Оно касалось моего бока, теплое и тяжелое несмотря на то, что мы шли на приличном расстоянии друг от друга.

— Это легко, когда ты знаешь другого человека, — его ответ был одновременно непринужденным и интимным.

Мое сердце на мгновение дрогнуло.

— И ты думаешь, что знаешь меня?

— Мне нравится думать, что знаю.

Мы остановились в тени близлежащего дерева, его ствол прижался к моей спине, а ветви раскинулись над головой под пологом листвы.

Солнечный свет пробивался сквозь листву, превращая глаза Данте в цвет насыщенного расплавленного янтаря. Пятичасовая тень подчеркивала его сильную челюсть и щеки, и все мое тело покалывало, когда я вспоминала, как эта щетина щекотала мою внутреннюю сторону бедер.

Воздух заискрился, как зажженная спичка в луже бензина.

Все накопленное тепло, которое мы подавляли во время обеда, вырвалось на поверхность бессовестной волной. Моя кожа вдруг стала слишком горячей, а одежда — слишком тяжелой. Электрическая связь змеилась вокруг нас, медленная и извилистая.

— Например... — неужели мой голос всегда был таким высоким и придыхательным?

— Например, я знаю, что ты все еще боишься, — мягко сказал Данте. — Я знаю, что ты не готова полностью довериться мне снова, но ты хочешь этого. Иначе тебя бы здесь не было.

Его взгляд пронзил мою маску, словно она состояла из одних лишь вздохов и шепота.

Еще одно колебание сердца.

— Это довольно смелое предположение.

— Возможно, — шаг приблизил его. Мой пульс участился. — Тогда скажи мне. Чего ты хочешь?

— Я... — его кончики пальцев коснулись моего запястья, и мой пульс резко участился.

— Что бы это ни было, я дам тебе это, — Данте переплел свои пальцы с моими, его взгляд был твердым. Горячим.

Слова ускользали от меня, теряясь в дымке, застилавшей мой мозг.

Мы смотрели друг на друга, в воздухе висела тяжесть от того, что мы хотели, но не могли сказать.

Янтарь превратился в полночь. Тело Данте было изумительно напряженным: челюсть твердая, плечи напряжены так, что мышцы почти вибрируют.

Его следующие слова прозвучали низко и грубо.

— Скажи мне, чего ты хочешь, Вивиан. Ты хочешь, чтобы я стоял на коленях?

О Боже.

Кислород исчез, когда он медленно опустился на землю, движение было одновременно гордым и покорным.

Его дыхание легло веером на мою кожу.

— Ты хочешь этого? — его пальцы проследили путь от моей руки вниз по задней части моей ноги, оставляя за собой огонь.

Мои мысли путались, но мне хватало здравого смысла, чтобы понять, что речь идет не о сексе. Речь шла об уязвимости. Искупление. Об отпущении грехов.

Это был поворотный момент, замаскированный под несущественный и сжатый в одно слово.

— Да, — это был одновременно приказ и капитуляция, стон и вздох.

У Данте перехватило дыхание.

Если бы я была с кем-то другим, я бы беспокоилась о том, что кто-то пройдет мимо и увидит нас. Но присутствие Данте было как невидимый щит, защищающий меня от остального мира.

Если он не хотел, чтобы кто-то нас увидел, то он и не увидит.

Его ладони обжигали мои бедра.

Он едва коснулся меня, а я уже горела.

Я откинула голову назад, утопая в возбуждении, в жаре, похоти и благоговении от его прикосновений, когда он поцелуями прокладывал себе путь вверх по моему бедру. Его щетина терлась о мою кожу и посылала крошечные толчки удовольствия по позвоночнику.

— Мне жаль, — болезненный шепот прошелестел по мне, просочился в мои вены и осел в моих костях. Еще одна дрожь пробежала по мне. — Прости, что причинил тебе боль... — мягкий поцелуй в нежную складку между моим бедром и настойчивый жар. — За то, что оттолкнул тебя... — он сдвинул в сторону мое нижнее белье и нежно коснулся языком моего клитора. — За то, что заставлял тебя чувствовать себя нежеланной, когда ты — единственный человек, которого я когда-либо любил.

Его грубые слова смешались с моим криком, когда он взял мой клитор в рот и стал сосать. Мое тело выгнулось дугой, отталкиваясь от дерева. Мои руки погрузились в его волосы, и я могла только держаться, пока он поклонялся мне своими губами, руками и языком.

Грубый, но гладкий. Твердый и в то же время умоляющий. Плотский и нежный. Каждое движение вызывало во мне новый толчок чистых ощущений.

Давление нарастало одновременно в груди и у основания позвоночника. У меня перехватывало дыхание, я летала на одних эмоциях и адреналине.

Он отстранился и провел зубами по моему чувствительному клитору. Он ввел в меня два пальца, толкаясь и изгибаясь, пока я извивалась от желания.

Данте знал мое тело. Он точно знал, на какие кнопки нажать и какие точки задеть, и играл на нем, как на тонко настроенном инструменте. Маэстро дирижировал оркестром вздохов и стонов.

Он прижал большой палец к моему клитору в то же самое время, когда задел мою точку G.

Давление взорвалось.

Оргазм пронзил меня, и мои крики еще отдавались эхом в воздухе, когда Данте поднялся на ноги, его грудь вздымалась.

Он положил руки по обе стороны от моей головы и нежно поцеловал слезы, катившиеся по моим щекам.

Я и не заметила, что плакала.

Он сделал паузу, когда достиг моих губ.

Тишина сгустилась между нами, пока его рот висел на волосок от моих, ожидая. Надеясь. В поисках разрешения.

Я почти сдалась. Почти наклонила подбородок и закрыла дыхание между нами, пока мое тело гудело после звуков кульминации.

Вместо этого я повернула голову. Совсем чуть-чуть, но достаточно, чтобы Данте отступил назад с прерывистым дыханием.

Мы сделали большой шаг вперед, но я еще не была готова к другому. Я была слишком истощена физически и эмоционально.

— Мне жаль, — прошептала я.

— Тебе не нужно извиняться, mia cara, — его пальцы снова сплелись с моими, сильные и успокаивающие. Его глаза были мягкими. — Столько шагов, сколько потребуется, помнишь? Мы дойдем.

ГЛАВА 41

Вивиан

Данте и я больше не говорили о нашем свидании в саду, но оно витало в моей памяти еще несколько дней.

Не из-за секса, а из-за уязвимости. Терпение. Взгляд на то, как изменятся наши отношения в этот раз.

Впервые я действительно поверила, что примирение возможно.

Может быть, не сейчас, но когда-нибудь. Как сказал Данте, мы придем к этому.

Мы уходили с ужина на вершине Эмпайр-стейт-билдинг во время нашего третьего свидания, когда зазвонил мой телефон.

Я сделала паузу, рассказывая ему о предложении Баффи Дарлингтон спланировать ее шестьдесят пятый день рождения. Она становилась постоянным клиентом, что было одновременно и благословением, и проклятием. Ее ожидания были выше, чем здание, в котором мы сейчас стояли.

Я проверила свой телефон, и мой пульс подскочил, когда я увидела имя звонившего.

— Извини, я должна ответить. Это моя сестра.

В Эльдорре была глубокая ночь, и я не разговаривала с Агнес с тех пор, как рассказала ей о своей разборке с нашим отцом. Что-то случилось с ней или с Гуннаром?

— Конечно, — Данте засунул руки в карманы и кивнул на другой конец смотровой площадки. — Не торопись. Я буду там.

Было трудно примирить этого Данте с грубым, высокомерным генеральным директором, которого я встретила прошлым летом, но мы были уже не теми людьми, что девять месяцев назад.

Прежний он не был бы таким терпеливым и понимающим. Старая я не выдержала бы так долго его натиска. И прежние мы не были бы здесь, пытаясь восстановить наши отношения из руин, когда гораздо проще было бы отказаться от проекта и двигаться дальше.

— Спасибо, — сказала я, мое сердце странно потеплело.

Я подождала, пока он не скрылся из виду, прежде чем ответить.

— Ты должна спасти меня, — сказала Агнес без предисловий. — Мама доводит меня до паники.