– А что ты говорил у колодца? Ты меня прости, я пока не овладел греческим.
–Зато я говорю на двух языках…когда мундус открыт, словно открывается дверь скорбных богов подземного мира
Теперь центурион шёл даже слегка впереди скелета и осторожно оглядываясь по сторонам, полный любопытства, читал выдолбленные в настенных камнях надписи.
“Человек сродни божественному. Эта могила принадлежит мнемозине7. Когда тебе суждено будет умереть, ты войдешь в добротный дом Аида безвильности. Справа источник и рядом с ним стоит белый кипарис.”
Пройдя дальше и поворачивая в нужные стороны, по указке скелета, за перекрестием стен, центуриону открылся взор на открытую местность, заполненную душами, камнями, переливающихся и блистающим светом, исходящего с потолка. По выходу из туннелей, его овеяло легкое речное дуновение ветра и спёртый, холодный воздух. Некоторые души ходят по щиколотки, другие по колени, а третьи и по пояс в воде. Неторопливые потоки мутной ночи и рек подхватывают некоторых и уносят их в бессознательность и состояние забвения.
–Некоторых несут прямиком в реку Лета с головой. Высшая мера наказания в аиде – вечная бессознательность и невежество,– говорил скелет
Справа, на стене между речками, выдолблены две новые таблички : ”Тут охлаждаются спускающиеся души мёртвых, к этому источнику даже близко не подходи. Дальше ты найдешь текущую из озера мнемозины холодную воду, а на дней стража, что спросит тебя проницательно – что ищешь ты во мраке губительного аида?”
“Скажи – я сын тяжёлой земли и звёздного неба. Я иссох от жажды и погибаю. Так дайте же быстро холодной воды текущей из озера мнемозины. И они сжаляться над тобой повинуясь подземному царю, дадут тебе выпить из озера мнемозины, и ты пойдёшь по многолюдной священной дороге, в которой будут и другие славные вакханы и мисты. “
–Вакханы и мисты?
–В аиде много входов и выходов. Мы зашли через особенный, орфический.
–Это как раз те реки из которых мне не нужно пить?
– Да. Чтобы забыться от всего прошлого, следует сделать один глоток из реки Лета. Два, друг за другом, глотка введут тебя в вечное забвение. Души же умершие, что временно покидают эту серую обитель, вновь пьют из этой реки по глотку. Мнемозина это река, наоборот, способсвующая сохранению памяти, либо дарующая всезнание, при определённых обстоятельствах, вечное безумие, если сделать больше одного глотка, но и тебе её пить не нужно. Тебе вообще не нужно пить из рек, пока ты живой,хех.
Скелет вновь взял лидерство и повёл за собой Фавста. В аиде было много купольнообразных холмов и местность постепенно сменялась гладкой равниной, до самого горизонта, и расщелинами в земле, ведущими в ещё большую мглу, и далёкими горами, из которых вытекали ручейки, пронизывающие бескарйние поля. В основном аид был серый, унылый и тихий, наполненный серым песком, маленькими камушками и пустотой. Иногда где-то играли на флейте и громко говорили, а их звуки разносились эхом на огромные расстояния. По дороге, куда вёл скелет можно было видеть ещё несколько табличек:
“А душа у людей корнями растёт из эфира. Воздух вдыхая мы душу божественную, плоть погибает, а душа бессмерта и вечна юна. От Зевса всех бессмертна душа, а тела подвержены смерти.”
“Мы живём смертью душ, а души нашей смертью”
Когда приходилось вновь проходит через туннели и пещеры, с потолка капала вода, разбавляя гробовую тишину и из-за капель формировались сталогтиты и сталогмиты, превратившиеся в стены и подпорки. Расстояние от пола до потолка иногда было в десятки логтей. Величественное зрелище преображалось тем знанием, что они растут всего лишь на пару сантиметров в год.
На протяжении всего пути глазу попадались и каменые статуи людей. Все они отличались позами, оттенками более светлыми или тёмными, кто то походил больше на тень без различимыз черт, а у некоторых оставалсь одежда. Казалось, что это не созданные подземными скульпторами творения, а кто то прежде блуждавший здесь замер навеки облокотившись на дерево, чьи ветви обвили камень. Группы людей замерли устремив свои головы ввысь, а между ними натянули эластичную ткань куда падали плоды деревьев. Иные же настолько долго являются часть этого места, что замерев у входов в пещеры, они поросли сталакмитами и капельки воды, капающие с потолка очень медленно, капля за каплей меняли их облик увеличивая в количестве и придавая конусам уникальные формы, напоминавшие тонкие длинные пальцы или острые зубы акул.
Перед тем, как полностью свернуть на секретные тропы, они видели огромное озеро и пляжи с бесчисленным количеством душ. Все они распределялись в разные залы и были на разных уровнях, и следовали за своим собственным отражением в виде призрака, или гения. На этой стороны озера были рощи и песчаные пляжи. В основном все души просто стояли и ждали своей очереди, чтобы переправиться на другой берег. Возможно, Харон был собирательным образом перевозчиков, потому что часть из потока душ направлялась в каменные комнатки, разбросанные на разных уровнях и у разных входов, но все, так или иначе все вели к центральному, гигантскому озеру. Центурион со скелетом не приблежались близко ни к кому и видели убранство Дита с возвышенностей, которые отрывали вид на озеро и скалы, и всё происходящее у берега. Души в аиде, в большинстве своём были серые и блеклые, молчаливые. Но кто то громко кричал и спорил, ругался и пытался драться. Однако при этом, эта была одна огромная, зловещая тишина, время от времени обрывавщаяся всплеском воды, далёкой музыкой и редкими камнями, падающими с неба в бескрайнее озеро. Тех, кто нарушали молчание особенно часто – уводили девушки в огненном обличье с ослиными ногами, через мост в одну из нескольких глухих башен, расположенных среди воды. Ни девушки, ни души оттуда не возвращались. Тогда же в первый раз, послышался громкий, сотрясающий небо, но отдающий эхом по всему диту рёв, который вызывал особенно массовое падение камушков. В последствии он ещё несколько раз звучал, но был не таким зловещим и ужасающим, как услышанный впервые.
Центурион едва мог что либо говорить и лишь старался находиться как можно ближе к скелету и пытаться прочесть всё, что попадается на пути. С одной стороны он практически не убирал руку с меча, а с другой стороны его любопытство, и то непередоваемое чувство открытия настолько победило все остальные ощущения, что совершенно не оставалось сил на простые слова. Иногда на первый план проскакивали мысли “ Надеюсь скелет знает, что делает”, но это было не более, чем адекватное волнение. А с другой стороны он не переставал всматриваться в местность, в те далёкие души, чтобы разглядеть в них свою дорогую Элизию. Но при всём этом, как успокоить тело, что автоматически, даже спустя годы военных походов, сотни криков раненных, пролетающие над головой снарядов, внезапные засады неприятеля и стоны умирающих товарищей, вздрагивает и покрывается мурашками от завываний душ? Так же центурион старался молчать, чтобы никто не раскусил их, и не узнал в нём живого. “Это не твоё царство и лучше не совершать действия, что даже гипотетически могут быть опасны”,– думал Фавст.
Si fueris Romae, Romano vivito more; si fueris alibi, vivito sicut ibi8,-повторял про себя римлянин, пытаясь молчать и не нарушать эту традицию.
Скелет вёл Фавста по узким тропинкам, скальным тоннелям. Сквозь пустые парки с фонтанами, а из дали виднелись аллеи из кипарисовых деревьев, у которых можно было разглядеть несколько общяющихся теней, а рядом ещё несколько небольших садов по которым бродила расплывчатая фигура огромного сыча. Не было понятно сколько времени занимает дорога, ибо единственным источником света были камни у потолка и редкие сияющие цветы. Тишину так же прерывали совы. Иногда по пути центурион замечал остатки человеческих костей. Где то целые, где то раздробленные и напоминали осколки разбившейся вазы коричневатого цвета, но ни разу среди них не было черепов. Они прятались в трещинах скал, на утёсах, между камней и сводов, иногда сложенные в кучки и опирающиеся на стены зданий. Фавст уже привыкал к иной атмосфере и воспринимались они как часть окружающей среды. Хотя этим и ужасали ещё больше. Своей обыденностью. Тишина же была не только давящей, но и одним из главных успокоений, благодаря которой можно было услышать потенциальную угрозу и самому не призвать опасность. В голове Фавста рождались пугающие фантазии, где он спрашивает о чём то скелета и в эту секунду резко тени останавливаются, поворачиваются и с нарастающей скоростью настигают любопытного живого. Фавст понимал, что если это секретный путь, скрытый от большинства глаз и не доступный простым душам, то любая странность будет особо хорошо видна. Хотя казалось, что ни сычи, ни те редкие тени, не обращают соверешнно никакого внимания на двух странников. А вот на отдалённое эхо, что послышалось в виде визгов и громкого пищания летучих мышей, словно свалившихся со скалы и потянувшие за собой всю связку, тут же сорвались огромные птицы и несколько тёмных силуэтов.
