зазвонил телефон Филиппа, и он ответил, поскольку это была Элиза – его ассистентка, которая беспокоила его только в случае крайней необходимости.

– Не закрывай глаза, – передразнила я его, переворачиваясь на живот и подкладывая руки под голову.

– Соедини меня с ней, – сказал он резким голосом.

В тот светлый, спокойный момент, предшествующий грядущему сну, он потянулся ко мне, и по настойчивому жесту его руки я сразу же поняла, что что-то не так. Неожиданно я услышала в трубке голос мамы.

– Дорогая, я ни за что бы не стала тебя беспокоить, если бы это не было важно…

Ее голос дрожал, и я даже привстала. Солнце медленно садилось за моей спиной.

– Что случилось?

Она рассказала мне, что говорила со своей подругой Милли, сын которой – Том – был врачом.

– Ты помнишь Тома? Я попросила ее узнать у него насчет моих симптомов. Моя кожа выглядит желтоватой. И еще у меня зуд по всему телу. Ты не заметила, что я немного похудела за последнее время?

Я была настолько сосредоточена на Филиппе, что действительно не заметила. «Не закрывай глаза».

– Том сказал Милли, что мне следует перестать принимать мое лекарство от холестерина. Дело может быть в печени, но прошло уже несколько дней и ничего не изменилось. Говорят, что это может занять около недели. Я посмотрела в интернете. Причина либо в этом, либо же это гепатит С. Может ли у человека моего возраста быть гепатит С?