Космосу и в самом деле невероятно повезло. Его «Мерседес» влетел под мусороуборочный «КамАЗ» так, что извлекать бедолагу из покореженной машины пришлось с помощью автогена. Все время, пока спасатели колдовали над обломками его авто, Космос яростно матерился. Медики говорили — болевой шок, возможны серьезные повреждения внутренних органов. Но когда пострадавшего доставили в больницу и толком осмотрели, врачам пришлось немало удивиться. Выяснилось, что, если не считать многочисленных ушибов и порезов, все ограничилось всего лишь тремя переломами — предплечья, ключицы и голени.
Космосу наложили гипс, вкололи успокаивающего и отдали примчавшемуся в «Склиф» Юрию Ростиславовичу: заполучить сына членкору помогли старые академические связи. Отпуская пострадавшего, врачи, понятное дело, прописали ему строгий постельный режим. Однако, оказавшись дома, Космос и не подумал ложиться. Его нещадно ломало после вчерашнего, болели раны и ушибы, но к коксу он прикасаться не стал. Единственное, что он себе позволил, — это немного пива. Космос ждал Белова. Он предполагал, что, узнав об аварии, друзья будут его искать. Ни Фила, ни, уж тем более Варю, ему видеть не хотелось совершенно, а вот с Белым Космос бы поговорил. Слишком много недосказанного накопилось между ними в последнее время. Космос попросил отца не пускать к нему никого, кроме Саши, и устроился с пивом за столом гостиной. Звонок в дверь прозвучал, когда Космос допивал вторую бутылку. — Пап, открой! — крикнул он. — Помнишь? Меня нет… Шаркая шлепанцами, Холмогоров-старший прошел в прихожую. Космос прислушался. Сначала лязгнул замок входной двери, потом отец сказал кому-то: «Не снимай». Через секунду Юрий Ростиславович заглянул к сыну и коротко сообщил: — Саша приехал. Космос промолчал. В гостиную мимо Юрия Ростиславовича прошел Саша. Он обогнул стол, встал у окна и, опершись о подоконник, выжидающе посмотрел на неподвижного Космоса. — Саш, пиво будешь? — предложил Холмогоров-старший. Белов не ответил. Юрий Ростиславович покрутил в руках бутылку с пивом, которую он прихватил из кухни, и, поставив ее на стол, неловко пробормотал: — Ну, вы тут поговорите, а я пойду, новости посмотрю… Саша рассеянно кивнул. Юрий Ростиславович вышел из гостиной и прикрыл за собою дверь. — Мне Варька сказала, что ты насмерть хлопнулся, — мрачно признался Саша. — Я — в «Склиф»… — Жаль, что не насмерть, — так же мрачно перебил его Космос. Белов неловко топтался между столом и окном — не знал, как начать тяжелый, неприятный для обоих разговор. — Можно я твою ногу на пол поставлю? — спросил, наконец, Саша. — Рискни.
Кос вяло пошевелился, готовясь к неприятной процедуре. Саша аккуратно переложил загипсованную ногу Космоса на пол, придвинул табурет к столу и сел напротив друга. Поморщившись, Космос пристроил ногу поудобней и, не поднимая глаз на Белова, попытался одной рукой открыть бутылку с пивом.
— Ты на меня не сердись, брат, — тихим и немного виноватым голосом начал Белов. — Я иногда вынужден давить, а иначе все рухнет к едрене фене. Но ты действительно хреново выглядишь. Кос, драг тебя погубит. На героин перейдешь — и все, полный звездец, пиши пропало… — Сань, да не в этом дело… — здоровой рукой Космос меланхолично подал ему бутылку пива. — На, открой, я не могу. Знаешь, я давно уже думал, а когда эта канитель с Чечней пошла, вообще загрузился… Ну, скажи ты мне — на хрена нам вообще все это надо?! — с болью спросил он. Открыв бутылку, Саша разлил пиво по бокалам. — Ты это о чем сейчас? — Белов сделал вид, что не понял. — Сань, да ты лучше меня знаешь, о чем, — Космос не спускал с него тревожных, воспаленных глаз. — Я вот раньше думал — надо всем показать, что круче меня только вареные яйца. Ну и что, показал… А дальше что? Будем своих гасить?! Сначала солдафонов наших в Чечне, а потом и друг друга… А Варька твоя — ей же все по барабану, она за лишнюю зеленую бумажку готова горло перегрызть! — А ты думаешь, мне все это нравится, что ли? — Саша исподлобья взглянул на друга. — Меня самого просто взяли и конкретно наклонили. А назад пути нет… Это же, как в самолете — и выскочить нельзя, и заднего хода нет… Сел и летишь… — Ага, и ждешь, пока крыло не отвалится… — мрачно поддакнул Космос. — Вот именно. Или в гору не врежешься… — Или пока террористы не жахнут из «Стингера»… — ухмыльнулся Космос. Вдруг он подался вперед и пристально взглянул в глаза Белова. — А знаешь, Сань, когда мы с тобой в этот самолет-то сели? Третьего октября 89-го года, на бое в Раменском, — он тяжело замолчал, пожевал губами и, наконец, сознался: — Муху-то ведь тогда я стрельнул… В гостиной повисла долгая, тягостная пауза. В памяти обоих всплыли картины того боя. Но каждый из них вспоминал его по-своему — с того места, где он тогда был… Саша находился в самом центре столпотворения, он вместе с Варей выцарапывал из схватки Фила. Муху в тот момент он не видел, да и не до Мухи ему тогда было. Зато его хорошо видел Космос. Муха, расталкивая дерущихся, целенаправленно продирался сквозь толпу к Саше. Его глаза горели безумным огнем мести, а в правой руке в луче прожектора сверкнуло лезвие ножа. Предупредить Сашу Космос не успевал — враг был уже в двух шагах от Белова. Мухе оставалось сделать последний шаг, он уже отвел в сторону руку для решающего удара… И тогда Космос рванул из-за пояса свой тэтэшник… Выстрел слился с выстрелом в воздух седого мужика, и это его спасло. Он проворно сунул пистолет за пояс и кинулся за друзьями к «Линкольну»… Саша встал и отошел к окну. — Сань, ты пойми, там просто другого выбора не было, — запинаясь, принялся оправдываться Космос. — Он бы тебя через секунду порезал… А не сказал я тогда тебе сразу, потому что… ну, за — очковал, когда на тебя менты накатили. Сесть-то кому охота, сам понимаешь… Я об этом потом через года полтора Пчёлке рассказал, а она… Молодец… Не сдала… Опустив голову, Космос виновато замолчал. Молчал и Белов. Он замер, прислонившись лбом к прохладному оконному стеклу, и невидящим взглядом следил за снующими внизу людьми. На его скулах катались крупные желваки. Они молчали об одном и том же. Ни тот, ни другой не смог бы сейчас с уверенностью утверждать — спас тогда, во время боя в Раменском, Космос своего друга или, наоборот, погубил. — Ну, нельзя сказать, что я не догадывался… — задумчиво произнес, наконец, Белов. Он повернулся и взглянул на друга. Лицо Космоса покрывал узор из многочисленных ссадин и порезов, голову опоясывала повязка, чем-то напоминавшая азиатскую чалму. Сломанная правая рука была зафиксирована на отлете хитроумной подпоркой, а закованная в гипс левая нога — прямая и толстая, как березовое бревно, — была отставлена далеко в сторону. Довершал этот нелепый вид взгляд из-под насупленных бровей — бесконечно-виноватый, как у нашкодившего спаниеля. Все это показалось Белову настолько забавным, что он не смог скрыть улыбки: — Космос, Космос, твою мать! Чудище ты инопланетное! — с шутливой укоризной покачал он головой. — Если бы ты был сейчас Варькой, я б тебе сейчас сказал: что ж ты, сука, мне всю жизнь-то испортила?! Но ты не Варька, ты брат мне, поэтому… Он оборвал себя на полуслове, вернулся за стол и, усевшись напротив друга, совсем другим, обыденным тоном спросил: — Слышь, Кос, у тебя пиво еще есть? Башка раскалывается… — Пап! — едва ли не радостно закричал Космос. — Пиво еще осталось?! А Белов еще раз окинул веселым взглядом его раскоряченную фигуру и не удержался от иронично-восхищенного: — Красавец! Холмогоров-старший зашел в гостиную, прижимая к груди с полдюжины бутылок пива. Только сейчас Белов заметил, как постарел Юрий Ростиславович. Он сильно поседел, ссутулился. Плохо выбритый, в линялой ковбойке, пузырящихся на коленях джинсах и стоптанных шлепанцах он почти ничем не напоминал того блестящего ученого и красавца-мужчину, которым он был всего каких-то пять лет назад. Саше сразу вспомнилось, что два года назад от него ушла молодая жена — сбежала за границу с каким-то не то норвежцем, не то датчанином… Юрий Ростиславович составил пиво на стол и неуверенно спросил: — Ребят, а можно я с вами посижу? — Ну конечно, садись, пап… — Космос потянулся за стулом. Белов сноровисто откупорил бутылки и разлил пиво по высоким бокалам. — Твое здоровье, сынок, — Юрий Ростиславович положил руку на здоровое плечо Космоса. — Ты не пугай меня больше так, да и друзей своих — тоже.
