Белый плавно ускользнул от опеки Фила, взобрался на высокий стул и кивнул бармену. Пока янтарная жидкость лилась в стопку, Саша прикрыл глаза, но тут же пожалел — казалось, что он на карусели, развившей скорость до трехсот километров в час. И тут… Что-то чарующе-нежное донеслось слева. Голос был отчего-то знакомый.

Глаза пришлось распахнуть. Белов повернул голову в сторону звука и увидел небольшую сцену, отделанную красными портьерами. На сцене — три инструменталиста, на переднем плане у микрофона — девушка. Красивая, статная… И, чёрт возьми, знакомая!

Фил уже поравнялся с ним, воспользовавшись заинтересованным взглядом друга, сам взял из рук бармена стопку и вылил содержимое в близ стоящую кадушку с пальмой.

— Поехали, Сань.

Но композиция из репертуара Эллы Фицджеральд, исполняемая прекрасной певицей, полностью поглотила Белого. Вспомнил!

Оля. Оля Сурикова. Скрипачка. Птица счастья из далекого 89-го…

— Я сейчас, — Саша резко поднялся со стула и уверенно двинулся в сторону сцены. Комментарий к Часть 34 Ночь + вдохновение =новая глава! Да начнётся “стекло”

Ждём ваши отзывы, дорогие читатели!

====== Часть 35 ======

Комментарий к Часть 35 Приятного чтения!

Отдельная благодарность :

Samanta Adams спасибо родная за помощь в работе! Люблю тебя!🐝❤️

Музыкальное сопровождение главы : Пошёл налево – Эльбрус Джанмирзоев, Элвин Грей

Джазовый коллектив Виталия Майского отыграл в ресторане последнею композицию. Сегодня Виталик лютовал, так как играли его новую композицию. Захмелевшая толпа зрителей наградили их бурными овациями. Группа потихоньку стала собираться по домам.

— Ну что, ребята, все молодцы! — Он взглянул на часы: — Точно, уложились минута в минуту, как в аптеке. Музыканты принялись складывать инструменты и отключать аппаратуру. Виталик, покосившись на Олю, которая была явно не в лучшем настроении, напомнил: — Завтра — как всегда, в семь. Оля уже уложила скрипку в футляр и, набросив плащ на руку, спустилась со сцены в зал ресторана: — Счастливо, ребята! До завтра! В центре зала ее догнал Виталик и взял под локоть: — Я провожу. — Ну, проводи, — мягко высвобождая руку, не слишком охотно разрешила Оля. — Оленька! — Он пристально смотрел ей прямо в глаза. — А мы премьеру твою так и не отметили. Может, поедем ко мне, посидим, выпьем? Послушаешь, что в ту нашу новую пластинку не вошло. — Не, Виталь, спасибо, мне домой надо. Бабушка ждёт. — Оленька, ты же музыкант — надо быть свободнее… — не отставал Виталик. — Надо, надо, — только чтобы он отстал, согласилась Оля. — В конце концов, имею я отношение к тому, что ты играешь снова? — В его голосе прозвучал уже не интимный намек, а едва ли не требование расплатиться за оказанное благодеяние.

Сколько лет вьется, а она как глухо-слепая!

— Самое непосредственное, спасибо тебе, Виталик… — устало улыбнулась Оля, в который раз освобождая руку от его пожатия. — Но спать я с тобой за это не обязана.

За этой сценой, прямо у самого выхода из ресторана уже давно наблюдал Саша.

— Так значит? … — поняв, что здесь ему ничего не обломится, протянул Виталик. — Да, — спокойно и твердо ответила Оля, не принимая его игривого тона.

Девушка уже собиралась выходить из здания ресторана, как её вновь остановил Виталик.

— Оль, знаешь, подожди. — И он побежал за нею, нагнав ее у выхода. — Я тебя понимаю и даже как-то поддерживаю. Если ты бездарь, надо устраиваться, работать известным местом… Оля, уже не отвечая, лишь развернулась к Виталику и попыталась со всего размаха заехать ему по физиономии, но Виталик успел перехватить ее руку: — Тихо-тихо! Что люди подумают? И они оба опять не увидели, как из двери позади них из ресторана вышел Белов. Но зато Виталик это мгновенно почувствовал. Саша двумя пальцами схватил его за нос: кровь и слезы хлынули одновременно. — Купи себе пособие для чайников, как правильно общаться с дамами, — ухмыльнулся Белый и повернул голову к опешившей Ольге: — Что ж ты не подождала, сказал же, встречу.

Сурикова смекнула и подыграла:

— Прости, закрутилась.

Саша, брезгливо ткнул платком в морду поверженного маэстро.

— Тогда пойдем, — он подставил свой правый локоть, под который Оля тут же взяла его.

На улице было тепло, под ногами медленно таял снег. Ольга и Саша брели по мосту, и беседа текла медленно, тихо, как меланхоличная мелодия, которую в последнее время так любила наигрывать Оля.

— Саш, так странно, мне даже не обидно. Я с детства думала — музыка для меня главное. И все вокруг говорили: занимайся, девочка, играй… И вдруг как молния ударила. И перевернулось все. Белов слушал девушку с интересом: — Оль, да ну, — у него с консерваторией и музыкой были связаны свои, гораздо более приятные воспоминания. — Если б ты не играла на скрипке, мы бы с тобой, может, и не познакомились тогда в 89-м. Ты вспомни, вспомни. — Ой, точно ведь! — обрадовалась Оля, будто впервые подумала об этом странном совпадении. — Ну вот! — поддакнул Саша. — А то, что этот пидор сказал, это от зла. Мне б не дали, я б тоже что-нибудь такое брякнул. Оля остановилась и пристально посмотрела Саше в глаза. — До сих пор не верю, что тебя встретила… Я потом всё-таки узнала, что тебя так подставили. Стыдно было даже… Психанула, не разобралась, обидела тебя, да? — Да брось, столько лет уже прошло, — отмахнулся Белый. — Спасибо тебе ещё раз. Ты поступил как настоящий мужчина. — Я поступил как нормальный мужчина.

Он тоже вглядывался в ее карие, золотистые глаза, и ощущал какую-то щемящую тоску в груди. Тоску по ушедшей так резко юности. Тоску по несбывшимся планам и надеждам. И глядя в ее глаза, Саша видел отражение своих мыслей. Ему даже показалось, что от Оли веет чем-то теплым, свежим, как тот самый день, когда он пришел на ее концерт в консерватории. Милая скрипачка. Голубая, несбывшаяся мечта. Давно на него не смотрели так. С немым восхищением, с добротой. Уютно стало. И неосознанно перед глазами возник образ жены. Небесные глаза уже давно стали ледниками. Стойкость сменилась сталью.

Они стояли на мосту и смотрели друг на друга. Полная луна отражалась в черной воде Яузы, а на той стороне светился окнами дом Суриковой.

— Смотри! — Саша осторожно освободил свою руку и одним махом вскочил на перила моста. — Саша, ты что, дурак, что ли? — в ужасе выдохнула Оля. Перила были мокрые и скользкие. А уж узкие — шириной в Олино запястье! — Тихо-тихо. Все нормально, — успокоил ее Саша, раскинув руки и балансируя над бездной. Поймав равновесие, Саша медленно, как канатоходец, двинулся по перилам вперед. Снизу, из черноты, доносился размеренный плеск воды. Оля прижала руки к груди и столь же медленно, как и Саша, двигалась вслед за ним: — Саша, не надо! Они мокрые…

Саша лишь бросил на нее озорной взгляд, продолжая идти дальше. Пройдя несколько метров, он остановился и, не без труда удерживая равновесие, повернулся к девушке:

— Вот это мне нравится. Понимаешь? — Понимаю. Только слезь, а? — умоляюще протянула к нему руки Оля. В последний раз, оглянувшись на воду, Саша спрыгнул на мостовую. — Господи, ну и сумасшедший ты… Знаешь, я сейчас на тебя смотрела и вспомнила. У меня в детстве подружка ночевала, я ночью просыпаюсь, а она в одной рубашке стоит в окне на самом краю. Спиной, глаза закрыты, и раскачивается… Так страшно стало… — Не бойся, скрипачка. Я не дам тебе упасть, я рядышком буду…

А в это время неподалеку, в каких-то двух-трех кварталах от квартиры Суриковой, в модном ресторане прожигал жизнь Космос Юрьевич Холмогоров.

Он был, как всегда, один.

Заперся в отдельном кабинете и приступил к своей обычной программе. Сначала был кокс, потом — реки водки, потом — снова кокс… Потом он потребовал девок. И три полураздетые проститутки с Тверской водили хоровод, послушно распевая про маленькую елочку, которой холодно зимой… Они с откровенным страхом смотрели на своего диковатого вида клиента, дирижировавшего надкушенным бананом и пистолетом, мечтая лишь об одном — как бы поскорее отсюда убраться.