— Данут, ты хочешь сначала поесть, а потом вымыться или, наоборот? — поинтересовалась Тачана. — Мара уже пошла греть воду.

— Доченька наша, — пояснил Гунтарь. — Хотя росточком мала, но все может и все умеет.

Данут хотел и вымыться, и поесть. Прислушавшись к себе, решил, что лучше вначале помыться, смыть дорожную пыль, болотную жижу, а главное — кровь файнов, попавшая на одежду, отчего-то жгла тело.

Для мытья у Гунтаря было приспособлено отдельное помещение, с большим котлом, железной печью под ним и деревянная лохань, в которую можно залезть целиком. В печке уже вовсю полыхали дрова, из котла шел пар, а у лохани возилась девчонка лет десяти — двенадцати.

— Вода у нас быстро греется, — похвастал хозяин. — Мы, когда собаки залаяли, поняли, что гости идут, а гостей и кормить надо, и мыть. Тем более, если гость совсем недавно сражался. А это и есть Мара, моя доченька.

— Привет Данут, — небрежно бросила девчонка, занимавшаяся тем, что наливала в лохань горячую воду из большого деревянного ведра.

Данут удивился, что отец разрешает дочери таскать тяжести, но ничего не сказал. К тому же, Мара держала ведро так, словно оно ничего не весило. Мысленно хмыкнув, парень начал рассматривать котел и печь.

Отец семейства, заметив, интерес гостя, принялся объяснять:

— У меня за стенкой насос стоит, я им воду качаю. Можно — на кухню, можно сюда. В этой половине бака горячая вода, здесь — холодная. А тут краники, чтобы воду в лохань набирать.

— Здорово! — восхищенно сказал Данут. — Я такое только у гворнов видел, в самобеглых колясках. Там у них тоже насос стоит, газолин качает.

— А я у гворнов и высмотрел, — признался Гунтарь. — У них, правда, конструкция посложнее, но нам и такой хватит. Я еще хотел трубы сделать, чтобы воду из котла в лохань не таскать, а девки мне говорят — не надо, пусть лучше так будет. Верно, Мара?

— Ага, — рассеянно кивнула девчонка. Посмотрев на гостя, сказала: — Я для тебя лохань со щелоком помыла, можешь не брезговать, кипятка налила, а холодянки сам добавишь, сколько нужно. В общем, горячую воду разведешь, на свое усмотрение. Сумеешь? Краник — это такая штука, как на пивной бочке — отвернешь, ведро под струю подставишь. Наполнишь, не забудь обратно закрыть. Ну, если забудешь, ничего страшного, воды у нас много. Руку в кипяток не суй, обваришься. Обваришь чего, тоже не страшно — мы с мамкой тебя вылечим, но больно будет. Мыло — вон на той полке. Полотенце сейчас принесу.

Дочь Гунтаря вела себя странно. Совсем не так, как положено вести себя девочке в присутствии взрослого парня. Данут еще помнил, что когда ему было столько лет, сколько сейчас Маре, все восемнадцатилетние казались взрослыми дядьками-тетками! А у орков, где уважение к старшим было в крови, вести себя настолько бесцеремонно — неслыханно! Эта пигалица разговаривала с ним, как старшая сестра с младшим братишкой. Причем — с бестолковым братишкой! Даже Далина с ним никогда так не разговаривала. А Мара, видимо, решив окончательно добить гостя, сказала:

— Одежду снимешь, мы ее с мамкой постираем, а чистую я сейчас принесу. Если при мне стесняешься раздеваться, отцу отдашь.

Дануту было непривычно слышать, что кто-то готов стирать его грязную одежду, но вмешался хозяин:

— Не волнуйся, не трудно твою одежду выстирать. У меня здесь еще одно приспособление есть, за стенкой стоит. Машина постирочная. Котел, а в нем весло, только ручка по-другому устроена. Заливаешь воду, добавляешь мыло, кидаешь одежду, а потом ручку крутишь. Это я уже сам придумал!

— Так зря придумал, — сказала девчонка со вздохом. — Ручку крутить — дело нехитрое, а постирушки — какое-никакое занятие.

— Ладно, доченька, пойдем, — осторожно обнял отец дочь за плечи, выпроваживая ее из помещения. — Не будем мешать гостю.

— А, чуть не забыла, — остановилась девчонка. — Там же, где мыло, там еще бритва лежит. Хочешь — пушок свой со щек соскобли. Бритва острая, не порежься!

Данут только рукой махнул — чего с малолетки взять? — торопливо разделся, ухватил кусок мыла и, чуть не плюхнулся в кипяток, остановившись в каком-то дюйме. Подумав — а ведь права, девчонка-то, посчитав его бестолковым, развел кипяток холодной водой,а уже потом забрался в лоханку, намылился и улегся, пребывая в состоянии полного блаженства.

Проснулся парень от того, что почувствовал у горла острое лезвие. Едва сдержался, чтобы не ударить, защищая свою жизнь, но услышал голос Мары.

— Не дергайся, а не то я тебе ухо отрежу!

Осознав, что его не собираются убивать, Данут притих, с ужасом понимая, что его бреет двенадцатилетняя девочка. Сразу же захотелось утонуть в лохани, но забурчало в животе, а на пустое брюхо тонуть расхотелось.

А Мара, тем временем, осторожно сбривала его недельную щетину. Закончив, удовлетворенно хмыкнула:

— Ну вот, совсем красавчик! Наверное, уже и невеста есть?

— Жена, — недовольно буркнул Данут, пожалевший, что вообще зашел в эту усадьбу. Лучше бы он переночевал где-нибудь под кустом, а завтра отправился бы в селение, где и помылся бы, и побрился.

— Жена — это хорошо, — серьезно сказала девчонка. Подумав, добавила: — Хотя, молодой ты еще для женатика.

—Так получилось, — сказал Данут, не став объяснять, что в его возрасте жениться — самое время.

— Детишки есть?

— Пока нет.

— Значит, потом будут, как время придет. У тебя будут красивые дети... Ладно, я пошла, а ты сполоснись и в дом приходи, ужинать будем. Одежду твою я забираю, на скамейке чистая лежит.

Когда Данут вошел в дом — чистенький, в новой одежде, пришедшейся в пору, его ждал уже накрытый стол и радушные хозяева.

— Ты не сердись, если мы тебе навязчивыми показались, — виновато сказал хозяин. — Гости у нас редко бывают...

— Вообще не бывают, — усмехнулась девчонка.

Гунтарь хотел еще что-то сказать, но его остановила жена.

— Давайте есть, — сказала Тачана.— Данут голодный сидит, а вы болтаете. Гостя накормим, а потом разговаривать станем.

Еды было много и все было очень вкусно. Свежий хлеб, суп, паштеты, овощи — жареные, печеные и маринованные и, еще великое множество всякой-всячины. Особенно Дануту понравились маленькие колбаски, просто тающие во рту. А из питья — клюквенный морс и яблочный сок.

Наевшись, Данут откинулся на скамейке и похвалил хозяев:

— Вкусно! Давно так не ел!

— А все со своего огорода! — сообщила Тачана.

— Особенно клюква, — подначила дочка.

— Ну, клюква — не в счет, она рядом растет, — сказала Тачана.

— С огорода? — растерянно переспросил Данут, показывая на оставшиеся колбаски и на паштет, показавшийся ему приготовленным из зайца.

— Ну да, с нашего огорода, — подтвердила Мара. — Ты, если по полю шел, видел — горох там посеян, бобы растут. Ну, еще много чего. Если приготовить, как следует, так от мяса не отличишь. А мы, с матушкой, давно готовить наловчились.

Данут призадумался. Все, что он видел, слышал, сильно его смущало. Каменный дом, каменные строения. Странная девочка, которая, в двенадцать лет, ведет себя так, словно ей, по меньшей мере, лет сорок!

— Больше, — неожиданно отозвалась девочка. — Гораздо больше. И ты, даже не представляешь, насколько больше!

— Ты что, мысли мои читаешь? — оторопел Данут.

— А зачем их читать? — усмехнулась девчонка. — У тебя на лице все написано. Небось, уже сто раз себя спросил — почему соплюшка ведет себя так, словно взрослая тетка? Спросил?

— Спросил, — не стал спорить Данут.

— Видишь, а дальше не сложно додумать — мол, от горшка два вершка, а ведет себя так, будто ей лет тридцать—пятьдесят... Больше ты бы все равно не додумался дать, но для меня и сто лет очень мало. А о чем еще ты себя спросил?

— Спросил еще — откуда дом каменный, если в округе и камня-то нет. Поля аккуратные, словно с картинки списаны.

— Ну, с камнем, положим, ты не прав, — сказал хозяин. — Камень в наших краях есть, по берегам рек лежит, на дне, да в полях. Если у тебя время есть, то можно и на дом каменный набрать, и на все остальное. И всего-то тебе лет десять понадобится.