На спинах этих
Девочки и мальчика!
Прыжки разутых мокрых детских ног –
Под дождём застенчивого солнца,
Которое выглядывает из-под клубящихся рваных облаков.
«Дождь и солнце» – так называется их танец…
(Как говорят в этих случаях на английском, я еще не знаю,
Было бы неплохо узнать это выражение на моём
Новом языке.)
А девочка и мальчик всё ещё бегут
Под звуки техно-музыки дождя под облаками, –
Найдутся ли ещё слова для них?
Не отключай свой
Панасоник с волны «Новой Классики» FM 96 и 3!
Что скажет ещё комментатор Алекса Петренко?
Утонувший
(Сонет-элегия по мотивам Стиви Смит[13])
Когда человек умирает…
Губы улыбаются другой улыбкой.
Анна Ахматова
Он утонул в реке – уже выйдя на тропу –
Дождливое воспоминание моего детства.
Помню, как эта смерть собрала людей в толпу,
В берёзовом лесу я оказался по соседству.
Я помню его – этого веселого мальчишку,
В толпе беззвучно рыдала его мать.
Он был так весел – ходил всегда в припрыжку.
А в омуте воды растерян – готовый жизнь отдать…
Мокрые деревья сохранили его в памяти своей.
Бело-чёрные стволы слышат его мёртвый крик –
«Как надо было жить, чтобы судьба была добрей?»
Его слова из синей пустоты мне напрямик!
Я не махал руками в реке моего детства,
Я утонул в реке моей жизни по соседству…
Элегия
Не спеши в Лепеши —
В Сандырях ночуешь.
Поговорка деревни Таболо Тульской области,
где родился мой отец Павел Андреевич
Элегия моего предсонного гнезда –
Как еженощная судьба, я гашу свет.
Иду. Предчувствуя мою Элегию всегда,
И не могу сказать ей: «Хватит – нет!»
К моему установленному элементу сна,
В бескрайней грустной синеве,
Нет свидетелей – она приставлена одна,
Как найденная рифма в запутанной канве.
Легко летящие, из ваты, облака касаются
Замысла моей сегодняшней Элегии
Меланхолически прощаются
С уже не злободневной её стратегией.
Создать печальную кручину на плечах,
Стимулирующих полусонных облаков.
И новую Элегию впотьмах,
Из нарисованных докучных мотыльков.
Элегия, исследуя, преследует меня
И наливает полный стакан яда –
Кромешную бессонницу ко мне маня,
Чтоб не будить меня грохотом снаряда.
Стало быть, каждую ночь я умираю,
Судьба моя – поёт мне приговор,
Признаться, стихи я не запоминаю –
Элегия приснится и исчезнет – не я вор.
Элеонора
Вы, философы, счастливые люди.
Вы пишите на бумаге, а бумага – вещь терпеливая.
А я, несчастная императрица, вынуждена
писать на мягкой коже живых людей.
Екатерина Великая
Почти конец войны.
Я – ещё юный школьник, живущий
В Казахстане с родителями. Мы очень далеки
От центра русского ядра – существования –
Далеки от фронта. Кругом я вижу тьму врагов.
Мы воюем с немецким фашизмом,
Но сюда сослали также
Поволжских немцев, которые в России
Со времён Екатерины – с XVIII века,
Поднять урожай российских
Сельских хозяйств.
Эти люди жили среди нас так долго!
Почему вдруг оказались врагами?
Моя детская задача!
Вот, например, моя школьная подруга
С нерусским именем Нора.
И она немка – Элеонора!
О! С красивыми вражескими ногами
И светлыми кудрями!
Её спортивно-привлекательное тело!
Это тело врага?
Школьные парни-хулиганы ее ненавидят,
Считая врагом. Они её дразнят и часто бьют.
Она никогда не плачет!
Её мать работает в нашем лазарете – делает уколы!
А этим утром я видел отца Норы.
Я знаю, что он живет в ближайшем лагере.
Ему разрешено навещать свою семью.
Он бежал вдоль нашей казахской речки –
Довольно мелкой.
Песок летел в разные стороны из-под его ног,
Он бежал словно под энергичную музыку Вагнера,
Игравшую у него в голове.
Конечно, я тогда не знал Вагнера.
Но слышал, что Гитлер его любит,
Тогда на нашем старом скрипучем патефоне –
Только мелодии Чайковского.
Тем не менее, он бежит
Под ритм музыки врага. Он улыбнулся,
Посмотрев на мое удивленное лицо.
Он слишком дружелюбно улыбнулся мне.
Но от кого он тогда бежал? От Красной армии!
Но почему так бодро?
Линия фронта уже практически в Германии.
И почему он улыбался мне?
Ему велела наша общая Екатерина?
Нет! Она давно умерла, я знаю это по учёбе в школе.
Если бы не умерла, то тогда была бы с нами и вместе
С местными немцами против наших врагов.
Иду я вдоль реки к русско-казахской школе…
Экскурсия
Архитектура – это перенесенная в пространство воля эпохи.
Людвиг Мис ван дер Роэ
[14]Уже много столетий назад архитектура устала от
Тектонических напутствий – правил – диктата Гравитации –
Колонна (что по-русски столб) и балка (на которой крыша).
Первая арка – это каменная пещера или первый дикий –
Вырезанный, вынутый природой – или человеком – камень,
А затем – тщательно декоративно игриво-иерографично,
Зверино-птично, золото-кремово, скульптурно-каменно –
Это Люксор. Египет. Затем – первое гордое ионических или
Дорических колонн сооружение на побережье моря – где
Утонул Эгей! Далее – крадущаяся, сакрально вьющаяся,
Идущая на цыпочках – Готика! Или уже время – жёлто-белой
Классики с ампиром? Но я у вертикальных кружев
Эйфелевой башни. В Париже – покупаю сэндвич
За 15 франков! Затем – в Нью-Йорке – время,
Когда я могу любоваться Классическими ордерами –
Искуственно, но зато искусно наложенными на высокие
Американские фасады Чикагской Школы Луиса
Генри Салливана[15]! О! ЭЙ! Hello! Корбюзье в Москве!
После русской революции! И Башня Третьего
Интернационала Татлина[16]двадцатых прославляет
Конструктивистскую Россию! Музейная реликвия на все
Времена! О! И мы устаем от постоянного бдения –
Бессонного притяжения Земли! А в космосе – сложная
Игра галактик, миров и антимиров, формул Ньютона,
Эйнштейна! Но кто-то из нас смотрит на землю
С иронической усмешкой! «Эй! Достаточно!» «Вперёд!»
«Другое долголетие!» «Нулевой вес!» «Нет гравитации!»
И в воздухе на крыльях полёт иных домов, как в цирке!
Архитекторы приветствуют свой деконструктивизм!
