Урок прошёл спокойно. Они варили простенькую настойку от кашля, которая получилась почти у всех. Доброжелательный профессор живо интересовался их успехами, заглядывая в каждый котёл и комментируя результат, но трудно было не заметить, что Тома он старается обходить стороной, лишь раз сдержанно похвалив его точность в измерении количества ингредиентов.

— Он уже третий, — тихо сказала Гарри, когда они шли по коридору в следующий класс. — Клянусь, если ещё кто-нибудь посмотрит на тебя, как на восставшего из ада, я решу, что здесь вселенский заговор!

— А что, троих тебе недостаточно? — мрачно спросил Том.

Впрочем, больше подобных эксцессов не возникало. Трансфигурация и чары прошли нормально.

Остальные профессора, с которыми они познакомились в течение первой недели, тоже не бледнели и не заикались при виде Тома.

Ну, разве что, маггловед Квиррелл, но его заикание вряд ли имело к нему какое-то отношение. Помона Спраут — профессор гербологии — одинаково тепло, почти по матерински — приветствовала всех, кто приходил к ней в теплицы. Мастер полетов — мадам Хуч — отметила лишь, что для магглорожденного Том очень уверенно держится на метле, впрочем, как и сама Гарри. А призрак профессор Биннс, читающий лекции по истории магии, вообще вряд ли замечал, есть в его классе кто-то из учеников или нет.

Казалось, стоит им всем выйти потихоньку, он так и продолжит бубнить себе под нос бесконечные факты и даты, пока не прозвенит звонок, а когда перемена закончится, начнёт все по новой.

Это был тот редкий случай, когда учебник оказался куда интереснее учителя.

***

— Нашла, — неверяще прошептала Гарри, глядя на пожелтевшую колдографию в кожаном альбоме.

Они сидели в библиотеке, готовясь к занятиям на следующей неделе. Желающих посвятить учебе воскресный вечер нашлось немного, поэтому просторный зал был почти пуст, если не считать их самих, и небольшой группы слизеринцев за столом в противоположном углу.

— Что нашла? — Том поднял голову, отвлекаясь от своего эссе. — Побочные эффекты успокоительного настоя?

— Нет, — тихо ответила Гарри. — Мою маму. Это выпускной альбом Гриффиндора за семьдесят седьмой…

С одной из колдографий ей улыбалась хорошенькая рыжеволосая девушка с ясными зелёными глазами, одетая в школьную форму. Подпись внизу гласила: «Лили Эванс, 7 курс, 1977 год».

— Красивая, — Том взглянул на колдографию, а потом на Гарри. — Но… ты уверена?..

Она судорожно кивнула.

— Это все не может быть совпадением. Моя фамилия Эванс, я помню, что мою маму звали Лили, и твой отец, когда пытался разыскать моих родителей, нашёл ее. И Шляпа… на распределении она сказала, что у меня гриффиндорская наследственность, понимаешь? Это точно она! А это, — она перевернула страницу, — Джеймс Поттер. Олливандер сказал, что они поженились почти сразу после выпуска…

— То есть, он твой отец?

— Ну да, — Гарри потёрла лоб. — Наверное… Я его совсем не помню. Только какие-то смутные ощущения. Я должна узнать все наверняка! — она вскочила на ноги.

— Погоди, — Том остановил ее, схватив за рукав мантии. — Куда ты?

— Спрошу у профессора Флитвика! Он ведь давно здесь преподаёт, должен помнить моих родителей!

— Сядь, — неожиданно резко сказал Том. — Не спеши.

— Почему? — Гарри от неожиданности послушалась, сев обратно на стул.

— Ты уверена, что готова услышать правду? — голос Тома звучал ровно, но в его глазах было что-то такое, от чего ей вдруг стало не по себе. — Подумай, если тебя много лет назад оставили у магглов, и с тех пор никто о тебе не вспоминал, что это может значить? Что либо твои родители погибли в той войне, а тебя спрятали. Либо…

— Либо они бросили меня, — очень спокойно закончила Гарри. — Я знаю. Я слышала это тысячу раз. Но мне надоело бесконечно гадать, что произошло, я хочу все выяснить. Что бы там ни было, понимаешь?

— Понимаю, — Том посмотрел ей в глаза, а потом поднялся. — Подожди здесь.

И он, развернувшись, пошёл к стойке, за которой сидела библиотекарь мадам Пинс.

Вообще, к мадам Пинс студенты Хогвартса старались лишний раз не обращаться. О ее скверном характере в школе ходили легенды, а сама она — высокая, сухопарая женщина средних лет с вечно сжатыми в узкую полоску губами и суровым взглядом — кажется, искренне ненавидела всех детей от мала до велика.

Всех. Кроме Тома. Он каким-то непостижимым образом умудрился обаять эту нелюдимую даму, расположив ее к себе.

— Приворожил, не иначе! — изумлялись однокурсники и старшие ребята.

Но Гарри знала, что приворот здесь ни при чем. У Тома просто был потрясающий талант находить общий язык с людьми. Наблюдая за ним эти первые недели в Хогвартсе, Гарри наконец поняла, как ему удалось выстроить отношения с одноклассниками в предыдущей школе.

Он никого не запугивал, нет. Наоборот. Он каким-то шестым чувством знал, о чем думают люди вокруг него. Чувствовал, что беспокоит каждого из них. С первых же минут в библиотеке, он продемонстрировал мадам Пинс, что трепетно и с уважением относится к книгам, попросил дать ему ознакомиться с правилами поведения, был вежлив и разговаривал на два тона тише обычного, а когда заметил, что хаффлпаффцы убежали из библиотеки, впихнув книги на полки кое-как, подошёл и расставил их по местам. Стоит ли удивляться, что после всего этого суровая мадам Пинс прониклась к красивому, вежливому и аккуратному мальчику симпатией?

И не только она. Все профессора, кроме, пожалуй, Слагхорна, были восхищены талантами Тома. Ему без труда удавалась трансфигурация; на уроке чар он поразил Флитвика в самое сердце, заставив перо не только подняться в воздух, но и описать идеальную восьмерку, а затем плавно опуститься на парту; профессор Спраут с умилением наблюдала, как бережно он относится к магическим растениям и как живо интересуется правилами правильного ухода за ними.

При этом Гарри хорошо знала, что Том терпеть не может копаться в земле, с книгами раньше обращался весьма вольно, а трюк с восьмеркой тренировал несколько часов. Он делал все это специально, с очень понятным и прозрачным расчетом. И расчёт этот, надо признать, оправдал себя.

— Что это? — Гарри посмотрела на стопку газет, которую держал в руках вернувшийся Том.

— Подшивка «Ежедневного Пророка», — сказал тот, положив стопку на стол. — Все выпуски, где есть упоминания о Поттерах и Ордене Феникса.

— Ордене? — Гарри вскинула на него взгляд. — А они что…

— Да, они состояли в нем, и были одними из самых активных участников, — Том указал на верхнюю газету.

Выпуск был от десятого ноября семьдесят девятого года. Первую полосу украшала большая колдография с изображением группы молодых людей, всего их было человек двенадцать. Стоявшие на переднем плане Лили и Джеймс выглядели чуть старше, чем в выпускном альбоме, но узнавались безошибочно. Справа от них — парень с кудрявыми тёмными волосами и обаятельной улыбкой. Слева ещё одна пара — молодая девушка с короткой стрижкой и смущенно улыбающийся парень в клетчатой жилетке. Два молодых человека, очень похожих друг на друга, две девушки — одна светленькая, вторая смуглая и черноволосая. Ещё несколько молодых людей по краям. А по центру — серьезный и совсем непохожий на себя нынешнего — Альбус Дамблдор.

«ТОТ-КОГО-НЕЛЬЗЯ-НАЗЫВАТЬ ПОБЕЖДЁН! ОРДЕН ФЕНИКСА ПРАЗДНУЕТ ПОБЕДУ!» — сообщал заголовок над фотографией.

А под ней был список имён.

— Лили и Джеймс Поттеры, Сириус Блэк, Фрэнк и Алиса Лонгботтомы, Марлин Маккиннон, Прюэтты… — вслух прочитала Гарри несколько из них и подняла взгляд на Тома.

Тот молча протянул ей ещё одну газету. Она была датирована десятым ноября восьмидесятого.

«МЕСТЬ ПОЖИРАТЕЛЕЙ СМЕРТИ! ФРЭНК И АЛИСА ЛОНГБОТТОМЫ ГОСПИТАЛИЗИРОВАНЫ В БОЛЬНИЦУ СВЯТОГО МУНГО!»

Под заголовком было фото уже знакомой молодой пары.

— Это, наверное, родители того мальчика, Невилла, — тихо сказала Гарри и сглотнула. — Они поправились?

Ответ на этот вопрос нашёлся в ещё одном выпуске за восемьдесят первый. Там была заметка о том, что супруги Лонгботтомы необратимо пострадали от длительного воздействия заклятия Круциатус, и колдомедики не в силах им помочь. Их маленький сын Невилл остаётся под опекой бабушки.