– Гордись, сын, – частенько мне говорил отец, – и носи с честью свое имя. В день твоего рождения восемьдесят четыре бойца вписали себя в вечность. Узнав об их подвиге, я вновь поверил в Россию.

С раннего детства отец отдал меня в военно-патриотический клуб, где из меня выращивали здорового, патриотически настроенного гражданина России. А на лето я отправлялся на сборы в «Томскую Заставу». Вместе с мальчишками и девчонками я жил в палаточном лагере в лесу, где нас обучали русскому боевому искусству, навыкам военных разведчиков вплоть до метания ножей в ростовую фигуру. Для нас устраивали марш-броски, традиционные русские вечерки с пеньем у костра. Однако гвоздем программы с согласия родителей, были прыжки с парашютом и дайвинг.

Всё мои воспоминания вернулись, когда, пытаясь расковырять замок ошейника заточкой, я нечаянно пустил себе кровь, замазав ею клинок. Ох, и шибануло по мозгам! Память прочистило, и раздвоение личности ушло. В голове сразу возникло планов «громадьё». От самого дерзкого -прорваться с боем, до обыкновенной жалобы генсеку ООН. Я даже рискнул пофантазировать, как с помощью заточки я повторю подвиг Аббата Фариа – товарища Эдмона Дантеса («Граф Монте-Кристо»).

Осознав бесперспективность воображаемых фантазий, я спрятал найденное оружие в подкладке халата, когда после приглушённых шагов раздавшихся за дверью, в замке проскрежетал ключ и лязгнул засов. За мной пришли зеленокожие орки, целых две штуки, с дубинками. У них длинные руки, большие головы с огромными выпирающими челюстями. Вопросы я им задавать и не подумал. Под их прочным черепом с мозгами, скорей всего, очень грустно, и шуток они не понимают.

Орки, следуя чуть позади, провели меня по узкому тюремному коридору, показывая направление щедрыми толчками дубинки. Выходная дверь скрипнула, как древняя старуха, и выпустила нас в тюремный двор на свежий воздух.

Я вздрогнул от удивления. Если судить по солнцу, небу и облакам, то я на Земле, а вот все остальное: архитектура, деревья, трава, и двуногие существа, были чужды моему пониманию. Я не просто онемел, я остолбенел. За что был тут же наказан увесистым ударом дубинки сбившей меня с ног. Орки не стали дожидаться, когда я поднимусь. Они бесцеремонно схватили меня за локти и бросили в сундук, стоявший на телеге.

Вот там, в ящике, окованном металлическими полосами, меня окончательно проняло. Если до этого я отвергал информацию, хранимую в моей памяти об окружающем мире, то сейчас, произошло принятие реальности сна. Я вспомнил или знал об этом мире всё: расы населявших его разумных, названия деревьев, животных, государств, политические течения. В этом мире я был маг, Алкес Великолепный. Зазнайка и хвастун. Никогда и никому не прощавший ни малейшей обиды. Вот и сейчас мой мозг помимо моего желания, наслал проклятье на ударивших меня дубинкой орков. Их спас поглотитель магии, надетый в качестве ошейника мне на шею, или не спас? Даже через толстые доски я услышал как один из зеленокожих, громко рыча, яростно, чесал себе спину.

Телега сдвинулась с места, колёса застучали по мостовой. Снаружи доносился еле слышный шум улицы. Через некоторое время гул усилился и чей-то визгливый голос закричал: «Смотри, смертника на казнь везут!». Его тут же поддержали смутной разноголосицей криков. Ящик открылся, и передо мной предстала площадь заполненная толпой народа, стремившегося протолкнуться к эшафоту, который выглядел как остров, омываемый людскими течениями. Тем временем стражники в начищенных латах, с короткими мечами понудили толпу податься назад и расчистили узкий проход для меня.

– Смерть изменнику! Смерть! – вырвался чей-то возглас, и толпа воинственно заревела.

– Это, что они все жаждут моей смерти? – тихо проговорил я, спрыгнув с телеги и разглядывая жаждущих зрелища людей.

Орк не выдержал моего замешательства и решил поторопить меня ударом кулака. Я ждал этого и, ловко уклонившись, нанес испытанный, верный удар, в правое подреберье. Тяжело охнув, зеленокожий мешком упал на мостовую. Окружающая публика, увидев новое развлечение, довольно взревела. Второй орк зло взмахнул дубинкой и не достал, а я, воспользовавшись его оплошностью, нанес сильнейший удар по коленной чашечке дубинкой, подобранной чуть ранее на мостовой. Народ тут же испустил радостный вопль. Похоже, орков, здесь не любили. Точку в моем поединке поставил прилетевший из толпы булыжник, попав в голову зеленокожему.

Не успел я порадоваться победе, как меня окружило восемь стражников с мечами наголо. Из-за их спин выскочил невысокий старичок с небольшой седой бородкой и бровями, застывшими в недоверчивом выражении над небесно-голубыми глазами. Он смело подошел ко мне и узнаваемым хриплым старческим голосом сказал:

– Алкес, не сопротивляйтесь. Сейчас государь призовет смертников на службу. Сделайте шаг вперед, и король помилует вас. Выполните его задание и будете свободны.

Я недоверчиво взглянул в глаза, и произошло узнавание. Этот старичок Рух Правдивый. Он получил свое громкое имя благодаря своей честности во всем. Я кивнул ему и направился к лестнице, ведущей на эшафот, где стояло десять осужденных на смерть с левой стороны, и трое с правой. Повинуясь приказу сопровождающего стражника, встал справа от лестницы. Десять бедолаг, стоявших напротив, в большинстве своем перенесли жестокие пытки и еле-еле стояли на ногах. Приговоренные в моей группе выглядели поникшими и удручёнными, однако, как и я были полны сил. Я увидел, как из королевской ложи король, махнув платком, отдал приказ начинать казнь. Помощники палача, оба в красных балахонах, закрывавших голову, только с узкими прорезями для глаз хватали осуждённых, стоящих слева, под руки, и одного за другим волокли на эшафот. Сильным тычком ставили на колени, и быстрый взмах топора под улюлюканье толпы обрывал их жизнь.

Меня пробирал озноб каждый раз, когда голова приговоренного скатывалась в корзину и моя очередь становилась все ближе. Хотелось изо всех сил побежать, закричать, завопить, а вместо этого я стоял и дожидался решения своей участи.

На эшафот пригласили всех четверых. Вместе с нами поднялся королевский глашатай. Он достал свиток на большом пергаменте с громадной красной восковой печатью и, обратившись к толпе, потребовал тишины. Когда шум стих, глашатай зачитал приказ короля о помиловании и новый приговор:

– Помилованным предоставить выбор, – герольд-посланник сделал паузу и зычным голосом рявкнул на всю площадь, – каменоломни или королевская служба на благо государства!

Он повернулся к нам.

– Желающие послужить королю – два шага вперед!

Не сговариваясь и не раздумывая, мы, все четверо, шагнули вперед. Сразу же к нам подскочил Рух и молодой человек в мантии ученика мага. Они достали из кожаного тубуса пергамент с магической печатью, черный кинжал с рукоятью, вырезанной из белого императорского нефрита и с огромным изумрудом в навершии.

– Стандартную клятву знаете?

Все кивнули, с обреченностью понимая – выбора все равно нет.

Первым вышел обладатель всклокоченной рыжей бороды, небольшого роста с очень широкими плечами. Он уверенно взял тонкое, украшенное золотистыми рунами лезвие рукой и произнес:

– Я, Тинбалбен Дубовая Голова, клянусь кровью своего рода верно служить Его Величеству Самизену Второму и ни словом, ни действием, ни мыслью не причинить ему вреда.

После этих слов кинжал окрасился кровью по всей длине, а несколько капель упало на черную печать. Кровь зашипела, как на раскаленной сковородке, и исчезла, а Рух довольно кивнул.

Вторым был высокий, как каланча, верзила, с длинным носом.

– Я, барон Иероним фон Лугис из Тазенхила, клянусь …

Третий был худ и неприметен, он вызывал у меня наибольшее опасение. Такими бывают самые идеальные убийцы. Китаец, ткнувший меня ножом, выглядел так же.

Я, охотник Боген из Ронхила, клянусь …

Настала моя очередь. Я внимательно прочитал пергамент. В нем красивым почерком, с вензелем короля, был написан указ о помиловании, а в постскриптуме амнистированным повелевалось отыскать в горах Алтаида редчайший артефакт «Око провидения» с уникальной способностью предсказывать будущее. С помощью сего ценнейшего предмета король надеялся избавиться от всех бед и добиться процветания государства. А потому Самизен Второй высочайше повелевал отыскать и доставить! А иначе – голову с плеч долой! Заканчивался указ восклицательным знаком, что говорило об огромной заинтересованности короля. Еще я заметил, в указе не было ограничивающих поиск сроков. То есть, искать артефакт можно было тысячу лет и более – это меня устраивало. Как сказал Ходжа Насреддин по подобному случаю: «За эти годы кто-нибудь из нас уж обязательно умрет – или я, или падишах, или этот ишак».