— Ямада консервативен и предан своей семье, — вымолвил я, потянувшись за чайником. — Думаю, он решит остаться здесь и без многоходовых планов на его судьбу.
— Согласен, — кивнул Аято. — Но я предложил это не столько для него, сколько для тебя, Масао: тебе нужна поддержка, и я сомневаюсь, что твой ручной американец сможет её тебе оказать.
Я ахнул и пролил несколько капель чая. Поставив чайник на деревянный срез, который служил нам подставкой, я промокнул чай салфетками, пытаясь сообразить, что сказать дальше.
— Хочешь узнать, как я догадался? — Аято улыбнулся. — Это очевидно, Масао. Такие люди, как Фред Джонс, не умеют скрывать своих чувств: я вижу его насквозь. Но не волнуйся: я заметил только потому, что приглядывался; сомневаюсь, что кто-то ещё подозревает о его влечении к тебе.
Я фыркнул и покачал головой, бросив:
— Ты можешь себе это представить? Он влюбился в меня — в меня! Вокруг столько впечатляющих людей, а он выбрал… Сато Масао.
— Напрасно ты так не ценишь себя, — Аято нахмурился. — Почему бы и нет? Ты умен, эрудирован, преданный друг, умеешь хранить секреты. Ещё, стоит тебе раскрепоститься, ты демонстрируешь неплохое чувство юмора. А также в числе твоих достоинств невозможно не упомянуть прекрасный чай, заварить который под силу только тебе.
Усмехнувшись, я помотал головой и произнёс:
— Спасибо за такой мощный импульс моей самооценки, Аято. А теперь давай отставим мою несуществующую личную жизнь в сторону и поговорим о тебе. Как продвигаются дела с Амаи?
— Всё отлично, — он взял чайник и налил себе ещё одну чашку чая. — Цубурая уже чуть ли не ест у меня из рук. Думаю, с понедельника нужно будет сводить его и Амаи. Её досье, которое ты собрал, я уже отдал ему на изучение. Кстати, в воскресенье он будто бы случайно зайдёт в кафе «Амаи Харано» как раз тогда, когда им понадобится помощь. Если хочешь своими глазами увидеть это шоу, приходи туда около двенадцати часов дня: уверяю тебя, оно того стоит.
Я улыбнулся и, отсалютовав Аято чашкой, обещал, что так и поступлю.
***
Воскресенье в моей жизни уже давно стало традиционным санитарным днём. Я проводил генеральную уборку дома, готовил все домашние задания, ходил за покупками и на подработку в лабораторию по ремонту техники, а потом позволял себе расслабиться за вкусным ужином, который я заказывал из местных ресторанов. Таков был заведённый порядок, и я не собирался ничего менять: мне это нравилось.
Для культурного отдыха я предпочитал использовать каникулы. Например, с тридцатого сентября нас ждала целая свободная неделя, и я планировал съездить в Токио на выставку пейзажистов.
А пока я решил не выбиваться из графика, только встал с утра пораньше, чтобы успеть в кафе «Амаи Харано» как раз к началу мероприятия по внедрению Цубурая в ближний круг Одаяки.
С уборкой я справился за несколько часов и ровно без пяти минут двенадцать отправился на улицу: мне нужно было на подработку, и я выбрал кружной путь до торгового центра. И чистым совпадением явилось то, что этот путь как раз пролегал мимо кафе.
Проходя мимо милого розовенького здания, я чуть притормозил, делая вид, что залюбовался цветочными клумбами, разбитыми на маленьком участке близ «Амаи Харано». На часах было три минуты первого, когда из одного из окон вдруг повалил чёрный дым, и я удивлённо склонил голову набок: я не думал, что маленькая авантюра, придуманная Аято, окажется столь масштабной.
Немногочисленные прохожие замерли; кто-то немедленно начал звонить в пожарную службу. Родители крепко держали за руки детей, для которых всё это было лишь забавным приключением, а ребята постарше достали смартфоны, чтобы запечатлеть это необычное зрелище.
Вдруг дверь резко распахнулась, и из кафе достаточно спокойно, пусть и несколько торопливо, вышло несколько посетителей. За ними следовали родители Амаи; их белые кители были измазаны сажей; мать хваталась за сердце, а отец тяжело дышал, стянув с лысоватой головы поварской колпак. Следом вышел, как мне сначала показалось, какой-то горбун. Сощурив свои подслеповатые глаза, я понял: это был юноша, который нёс кого-то на спине. Добежав до скамьи, он с преувеличенной предосторожностью сгрузил туда свою ношу.
Со своего места я видел: это был Цубурая Шоку, и он только что вынес Амаи из горящего здания.
Пожарная служба прибыла через считанные секунды. Они быстро потушили огонь, который даже толком не успел распространиться. Цубурая играл роль этакого Фигаро: был тут и там, предлагал помощь пожарным, уверял отца Одаяки, что всё в порядке, он был на кухне, и ущерб, нанесённый им, минимален, обмахивал мать Амаи блокнотом, участливо спрашивал, не нужно ли чего.
Сама Одаяка, очнувшись, довольно быстро пришла в себя, улыбнулась и поблагодарила его. Из их разговора я понял, что она наглоталась дыма и потеряла сознание, а он, словно рыцарь, схватил её и вытащил на воздух.
— Это очень храбрый поступок, — вымолвила Амаи, поправляя косынку на растрепавшихся волосах. — Шоку, честно говоря, я и подумать не могла, что ты на такое способен. Нет, я не хочу сказать, что ты трус, вовсе нет, просто, понимаешь, я не знала, какое геройство сидит у тебя в сердце.
Она смотрела на Цубурая слегка удивлённо и задумчиво, как будто нашла старую вещь, которая ещё могла сослужить ей неплохую службу. Я тихо усмехнулся и, вытащив смартфон, осторожно сфотографировал эту парочку: они смотрелись довольно мило вдвоём.
А с двадцать третьего сентября я пошёл в школу в зимнем варианте формы.
От летнего он отличался только наличием пиджака: вниз можно было надевать рубашку как с короткими рукавами, так и с длинными — в зависимости от погоды.
Мой пиджак оказался мне идеально впору, но это было потому, что в прошлом семестре я приобрёл его немного большего размера, чем было нужно. Но красоты мне это всё равно не прибавило, хотя я за этим и не гнался.
Понедельник у нас должен был стать днём тишины: всякая агитация запрещалась. Однако Кенчо по-тихому подходил к своим одноклассникам и в индивидуальном порядке пытался убедить их отдать свой голос именно за него. Но все, к кому он взывал, старательно отводили глаза и утверждали, что подумают.
Бедняга Кенчо.
За понедельник не произошло ничего особо значимого, разве что Амаи, вопреки недавно сложившейся привычке, не увела с собой Ямада Таро на обед. Как оказалось, её саму пригласили провести время у восточного фонтана. Цубурая очень повезло, что день оказался не таким уж прохладным, и Одаяка, судя по довольному выражению её лица, явно получила удовольствие от совместного времяпрепровождения.
На химии нам назначили лабораторную работу в парах, и мы с Кушей хотели, как и всегда, объединиться, но Фред Джонс, внезапно возникший между нами, схватил меня под локоть и поволок в сторону с силой бульдозера. Я смог лишь беспомощно обернуться и смотреть на улыбавшегося Кушу, который незаметно для других показал пальцами сердечко и чмокнул губами, изображая поцелуй. Я с трудом удержался от того, чтобы не показать другу международно известный оскорбительный жест, и покорно отдался на волю Джонса, который уволок меня за самый последний стол в кабинете химической лаборатории. Из-за этого я не видел ничего из того, что преподаватель писал на доске, и Джонсу пришлось мне всё озвучивать. Но на наш результат это не повлияло: я ведь не зря считался одним из лучших учеников школы.
Вечером все действующие члены школьного совета собрались в кабинете, чтобы завершить подготовку к выборам. Мы с Аято разнесли урны для голосования по территории школы и поместили на доске объявлений инструкцию, как именно нужно отдавать свой голос за полюбившегося кандидата. Куроко и Акане отнесли аккуратные стопочки распечатанных бюллетеней и оставили их на столиках рядом с урнами, чтобы ученикам было удобнее голосовать. Мегами во всём этом не участвовала, посчитав, видимо, что как действующий президент не имеет права касаться бюллетеней (как будто кто-нибудь мог заподозрить её в подлоге).
