– Полагаю, – сказала Ирен, – что Дэррелл обязательно нужно извиниться перед Кэтрин за свою дерзость. А если она этого не сделает, то мы подвергнем ее остракизму. Не будем разговаривать с ней целую неделю. Должна признать, что я поражена ее поведением.
– Что ж, а я думаю, она также должна извинится перед Гвендолин, – добавила Кэтрин. – Я услышала эти удары аж с другого конца бассейна! И это более важно, чем извиниться передо мной.
– Но гораздо более, более неприятно! – пробормотала Алисия. – Я бы сильно не хотела, чтобы мне приходилось извиняться за что-то перед душенькой Гвендолин Мэри!
– А ты не собираешься сказать пару слов и самой Гвендолин? – спросила Джин.
– Собираюсь, – ответила Кэтрин. – Само собой. А сейчас, интересно, где Дэррелл. О, Боже, надеюсь, она не устроит скандал насчет извинений перед Гвендолин. Если она все еще пылает от злости, то с легкостью его затеет. Я не хочу докладывать о ней, или же бойкотировать. Никогда не представляла, что она может оказаться такой вспыльчивой.
Едва она закончила свою речь, дверь открылась, и обсуждаемая Дэррелл зашла в комнату. Она удивилась, застав девочек сидящими молча, и серьезно настроенных. Кэтрин открыла было рот, чтобы заговорить с ней, крайне пораженная тем, что Дэррелл настолько спокойна.
Но прежде чем она промолвила хоть слово, Дэррелл подошла прямо к ней.
– Кэтрин, мне ужасно стыдно, что я говорила с тобой в таком тоне. Даже не знала, что я на такое способна. Думаю, я была слишком сердита.
Своим заявлением Дэррелл словно выбила почву из-под ног Кэтрин. Вместо того, чтобы строго посмотреть на Дэррелл, старшая ученица улыбнулась
– Все в порядке, – ответила она, немного смущенно. – Я видела, что ты сильно разгневалась. Но, Дэррелл…
– Все это – ужасная ошибка с моей стороны, – продолжила Дэррелл, потирая свой нос, как делала всегда, когда ей за что-то было стыдно. – Это все из-за моего характера. У меня всегда такой был. Достался от папы, но он держит себя в руках по всяким пустякам, то есть, я хочу сказать, что он взрывается только в крайних случаях. А я не могу так. Я же злюсь из-за всякой ерунды. Я ужасна, Кэтрин! Но я честно старалась измениться, когда приехала в Башни Мэлори, так что я больше не потеряю над собой контроль.
Те девочки, которые сурово смотрели на Дэррелл, когда она шла по комнате, сейчас откликнулись на ее слова благосклонностью. Она признала свою вину, рассказала об этом, сожалела о поступке, и даже не пыталась себя оправдать. Кто бы не испытал симпатию к такому человеку?
– Хорошо, – заключила Кэтрин. – Сегодня тебе чуть не удалось потерять все хорошее отношение к себе! Полагаю, что Гвендолин заслужила все сполна, Дэррелл, но тебе не следовало быть тем, кто наказал ее. Именно я могу отругать ее, или Памела, ну или же мисс Поттс. Но не ты. Только представь, что было бы, если все в школе все теряли контроль и принялись бы лупить кого-то, поддавшись чувствам!
– Понимаю, – сказала Дэррелл. – Про себя я все уже обдумала. Мне еще более стыдно за себя, Кэтрин, чем ты можешь представить. Я надеюсь, что ты поверишь мне.
– Верю, – подтвердила Кэтрин. – Но боюсь, тебе придется сделать кое-что неприятное, то, что тебе не понравится, прежде, чем мы сможем окончательно закрыть этот вопрос.
– О, и что же? – спросила Дэррелл, крайне встревоженно.
– Вообще-то тебе стоит пойти и попросить прощения у Гвендолин, – ответила Кэтрин, ожидая новой вспышки гнева от Дэррелл.
– Попросить прощения у Гвендолин? Но я уже сделала это, – с облегчением сказала Дэррелл. – Я уже было подумала, что ты имеешь в виду что-то действительно ужасное. Я всегда так сожалею, когда выхожу из себя. Я ведь уже сказала. А это означает, что я всегда иду и говорю: «Прости меня!»
Девочки уставились на Дэррелл, которая отбросила свои черные локоны и честными глазами смотрела на Кэтрин. Значит, им вообще не было нужды назначать это собрание! Им не надо было обсуждать Дэррелл и принуждать ее измениться. Она уже сама себя осудила и исправилась. Ученицы с восхищением смотрели на Дэррелл, а Мэри-Лу едва могла усидеть на месте. Ну что за чудесным человеком была Дэррелл, подумалось ей!
– Разумеется, – продолжила Дэррелл, – я все еще считаю, что Гвендолин ужасно поступила с Мэри-Лу, и я считаю, что это очень печально, что Мэри-Лу не может взять себя в руки, чтобы такие бессердечные люди, как Гвендолин не могли измываться над ней!
Мэри-Лу упала духом. Ох! Дэррелл считала ее слабохарактерной и беззащитной, а еще боязливой. И она была таковой. Знала, что была. И знала, что таким сильным личностям, как Дэррелл никогда не нравятся такие глупые, вроде Мэри-Лу. Но как бы она хотела понравиться ей!
Гвендолин отворила дверь и зашла с видом великомученицы. Она распустила волосы, которые снова легли золотистым каскадом поверх плеч. Было очевидно, что она предполагает себя безвинным агнцем, ну или кем-то вроде этого.
Она слышала последние слова, произнесенные Дэррелл, и залилась краской. «Чтобы такие бессердечные люди, как Гвендолин не могли измываться над ней!» – вот что она услышала.
– О, Гвендолин. В следующий раз, когда решишь когда-то сильно испугать, выбери того, кто способен дать отпор, – высказала Кэтрин, и ее голос прозвучал достаточно сурово. – И, пожалуйста, скажи Мэри-Лу, что тебе стыдно за свое чудовищное поведение. Ты ее страшно напугала. Дэррелл уже извинилась перед тобой, а сейчас тебе стоит внести и свою лепту, ну же!
– О, так Дэррелл сказала, будто попросила прощения не так ли? – спросила Гвендолин. – Что ж, а вот я не могу назвать это извинением!
– Ну ты и врушка! – вырвалось у изумленной Дэррелл. И обернулась к девочкам:
– Но я извинилась! – сказала она. – Вы можете верить, кому хотите, мне или Гвендолин. Но я уже извинилась, причем сразу же.
Кэтрин перевела взгляд с пылающего лица Дэррелл на ухмыляющееся – Гвендолин.
– Мы верим тебе, – сказала она спокойно. И ее голос снова посуровел. – А сейчас, Гвендолин, при всех нас, пожалуйста, так, чтобы мы слышали – что тебе следует сказать Мэри-Лу?
Гвендолин была вынуждена извиниться. Она мямлила и заикалась, меньше всего ей хотелось просить прощения, но, чувствуя всеобщий взгляд, ей пришлось это сделать. Она в жизни ни перед кем не извинялась, и ей такое не понравилось. Да, в этот момент она ненавидела Дэррелл, ну и эту безмозглую Мэри-Лу!
Она покинула комнату чуть не плача. С ее уходом раздался вздох облегчения.
– Ну, очень хорошо, что все это закончилось! – высказалась Ирен, которая терпеть не могла сцен. – Пойду в одну из комнат для практических занятий. Предполагаю, что будет неплохо немного помузицировать после такой встряски!
И она ушла поиграть для себя на фортепиано в один из множества кабинетов, предназначенных для занятий. Она хотела выкинуть все из головы, все, кроме мелодии, которую играла. Но другие не смогли так быстро забыть. Было не слишком приятно смотреть, как Дэррелл впадает в бешенство, но все согласились, что шлепки послужат для Гвендолин хорошим уроком.
Девочки оценили искренность и благородство, с которыми Дэррелл просила прощения, и то неохотное запинание, с которым Гвендолин обратилась с смущенной Мэри-Лу. Гвендолин определенно не намеревалась забывать случившееся. И она сама это понимала. Гвендолин чувствовала себя униженной. Что за шум они подняли из-за какой-то шутки! Так ведь другие девочки частенько друг друга притапливали! В любом случае, она обязательно отпишется матери, о том, что ее избила эта гадкая Дэррелл! И это неприятно удивит всех девочек.
Она вернулась в общую комнату и открыла свой шкафчик. Бумага для записей была там. Гвендолин взяла блокнот* и села. Ей не особо нравилось писать своей матери. Это же так утомительно! С тех пор, как она оказалась в Башнях Мэлори, Гвендолин не написала ни одного письма мисс Уинтер, хотя та присылала письма по три раза в неделю. Девочка с пренебрежением относилась к людям, которым она нравилась, и со злобой – к тем, кому она не нравилась.