Но, как оказалось, Бураза и Шисута очень сильно отличались от Сенагавы. Тут имелся свой современный торговый центр под звучным названием «Шисута-Молл», и на третьем этаже располагалась мастерская по ремонту высокотехничных гаджетов, но там не спешили нанимать меня, хотя я и представил рекомендации со своего прежнего места работы.

Мне с большим трудом удалось устроиться в ресторан фаст-фуда, и эта работа совершенно не подходила для меня — фанатика чистоты, уже не говоря о том, что смены съедали всё моё время.

И потому через неделю такого бешеного графика я снова сидел перед компьютером и изучал страницу того самого банка на Каймановых Островах.

Я понимал, что похищение чужого — это уголовно наказуемое деяние, но также осознавал простой факт: меня накажут только в том случае, если поймают. А поймают меня только в том случае, если совпадёт ряд факторов: во-первых, владелец счёта заявит в полицию о пропаже, во-вторых, служба электронной безопасности банка сможет отследить, откуда именно было совершено проникновение, в-третьих, если между Каймановыми Островами и Японией есть договор о выдаче преступников. Последнее я проверил сразу же с помощью сети — с зашифрованным подключением, конечно. Мне выдало однозначно отрицательный ответ.

Что ж, оставалось два первых фактора. Насчёт первого я почти не волновался, так как девяносто процентов клиентов банков на Каймановых Островах бежали от налогов и вовсе не хотели бы привлекать к себе повышенное внимание властей, а что касалось второго, то тут всё зависело исключительно от моих умений и искусства, а в этом я был уверен на сто процентов.

И, хрустнув пальцами, я принялся за работу.

Дело это было довольно кропотливое и трудное, но свойственный мне перфекционизм вкупе с внимательностью не подвёл: вскорости я обнаружил счёт на несколько миллионов долларов и взял оттуда сравнительно немного. Разделив сумму на несколько частей, я направил их отдельно на несуществующий анонимный счёт-призрак в одном из швейцарских банков. Потом деньги, проделав сложный и извилистый пусть по кредитным организациям по всему свету, должны были приземлиться на моём собственном счёте. Проследить эти операции становилось почти невозможно, а дробление суммы на несколько частей освобождало от меня от пристального внимания налоговой системы Японии.

Проведя эту операцию, я отклонился назад и расслабил мышцы, прикрыв глаза. Меня всего покрыла испарина: я впервые нарушил закон, да ещё как!

Зато теперь можно было уволиться из закусочной и вплотную заняться расследованием.

========== Глава 3. Прошлое. ==========

С детства я любил библиотеки. В детском саду полка с книгами становилась для меня настоящей сокровищницей, где я находил друзей на страницах каждой. Вместе мы были способны на всё, и иногда ко мне присоединялись другие дети — из тех, кто не боялся заговорить с «сыном тех самых Сато». Вместе мы разыгрывали сценки из прочитанных сказок и бурно обсуждали сюжет, решая, кто кем будет.

В годы жизни в приюте библиотека стала для меня тихой гаванью, где я мог бы расслабиться. Хулиганы, которые выбрали меня мишенью для издевательств, редко туда заходили, так что я мог спрятаться там и не бояться оказаться найденным.

Город Шисута, несмотря на свой провинциальный статус, мог похвастаться огромным книгохранилищем, располагавшимся в том же здании, что и мэрия. Вход находился с задней стороны, а сама библиотека уходила на пять уровней под землю, что компенсировалось хорошей системой вентиляции. Периодика — старые подшивки номеров — хранилась на самом нижнем ярусе, и любезная библиотекарша указала мне стеллаж, с которого я мог бы взять нужные мне номера. Я знал только год, поэтому осознавал, что мне предстояла огромная работа, особенно если происшествие произошло в декабре, но о том, чтобы опустить руки, не могло идти и речи: я обязан был узнать, из-за чего моя жизнь разрушилась, даже не начавшись.

Я методично пролистывал каждый номер, особое внимание уделяя громким заголовкам — ведь событие, превратившее некогда счастливую семью в жалких и униженных босяков, должно быть шокирующим.

Первые пять месяцев года меня разочаровали: местная газета «Шисута но ничи» с восторгом писала о приходе эры Хейсэй, о техническом прогрессе, о подъёме экономики страны — в общем, о стандартной для того времени патриотической чуши. Встречалось множество заметок о семье Сайко — самом богатом и могущественном клане страны. Этих людей знали все — они основали группу компаний «Корпорация Сайко», выпускающую электронику самых передовых моделей.

Несколько раз я встречал имя своего папеньки — Сато Кензабуро специализировался на статьях о политике и праве и, видимо, ещё не успел стать алкоголиком — судя по подписи, он занимал в газете довольно высокую и ответственную должность. В конце мая «Шисута но ничи» даже выпустила специальный номер, в котором сообщала, что «их талантливый сотрудник Сато-сан будет вести лекции в течение недели профессий в элитной Старшей Школе Академи». Я усмехнулся, представив себе, чему мой отец мог научить старшеклассников.

С другой стороны, тогда, скорее всего, дела обстояли совсем иначе…

В начале июня Сато начал читать эти лекции — об этом газета в гордостью сообщила на самой первой странице. Они разместили и его фотографию, и мне оставалось только удивляться, ведь этот красивый и улыбавшийся мужчина, буквально излучавший ауру успешности, мало чем напоминал того опустившегося пьяницу, которого знал я.

А ровно через семь дней вышел номер с огромным заголовком: «Зверское убийство школьницы!».

Как оказалось, бедную девочку по имени Такада Ёрико убили в женском туалете прямо в здании Академи. Её зарезали с такой жестокостью, что становилось непонятно: орудовал ли тут человек или же всё-таки какой-то монстр из тех, которых показывали по телевизору в воскресных ужастиках.

Статью писал Сато Кензабуро; в тексте он сокрушался о том, что девочка пострадала в то время, когда он читал лекции, как будто он мог кого-то защитить. Он дал клятву начать журналистское расследование и докопаться до правды во что бы то ни стало.

Первое время он это и делал — довольно добросовестно, к слову сказать. Передовица каждого выпуска «Шисута но ничи» отдавалась целиком под его статьи, которые, на мой взгляд, отличались излишней патетикой и экспрессивностью.

В середине июня Сато начал становиться более агрессивным. У него появилась подозреваемая — девочка, обучавшаяся во втором классе Старшей Школе Академи, и он не выбирал выражений, напрямую называя её убийцей. В качестве доказательств он прилагал весьма сомнительные выводы, сделанные им же на основе улик — опять-таки, найденными не профессионалами, а самим Сато. Некоторые, с позволения сказать, «доказательства» выглядели просто притянутыми за уши, а выражения, которые позволял себе этот журналист, теперь, в двадцать первом веке, являлись подсудным делом. В каждом номере он усердно и обильно обливал грязью бедную Айши Рёбу — так звали его подозреваемую.

В итоге, судя по прочим заметкам, общественность начала поддаваться его влиянию, что неудивительно: в те годы печатная пресса обладала огромной мощью. Местные жители начали возмущаться и в буквальном смысле травить семью бедной Айши. Многие даже выходили на демонстрации у здания полицейского управления с требованиями арестовать девочку, и Сато с непонятной мне гордостью писал об этом отчётные заметки, прилагая чёрно-белые, но оттого не менее красноречивые фотографии возмущённых жителей.

На исходе двадцатых чисел июня Сато всё-таки сумел добиться своего: Айши Рёбу арестовали. Журналист беззастенчиво разместил фото самого процесса, даже не подумав о том, каково будет девочке потом.

До самого суда Сато выпускал одну ядовитую заметку за другой, а в специальном репортаже даже приложил фото матери девочки — невысокая женщина в очках и традиционной одежде стояла, гордо выпрямив спину, напротив группы людей, потрясавших кулаками. Сато с невероятной уверенностью утверждал: «Мы победили!».