Я пристроился в коридоре и сделал вид, что читаю сообщения на смартфоне, но потом решил, что такое прикрытие никуда не годилось: на меня постоянно косился каждый, кто проходил мимо.

Мне пришлось вернуться в библиотеку и, заняв одну из парт в дальнем углу помещения, начать делать уроки, чтобы хотя бы провести время с пользой.

Я сделал всё домашнее задание, даже устное, успел почистить свой смартфон от ненужных файлов и дважды покупал в автомате, стоявшем в кафетерии, жестяные банки с тёплым кофе. Периодически я поднимался на третий этаж, чтобы проверить, улеглась ли там суматоха, но мне постоянно не везло. Фотографы и учёные ушли только в начале девятого вечера, и я, наконец-то узрев опустевшие коридоры и закрытые двери на третьем этаже, радостно сбегал в библиотеку за своей сумкой и через несколько секунд уже стоял перед таинственной дверью.

Воровато оглядевшись, я отпер створку, из-за разгулявшихся нервов не попав в скважину с первого раза, и быстро проник внутрь, предусмотрительно прикрыв за собой дверь.

Выключатель света на стене я нашарил, но нажатие на него не дало никаких плодов, поэтому мне пришлось достать из сумки смартфон и использовать его как фонарик.

Увиденное весьма меня поразило и разочаровало: эту комнату не открывали, по-видимому, не один год и даже не одно десятилетие. Повсюду громоздились какие-то коробки, беспорядочно наставленные одна на другую; окно загораживал исполинский шкаф, у одной из стен была сдвинута в неаккуратную кучу поломанная мебель. На столах стояли, судя по форме, пишущие машинки в тканевых чехлах, когда-то бывших белыми, но посеревших от времени.

Иными словами, пресловутый информационный клуб являлся простой свалкой.

Я глубоко вздохнул, обводя ярким лучом фонарика вокруг. От разочарования мне хотелось завыть, и, если бы тут не было так грязно, я бы присел на какую-нибудь из коробок и несколько минут отдал на жалость к себе. Но пыль, покрывавшая всё вокруг, приводила меня в состояние священного ужаса, поэтому я решил не тратить время попусту.

Я вышел из запыленной комнаты-помойки, выключил фонарик на смартфоне и несколько минут просто стоял посреди коридора, уставившись в никуда.

Вот и канули в Лету мои амбициозные планы по созданию там штаба. Этот мусор и за год не вынесешь, а о том, чтобы сделать это незаметно, не могло быть и речи.

Ты глупец, Сато Масао. Жалкий и самонадеянный дурак. «Теория семи смертных грехов», подумать только! И что ты собрался делать со всей этой псевдофилософской чушью, шантажировать своих соучеников? Продавать им то, чего они хотели, но не могли достать сами? Добывать информацию и сбывать её?

В теории звучало круто, на практике — отвратительно. Мои слабые руки не в силах перетащить всё это, да и куда? За крупногабаритный мусор в нашей стране берут огромный налог, а лишние расходы сейчас были мне очень не с руки.

Что ж, не повезло, как и всегда. Надо смириться с тем, что у таких, как я, наполеоновские планы часто оканчивались крахом.

Заперев злополучную дверь и спрятав смартфон в сумку, я понуро побрёл к лестнице. Осознание скромности собственных возможностей давило на меня, и я был практически готов разрыдаться.

Спустившись на первый этаж, я свернул было к переговорной, но замер: моё внимание привлекли довольно громкие голоса. Я повернул голову в направлении шума и с удивлением склонил голову набок.

У кабинета завуча стояли двое мужчин в белых футболках и синих комбинезонах. Один из них — постарше — опёрся плечом на стену и монотонно вещал:

— Завтра и приступим; даже не представляю, сколько там работы! Впервые за двадцать пять лет отделываю помещение в школе и скажу я тебе, Танака: кленовые панели на стены — это уже перебор! Ну подумай сам: это же школа, а не дворец какой-нибудь!

— А мне всё равно, — улыбнулся в ответ Танака — его более молодой коллега. — Раз семейство Сайко за всё это платит, значит, сделаем. Тем более до кленовых панелей ещё нужно проделать подготовительную работу, и начать с того, что вынести всё, находящееся там. Как сказано в заказе, Ясаи: всё выбросить?

— Верно, — Ясаи фыркнул, пряча руки в карманы комбинезона. — Просто вынести и свезти на свалку всё подчистую. А если там окажется что ценное? Эти богачи вообще не умеют ценить вещи!

— Да ладно! — Танака поправил козырёк форменной синей бейсболки. — Нам же лучше: найдём что ценное — и заберём. А что: имеем право. Она сказала: выбросить, ну, а мы посмотрели и решили взять себе. Правильно я говорю?

— Эх… — Ясаи махнул рукой. — Правильно-то правильно… Вот завтра и начнём. Когда тут уроки-то заканчиваются?

— А вот сейчас прораб и узнает, — Танака указал ладонью на дверь кабинета завуча. — Но, думаю, не раньше трёх-четырёх.

Я медленно вдохнул и, круто развернувшись, побежал вверх по лестнице.

Может, я сделал поспешные выводы? Может, у меня ещё имелось право на надежду? Может, моё рискованное предприятие ещё могло стать реальностью?

Будучи не особо спортивным, я порядком запыхался и, поравнявшись с дверью информационного клуба, несколько минут пытался отдышаться. Потом я отпер замок и распахнул створку настежь: в школе точно никого, кроме завуча и тех работяг, не было, так что и бояться не стоило.

Я начал споро выносить в коридор то, что стояло ближе всего ко входу: коробки, стопки газет, связанных бечевкой, какие-то пыльные проводные телефоны…

Когда вдоль противоположной стены коридора выстроилась целая гора этого мусора, я начал потихоньку переносить его в комнату школьного совета.

Я работал в несколько этапов: выносил партию в коридор, потом делал несколько ходок на второй этаж, чтобы перенести все вещи туда, а затем всё повторялось сызнова.

Поднятая моими манипуляциями пыль лезла мне в нос и рот, отчего я несколько раз чихал, а моя школьная форма — всегда безупречно чистая и отглаженная — стала похожа бог знает на что, но я не останавливался, потому что знал: на эту работу у меня был только этот вечер и, возможно, ночь.

В десять часов вечера я услышал тяжёлую и уверенную поступь по лестнице — видимо, завуч делала финальный обход. Мне пришлось быстро скрыться в информационном клубе — к счастью, я только что перетаскал в совет очередную партию хлама и ещё не успел ничего вытащить в коридор.

Генка-сенсей быстро прошествовала мимо, и вскоре я снова услышал её спешные шаги — на сей раз вниз по ступеням. Я осторожно приоткрыл дверь и вышел в коридор, тщательно прислушиваясь: мне не хотелось быть пойманным, хотя, если задуматься, ничего плохого я не делал, напротив: я переносил крупный мусор с тем, чтобы нанятые рабочие завтра вывезли его на свалку.

Но завуч могла не оценить моего рвения. Кроме того, я слишком дорожил своей репутацией примерного и прилизанного школьника, чтобы так рисковать.

Вскоре свет резко погас — видимо, завуч отключила его.

Что ж, мне придётся включить освещение снова, потому что в темноте работать я никак не мог, но для этого следовало обождать, чтобы Генка-сенсей успела уйти (или отъехать) от школы как можно дальше.

Терпения мне было не занимать. Я медленно, держась за стену, дошёл до лестницы и начал аккуратно спускаться, нащупывая ногой каждую ступень. Включить фонарик я не решался: завуч могла заметить случайный отблеск в окнах и вернуться, чтобы проверить, в чём дело.

Дойдя до первого этажа, я привалился к стене и начал считать до тысячи. Я знал, где располагался электрощит, — эту весьма важную информацию я постарался раздобыть в первые дни своего обучения здесь.

Тихо прошептав: «Тысяча», я выпрямился и по стене направился в сторону одной из кладовых — щиток висел внутри.

Достав из кармана смартфон, я включил фонарик и, открыв дверь кладовой, проскользнул внутрь. Шкаф со щитком стоял здесь же; он не запирался на ключ, потому что ученики старшей школы считались достаточно сознательными для того, чтобы не лезть туда, где написано «Не влезай! Убьёт!».

Рубильники, отвечавшие за общее освещение, располагались в самом центре панели, и все три были в опущенном положении. Я включил их, и тут же из коридора первого этажа в кладовую проник свет.