— Давай обратно, — указал Берт на диван. — Ну же, садись.

— Спасибо, я постою, — опасливо отказалась Корделия.

Нет, так дело не пойдет.

Вот только Берт не знал, с чего начать. На секунду ему захотелось сбежать. Куда-нибудь в параллельный мир, в другую галактику. Воевать с марсианскими чудищами и бороздить просторы космоса на боевом крейсере, да так, чтобы на борту не было ни одной женщины. Но реальность не отпускала его из своих когтей. Как там отец говорил? Ответственность?

Да. Берт нес ответственность за Корделию. Но ведь с Паштетом он как-то справлялся? Пес был здоровым и довольным. Разве с женщиной сложнее? Возможно, не сложнее, если эту женщину не зовут Корделией. С ней нужно было разговаривать, и она даже отвечала. Вот только не то, что хотелось Берту.

Черт возьми. Он тяжело вздохнул, решив говорить прямо и резать многострадальную правду-матку.

— Корделия, заставлять тебя я не стану. Знаю, ты меня ненавидишь, хотя искренне не понимаю причин. Ты тоже не вызываешь у меня особой симпатии, но мы с тобой ютимся в одной лодке. Веришь ты мне или нет, но Грин на самом деле заключил со мной сделку. Я не в курсе, почему и зачем, но он посчитал, что тебя нужно защитить.

— О, и от кого же?

Очень интересный вопрос. Кто может быть опаснее гарнизона вооруженных солдат?

— Да если б я знал. Но он верил в свои слова. Я пообещал ему. Что бы ты обо мне ни думала, для меня обещание — не пустой звук. Сейчас я устал, и у меня нет ни сил, ни желания с тобой препираться. Я не меньше тебя хочу покончить со всем этим и зажить прежней жизнью, — Берт говорил о той самой жизни, на которой не далее чем час назад собственноручно поставил крест.

— Что же мне, по-твоему, нужно сделать?

— Если начать с малого, на данный момент тебе стоит притвориться, что мы с тобой в дружеских отношениях и ты поехала со мной по доброй воле.

— Это что-то изменит? — Корделия говорила лаконично, словно экономила слова.

— Я не хочу поднимать панику среди своих людей. Если расскажем, кто ты на самом деле, начнутся пересуды, которые ни к чему хорошему не приведут. Не все здесь толерантны. Таковы уж люди, мы не вправе им что-либо запретить, можем лишь не провоцировать. Рассказать о твоем происхождении — все равно что повесить тебе на грудь мишень. Мы оба проиграем.

— Ты предлагаешь притвориться друзьями? Но разве это поможет мне вернуться домой? Скажи, что для меня изменится?

— Врать не стану, — Берт почесал затылок. — Я не знаю. Но высока вероятность, что, если ты пойдешь на компромисс, нам удастся найти какой-нибудь выход.

— Очень странный выбор. Никогда не думала, что он встанет, — горько рассмеялась Корделия. — Измена или смерть. Даже не знаю, что лучше, — если бы слова могли сочиться кислотой, у нее под ногами задымился бы деревянный настил.

— Хотел бы я, чтобы все сложилось иначе, честно. Но порой жизнь вносит свои коррективы, — тихо посетовал Берт. — Для начала расскажи мне все, что знаешь.

— Даже если так, рассказывать нечего, — все-таки вернувшись к дивану, Корделия со вздохом опустилась на него. — Можешь, конечно, задать свои вопросы, но ответов у меня нет.

— Давай начнем с простого. Почему ты жила в тоннелях метрополитена? Как встретилась с Грином? Чем так взбесила Дога? — последний вопрос был уже интересен Берту лично.

— Грин — врач, которому поручили обо мне заботиться. Он раньше занимался делами гораздо более серьезными. Но потом… я не знаю, что случилось. Мне сказали, что он допустил какую-то ошибку, и его назначили… В общем, с тех пор ему позволялось только лечить простуду и проводить простые операции. Но я не верю… Почему-то не верю, что он мог ошибиться. Грин исключительно умный и предусмотрительный.

«Исключительно предусмотрительный, ага», — уныло подумал Берт.

— Ладно, — вздохнул. — А что же он делал раньше?

— Я знаю лишь в общих чертах, — повела Корделия плечом. — Он и еще несколько человек пытались создать кого-то вроде непобедимого солдата. Эксперимент провалился. Что-то случилось с испытуемыми, и твой друг — один из них. Грин упоминал, что в какой-то момент образцы стали психически нестабильными, поэтому их научили выполнять некоторые команды, которым они подчиняются беспрекословно.

— Негусто, — подвел итог Берт. И все же кусочек информации был лакомым. Очень лакомым. — Теперь тот самый вопрос, терзавший меня с незабываемого мгновения нашей встречи. С чего у тебя возник такой интерес к моей скромной персоне? Только не говори, что ты просто любишь поболтать с пленниками.

— С того.

— И все же?

— Берт, — предупреждающе нахмурилась Корделия.

— Я имею право знать.

— Да? И какое же?

— А такое, что я тебя спасаю.

— Поэтому я должна раскрывать тебе душу? Я и так уже многое рассказала, — она скрестила руки на груди, будто отгораживаясь от него.

— И снова здравствуйте! Мы же договорились сотрудничать. Я как бы подставляю из-за тебя свою шею. Если через три дня… — он замолк.

— Если через три дня?.. — Корделия поднесла кулак к горлу, наверняка нарисовав в своем воображении с десяток пугающих исходов.

— Именно. Ты могла быть в тюрьме. Причем уже сейчас. И тебе бы там не понравилось. Несравнимо с твоей милой норой в метро. У нас нечасто бывают заключенные, поэтому за помещениями особо не следят и даже крыс не травят, — завелся Берт. — Если бы не я, ты бы сидела за решеткой. Теперь у меня есть три дня, после чего я в любом случае пойду под трибунал. Поэтому будь добра, сделай одолжение и скажи хотя бы за что! Сделай мою жертву стоящей!

— А ты отмотай назад в своей безупречной логике, — тоже начала раздражаться Корделия. — Не укради ты меня, тебе бы не пришлось ничем жертвовать.

— Хорошо. Ладно. Отматываем назад. Если бы меня не похитили среди бела дня, мне бы не пришлось тебя красть. И опять мы возвращаемся к тому же самому вопросу. Почему я?

Корделия лишь высоко подняла голову и отвела взгляд.

— Знаешь что? — Берт потянулся за костылем. — Можешь молчать и дальше. Дело твое. А я что? Я ничего. Но потом не зови на помощь, когда те же вопросы задаст тебе мой брат. Видела Игната? Страшный, да? Новость дня — внутри он еще страшнее, чем снаружи.

— У меня была мама, — тихо произнесла Корделия, и Берт замер. — Она была замечательной. Но ее больше нет. Вы напали на нас и убили ее. Застрелили, понимаешь?

— Когда это случилось? — он просто не знал, что еще сказать.

— Семнадцать лет назад.

— Мне очень жаль. Понимаю, тебе больно, но это не повод…

— Нет, Берт, извини, но ты не понимаешь.

— Корделия, мы не стреляем в женщин. Возможно, твоя мама просто не оставила нам выбора. Мы сталкивались с подобным. Женщины порой бывают отчаянными.

— Мама даже нож в руки брала, только чтобы приготовить еду. Она никому не сделала ничего плохого. В тот день погибло много женщин и несколько детей.

— Корделия, речь ведь о твоей маме, ты видела ее с лучшей стороны и не можешь знать наверняка…

— Не смей так говорить!

— Значит, ты хотела отомстить за мать? И каким же образом? Бросив всех оружейников в клетки по одному? Если дашь мне подробное описание, я узнаю, кто участвовал в той перестрелке и назову тебе точное имя.

— Такова твоя цена?

— А тебя она устроит?

— Видишь ли, я уже знаю, кто убил маму. Поэтому напрягаться нет нужды.

— И кто же?

— Все очень просто, Берт. Мою маму убил твой отец.

Глава 14. Оттепель

— Быть такого не может, — Берт был уверен на сто процентов.

Пускай его отец производил впечатление твердолобого одержимого лидера, но, будучи благородным до мозга костей, скорее отрезал бы себе руку, чем выстрелил в безоружную женщину. Филипп придерживался моральных принципов и требовал того же от своих людей.

— Я была там, Берт, в тот момент. И видела все собственными глазами. Мне до сих пор снятся кошмары о том дне.

— Я уверен, что смерть твоей мамы всего лишь недоразумение, — как только слова вылетели изо рта, Берт пожалел о них. Каким же козлом надо быть, чтобы гибель матери назвать недоразумением?