В тот же день, ближе к вечеру, Белов приехал в Серебряный бор, в неприметный клуб, облюбованный для конфиденциальных встреч его партнером по теннису Виктором Петровичем Зориным. Встречаться с ним у Саши не было ни малейшего желания, но в сложившейся ситуации гарантии своей безопасности он мог получить только от Зорина. Кроме того, ему не терпелось узнать судьбу документов по Фонду. Так что, нравится не нравится, но если хочешь выбраться из кувшина — будь добр сучить лапками до последнего.
Виктор Петрович встретил Сашу радушной улыбкой и крепким рукопожатием. В кабинете, где они находились, был сервирован стол. Зорин широким жестом пригласил гостя «перекусить, чем бог послал», но Белов отказался, суховато предложив чиновнику сразу перейти к делу. Зорин открыл портфель и положил на край стола сложенную карту Чечни с отмеченным синим карандашом маршрутом. — Возвращаю с благодарностью, — улыбнулся он. — А кто там работал? — поинтересовался Саша, засовывая карту в карман пиджака. — Армейский спецназ. Прошлись, как ураган, оружие уничтожено, ни одного свидетеля… — Виктор Петрович наморщил лоб. — Я понимаю, Саша, тебя волнует, что ты пошел против федералов. Белов кивнул, соглашаясь — ведь именно из-за этого он сюда и приехал. — Понимаешь, это одна из немногих контор, которая реально заботится о безопасности страны. А то, что ты сдал груз, объективно работает на страну. Другое дело — твои внутренние отношения с ними… Но, в любом случае, пока мы в связке, ты — неприкасаемый. — А мы в связке? — с неприкрытым сомнением спросил Саша. Он отлично понял, что хотел сказать чиновник: Контора не имеет официальных претензий к Белову, а что касается его личных трений со своим фсбешным куратором — тут он должен разбираться сам. Фактически Зорин снова устранился, оставил Сашу с Введенским один на один. Виктор Петрович пристально взглянул на Белова и с укоризной покачал головой. Порывшись в своем кейсе, Зорин протянул Саше кожаную папку с золотой монограммой. — Я разморозил твои бумаги по Фонду, — важно и даже слегка торжественно сообщил он. — Получишь о-о-огромные льготы по импорту! Саша не стал скрывать скептической усмешки. — Спасибо, — он взял папку и небрежно сунул ее подмышку. — Все равно надо от кого-то зависеть. А то… — он выразительно чиркнул большим пальцем по горлу, — чик — и все! — А ты наглец, Александр, — холодно прищурился Зорин. — Ладно, Виктор Петрович, — Белов протянул ему руку, — и на том спасибо.
Развалившееся дело с оружием полностью убило у Вари доверие к мужу. Столько работы было проделано, столько связей налажено, и все с помощью нее, Пчёлкиной, а в итоге — всё псу под хвост? Возможность надолго отойти от дел, зажить нормальной жизнью, спокойной, зная, что денег, полученных с дела, хватило бы на долгие годы вперед, была разрушена в пух и в прах. Взорвана, как тот груз на приёмке.
Это стало последним гвоздем, забитым в крышку гроба, который когда-то звался «корабль любви». Саша продолжал быть на своей волне, и его отсутствие по ночам хоть и уменьшились, но продолжились. Только бы дуре было неясно, что происходит.
Упаковывая вещи — свои и Данькины — Варя то и дело поглядывала на обручальное кольцо на своем безымянном пальце. Казалось, что тонкая нить золота обжигает кожу. Вот они — кандалы, какими же разными они бывают. Девушка понимала, что надо сделать решительный шаг. Поставить все происходящее в их семье на паузу. В конечном счете, сделать так, чтобы не довести себя и мужа до той степени, когда кроме ненависти и боли между ними ничего не останется. Сделать по-умному. По-взрослому.
Саша как раз вошел в комнату, наблюдая, как жена застегивает чемодан.
— Ничего не забыла?
Варя опустила чемодан на пол, присела на кровать и тяжело вздохнула.
— Саш, присядь. Нам поговорить надо.
Белов пожал плечами, мол, надо — так надо, приземлился с ней рядом, опутывая руками ее тонкие плечи, но Пчёлкина мягко сняла с себя его ладони и сжала их в своих руках.
— Ну что опять произошло, пока меня не было?
— Это произошло гораздо раньше, Саш.
— Я понял, ты все еще лютуешь из-за той сделки? Ну, малыш…
— Во-первых, не лютую. Я спокойна, как дохлый лев… Во-вторых, оружие здесь уже совсем ни при чем, — она сфокусировала свой взгляд на орнаментах на обоях напротив, потому что не могла смотреть мужу в глаза, иначе бы расплакалась. А дала себе слово — держаться. Поступать разумно, с холодной головой. — Я давно думала, все взвешивала… И да, хорошо, что я улетаю. Мы улетаем с Данькой.
— Варь, — Саша аккуратно коснулся ее щеки подушечками пальцев, — к чему ты клонишь?
Она снова качнула головой, отстраняясь от его ладони.
— Прошу, не сбивай, — девушка тяжело вздохнула и прикрыла глаза. — Ладно, ни к чему эти вступления, ты прав. Скажу кратко — нам нужно разойтись. Разойтись, чтобы спасти то, что у нас есть. Ради сына. Спасти себя от ненужных обид и лжи.
Саша был готов к чему угодно — но ни к этому. Варя, его Пчёлка, та, которая любила его с самого детства, которая вместе с ним была под пулями, и в горе, и в радости, как говорится, с которой, черт побери, они прошли, казалось, все, — вдруг сама завела разговор, чтобы они разошлись?
Смотрел на ее профиль — красивый, строгий — и не верил.
— Ты шутишь?
— Нисколько, — Варя поднялась и задержала дыхание. Голос мог сорваться, а этого никак нельзя было допустить. — Пойми, я не хочу улетать, зная, что удерживаю тебя. А слушать в трубке вранье — где ты, как и с кем — увы, не для меня. Статус не позволит. А если мы… — запнулась, не могла вновь сказать это слово, которое вязко путалось на языке, — ну ты понял…
— А Данька, что будет с ним?
Варя взглянула наконец на мужа, удивляясь вдруг, как всегда серьезное, волевое лицо сейчас покрылось пеленой обескураженности, а глаза, обычно строгие и решительные, смотрели с детской обидой.
— Он твой сын. Я никогда не буду препятствовать вашему общению.
— Ты делаешь ошибку, малыш, — Белов поднялся, решительно притянув к себе жену и накрыв ладонями ее плечи, — слышишь? Давай ты полетишь, успокоишься, и поймешь, что все это глупости. Обычные женские глупости, даже с тобой такое случается.
— Нет, я все решила, Саш. Ошибку ты сделал сам, а я пытаюсь ее предотвратить.
Она знает, понял Белый, она давно все знает. Но молчит об этом, делая так, чтобы он сам догадался, что жена давно в курсе.
— Может быть, что-то изменится, — пожала плечами Пчёлкина, тем самым сбрасывая его руки, — и ты разберешься, что тебе надо. А пока так.
Ровный, однообразный гул двигателей огромного «Боинга» навевал сон. Первым сморило Даню, мальчик прижался к боку матери и крепко уснул. А вскоре задремала и Пчёлкина.
Сон ее был светел и безмятежен. Наверное, впервые за долгое время. Легкость в груди давала стойкое ощущение того, что Варя все сделала правильно. Ей снились пальмы на берегу лазурного теплого моря, залитый солнечным светом широкий пляж и утопающий в тропической зелени ослепительно-белый двухэтажный дом. Это был ее дом, и именно туда нес ее с сыном могучий самолет. Проснулась Варя оттого, что кто-то осторожно коснулся ее плеча. Она открыла глаза — над нею склонилась стюардесса. — Пристегнитесь, пожалуйста, — попросила девушка. — Что, мы уже прилетели? — удивилась Пчёлкина. — Пока нет, — стюардесса вежливо улыбнулась и пояснила: — Это Шеннон, Ирландия. Здесь мы дозаправимся и потом уже сядем в Кеннеди.
Пчёлкина кивнула. Стюардесса отправилась по проходу меж кресел дальше, а Варя, застегнув ремень, вспомнила яркие картины прерванного сна. Она достала из сумочки свой новый паспорт с вложенным в него стопочкой фотографий дома во Флориде — было любопытно сравнить увиденное во сне с реальными видами. К ее удивлению, совпадение было почти полным.
Перебрав фотографии, Варя открыла синий паспорт с большим, замысловатым гербом на обложке и надписью «Respublica de Costa Rica». На первой странице документа, рядом с ее фотографией, значилось новое Варино имя — Maria Pereira. — Гражданка Коста-Рики Мария Перейра, — с улыбкой прошептала она и фыркнула: — Добро пожаловать в новую жизнь, Варвара Павловна! Варя закрыла паспорт и задумчиво посмотрела в иллюминатор. Надо попробовать жить дальше. Самостоятельно. Возможность есть. Новое имя — тоже. А силы она найдет. Всегда находила. И сейчас не имеет права сдаваться. Пчёлкина взглянула на сына. Вот он — ее вечный двигатель, ее мотиватор. А с ним ничего не страшно.
