Хлына тем временем донимали кошмары. Ночь за ночью ему снились то мать, которая чтобы изгнать беса, обливала Хлына ледяной водой. То отец засовывающий его на ночь в сундук с крапивой. То огромный страшный мужик, который заставляет пятилетнего мальчика сутками стоять на коленях и молить, чтобы бесы покинули его. Снился ему и маленький старичок, который кормил его медом и которого отец назвал исчадием Нави и мрака и которого, со временем, Хлын научился люто ненавидеть. Его и подобных ему.
По утрам, проснувшись, Хлын долго думал, об этом. И все больше уверялся, что все эти твари не достойны быть на земле. Им надлежит отправиться туда, откуда они взялись. В самые глубины мрака и геенны огненной. И поможет ему этот парень, что идёт рядом. Нет, Хлын далеко не дурак, сам в Холмы не полезет. Недаром люди о них дурное бают. Он рядышком постоит, да подождёт, а Прохор сильный, молодой, вот пусть и постарается.
Разве не прав он, выполняя такое важное дело, как очистка земли родной от врагов человеческих?
-Прав - шептали деревья на ветру. -Прав, прав - слышалось в ритме шагов. -Прав - весомо сказал тот, кого Хлын считал своим поводырем и наставником. Ему не верить, старик не мог. А значит прав он. И эта правда грела душу.
Глава 12. Настенька
В одной маленькой избушке, что прячется от всех в лесной глуши, жила-была девушка. Жила, уж, без малого, триста зим. Звали её Мудрая Йогиня. Каждый в лесу знал её, и был с ней дружен. Любила Йогинушка все живое. Добра была, да милосердна без меры. Не скупясь, помогала любому, кто в её избушку постучит. Изба её, из заговоренных бревен собранная, одной ногой в Яви стояла, другой за Навь цеплялась. Крепко стояла, бревнами своими как канатами Явь и Навь связывала. Жила в этой избе Йогиня неотлучно. Только и дозволялось ей, по лесу ходить, а за пределы ни-ни. И лишь раз в году, в день когда лето с осенью встречаются и новый год начинается, одевала Йогиня свои сапожки золотые, доставала из Нави ступу, обережными знаками расписанную и отправлялись в путь-дороженьку. Справа у неё в тот день великая. Должна была кудесница облететь земель, без малого в тысячу верст, да найти в них сиротинушек горьких, всеми брошенных. Йогинушка деток тех с собой забирала, кормила, лечила, коли надобность была, а после, через обряд тайный, добрым людям отдавала. Крепко по нраву Ягине её служба была, ибо знала она, что добро людям несёт.
Тем летом, семнадцать годочков назад, собрав харчей в дорогу она так же вылетела в предрассветную пору. Зорька только занималась, стыдливо раскрашивая щеки небостава. Воздух был чист и прозрачен до хрустальности. Окружающая живность спала, и тишина наполняла душу покоем и лёгкостью.
Уверенно управляя ступой, Ягиня облетала по порядку подвластные поселения, то тут то там забирая детей. Где-то селяне сами выводил сирот за околицу, и с поклоном передавали их девушке. Где-то приходилось и самой ножками потопать, выискивая потеряшек.
С высоты птичьего полёта кудеснице было отлично видно, как живут села. Вот, зажиточный край: село большое, семей на двести. Избы стоят, ровнехонько, высокие, статные, дивной резьбой, как невесты кружевами, убраны. Люди в тех местах живут степенные да спокойные. Улыбками на улице друг друга встречают. А за околицей, моря золотые те села окружают. Шелестят на ветру их волны, ленной сытостью взгляд радуют. Берегут люди главное свое богатство - Землю- Матушку. Дарами её балуют, поклонами уважение выказывают.
А вот село поменьше. Всего пятьдесят семей холмы обжили. Но и здесь все дышит размеренным довольствием. Растут на склонах густые виноградники, в каждой ягодке будто маленькое солнышко прячется. Вкуснее и слаще того винограда нигде не сыщешь. Самому Владыке Лазоревого царства тот виноград, в дар посылают.
Каждый год холмоселы перед первым теплом костры великие жгут, из деревьев особенных, волхвами одобренных, а пеплом молодые побеги засыпают. Виноград из тех ростков получается, крепким, сладким, наливным. Сердце радуется при взгляде на тяжелые душистые гроздья, прячущиеся в изумрудной листве.
Крепко по нраву Йогинушке труд людей холмов. Знает она как трудно, на этой земле семя растить. Но не сдаются люди. Каждый год у Земли благословения просят, а получив его, всю душу в свое дело вкладывают.
А вот и маленькие деревеньки замелькали перед глазами кудесницы. Дворов на десять, двадцать всего. Тяжело жить в них, бедно, со всех сторон топкие болота подступают. Последнее забрать норовят. Но не сдаются деревенские. Тяжелым трудом, крепко просоленным телом своим, отгоняют они топи, очищают от гнили новь непаханную. Благодарно вздыхает Земля Матушка, урожаем обильным людей радует.
Вот в такой деревеньке и встретила Йогиня свою Настеньку. А случилось это так.
Справа у нее в тот день удачная была, одиннадцать сироток в ступе крепким сном спали. Пора и домой возвращаться. Летит Йогиня над полями над холмами, путь метлой заметает, связь дитятей с прошлым обрывает, вдруг слышит будто плачет кто-то. Да тоненько так, надрывно. Словно кутенок скулит. Спустилась Йогиня на землю, ступу мороком укрыла, а сама на поиски отправилась. Ходила, искала, вдруг видит лежит на земле молодуха деревенская, по недогляду в капкан медвежий попавшая. А под телом ее, бездыханным вроде возится кто-то. Перевернула ее Йогинушка на спину и увидела младенчика. До того хорошенького, что сердце вечной девы замерло. “ - Ну, вот и нашла я свою душу, родственную” - подумала кудесница и завернув дитя в подол своего платья поспешила к ступе.
С тех пор девочка, которую Йогиня назвала Настенькой, поселилась в лесной избушке.
Росла она не по дням, а по часам. Крепким, здоровым ребятенком бегала с Йогиней в лес. В травах и ягодах, разбиралась не хуже приёмной матушки, всем была рада помочь, кому делом, кому добрым словом. Никого своим вниманием не обделяла. Был у Настеньки и своя забава. То чем сердце горело. Очень уж любила она петь. В детстве голопопом все простые мелодии напевала, птицам подражая. А со временем больше у реки да ветра нотки заимствовать стала. Становились её песни одновременно и сложней и проще. А там и магия в них появилась. Могла Настенька песней и боль утишить, и муку душевную унять. Бывало сядет на крылечко в погоду ненастную, сырую да промозглую и давай ветру подпевать. Смотришь - разъяснило, солнышко робко в прорехи туч поглядывает, дождя как не бывало птицы поют теплу радуются. Но это бывало очень редко, только в крайней надобности. Знала Настасья, что всякая погода природе надобна и не след её менять по своему хотению. Шли годы, Настасья росла как молодая берёзка в поле. Стройна, кудрява, глаза, как омуты синие. Йогиня глядя на ней, лишь вздыхала: кому такая краса достанется? Как бы не обидел кто. Настасья в ответ лишь улыбалась тихонечко, да обниматься к названной матери лезла.
Тем утром Йогиня проснулась с тревогой на сердце. Висело что-то в воздухе, тяжелое, смрадное. Будто у соседей мясо стухло. Прошептав заговор на отвод беды, кудесница умылась и переплетя тяжёлую, золотую косу, неспешно занялась домашними делами. Вот уже бурлит, закипая в печи чайник, с брусничным взваром, вот шкворчат поднимаясь на противне золотистые оладушки. Каша томленая с вечера в печи топит в себе кус душистого масла. Сонно потягиваясь, к столу вышла Настасья.
-Что-то неспокойно мне матушка - призналась она, глядя с тревогой в окошко. - душу томит тревога непонятная, словно бежать мне куда-то надобно, а куда не знаю.
Вздохнула Йогиня тяжело, и отложив полотенце, которым миски протирала, села напротив.
-Значит надо идти дочь моя. Видно Судьба зовёт тебя, за ниточки, которыми твоя душа к миру привязана дергает. Не переживай, дорожку она тебе под ножки постелит, не заблудишься. Но будь осторожна, витает что-то недоброе в воздухе. Мои вороны волнуются. Тревожны, нынче, голоса их. Беду чуют. Дам я тебе с собой посвист серебряный, коль беда настигнет, дунь в него и я тебя найду. А теперь, поешь хорошенько и собирайся в дорогу. Сестра моя ждать не любит.
