Мозг отключился, а отчаянные крики разума, что вопил: «Ты обещала держаться от него подальше!», «Катерина, беги!», «Это не твоя война!», заглушились отчаянным биением моего сердца.

Царёв подогревал меня, откровенно, жадно и ни от кого не прячась, блуждая по мне взглядом. Начал с глаз, чуть искривился от недовольства, наткнувшись на полупрозрачную вуаль, замедлился на шее, остановился на груди, что так аппетитно выглядывала в шёлковом зелёном топе, расшитом стразами и бисером, затем опустился на открытый живот.

Это мне и было нужно. Резко качнула бёдрами, медленно поднимая руки вверх, сдвигая зелёную вуаль так, чтобы ничего не мешало его обзору и пустилась в танец. Двигалась, наслаждаясь его напряженным взглядом, прикованным к моим бёдрам. Чувствовала себя заклинателем змей, под чьи чары попал самый опасный питон.

Вдруг Царёв улыбнулся, медленно поднял взгляд, едва скользнул по моему лицу и отвернулся к барной стойке, отвечая на телефонный звонок.

– Да, Карина…

Моему гневу не было предела. Пыхтела, как паровоз, только вместо пара я готова была извергать пламя не хуже файермэнов, что до сих пор развлекали публику не сцене. В следующем номере меня не было, потому что Жилина так и не освоила танго, поэтому я отдала костюм, собрала свои вещи и помчалась по служебным коридорам. Не узнал? Он меня не узнал. Идиотка. Кто ты, Катя? Танцовщица, правильно сказала та рыжуха. Потанцевала для богатого дяденьки и хватит!

– Ростова, ты огонь! – Машка отправила мне воздушный поцелуй, окрикнув уже у выхода. – Я наберу завтра! Слышишь?

– Слышу, – буркнула и выскочила через задний вход на парковку. Бросила сумку в багажник и повернулась, чтобы сесть в машину, но тут же взвизгнула от ужаса.

Опершись на капот моей машины, стоял Царёв, он курил, медленно, словно смакуя, выпускал дым.

– Ка-те-ри-на… – по слогам произнёс он, не поворачивая головы в мою сторону.

– Отойдите, Александр Алексеевич, – слишком грубо сказала я, пытаясь открыть дверь, но Царёв слегка сместился, не дав мне спрятаться от него в салоне.

– А не часто ли мы сталкиваемся?

– Меня волнует тот же вопрос. И есть пара догадок на этот счёт.

– Серьезно? – Царёв откинулся назад, задрав голову к ночному небу. – Поделишься?

– Конечно. Я думаю, вы маньяк, преследующий бедную девочку.

– Оригинально, – он усмехнулся.

– Отойди, Саша, – я ждала, что он повернётся, дав возможность заглянуть в глаза. – Мне пора домой, уже светает.

– Ты подумала?

– Я не буду участвовать в этом, – на выдохе сказала и зажмурилась, приготовившись к долгому спору.

– Как знаешь, – Царёв щелчком отправил окурок в урну и ушёл, так и не посмотрев на меня ни разу…

Лежала на пустом пляже и смотрела на ровную гладь реки. Не было детей, баламутящих воду, их нервных родителей, лишь пара стариков сидели на пирсе, делая вид, что рыбачат.

Но видимое умиротворение никак не сочеталось с моим внутренним состоянием, беспокойство и тревога не покидали меня уже три недели. Именно столько прошло с того вечера в «Джипси».

Царёв не звонил и даже не писал. С одной стороны, я получила то, что хотела – покой и возможность передышки, а с другой – мне хотелось его увидеть. Этот мужчина словно отпечатался в моей душе. Не выходил из головы, как бы я ни старалась себя занять.

Машка и правда перезвонила мне на следующий день и предложила работу в труппе, правда, всего на месяц, пока не выздоровеет Жилина. Утром я уходила в интернат, где на добровольных началах занималась танцами с детишками с особенностями развития, а по вечерам танцевала.  И так каждый день. Возвращалась ночью, падала в кровать и засыпала, периодически просыпаясь от снов, что изводили меня по ночам. Ощущала его касания, дыхание и поцелуи. В моих снах он целовал меня, так откровенно и очень жарко. Тело предавало, извиваясь от возбуждения, что накрывало с головой. Царёв, мать твою!

Я перевернулась на живот, чувствуя, что кожа груди уже припеклась на солнце и вздохнула. Из-за леса на реку шла огромная чёрная туча. Почему-то хотелось расплакаться, потому что идти домой совершенно не было желания, я даже телефон вырубила, чтобы мама и бабушка не помешали мне грустить.

Водила пальцем, вырисовывая вензеля, пока крупные капли дождя не стали падать на раскалённый песок. Надела джинсовую юбку, майку, стянув через низ мокрый купальник и поплелась домой.

На нём что, свет клином сошёлся? Сама говорила сто раз, что с такими мужчинами лучше не связываться. Он взрослый, богатый. Я-то ему зачем? Малолетняя танцовщица, временно работающая в детском саду. А даже если и нужна, то он честно оговорил срок пользования, а через год он выбросит меня на обочину свободной жизни. А как жить потом? Нет, я ему не подхожу…

Ну, что я говорю? В смысле – зачем ему я? А он? Он мне зачем? Вместе с ним же тянется километр проблем, эти его родственники, друзья. Разве он сможет дать мне то, чего хочу? А хотелось любви.

Не знаю, что такое настоящая любовь, потому что опыта у меня совсем не было. Парни со мной всегда дружили, потому что в другой роли они становились мне не интересны. До тех пор, пока мы болтали на отстранённые, почти пацанские темы, всё было нормально. А стоило им начать подкатывать, я переводила все в шутку, а потом и вовсе переставала брать трубку и отвечать на смс. Все эти нелепые приглашения в кино, в кафе или посмотреть у него вечером фильм действовали на меня всегда одинаково. Я сматывала удочки, вычеркивая из своей памяти очередное имя мальчика.

Моих бабушек и маму сначала все устраивало. Нет парней, значит, нет проблем. А года четыре назад они резко взяли курс на моё перевоспитание, пытаясь объяснить, что любовь – это прекрасно.

Лично я в этом не была уверена. Мама никогда не рассказывала про моего отца, ловко увиливая от вопросов лет до шестнадцати, а потом я и вовсе спрашивать перестала. Смысл ломиться в дверь, что заколочена метровыми гвоздями.

Девки мои ступили на тропу влюбленностей ещё в школе, с упоением делились подробностями. Меняли парней, как перчатки, проходя через первые предательства, ссоры, обиды и страстные примирения. А мне было все равно.

Возможно, я искала то, чего нет в природе. Хотела влюбиться до искр из глаз, поэтому этот холодный Царёв все никак не выходил из моей головы. Впервые не ощутила отвращения. Наоборот, сама думала о нем, вспоминая каждую встречу.

– Дура ты, Катька! – заорала я во всё горло, как только зашла в лес, разделяющийся пляж от «Яблоневого». Горло вспыхнуло огнём. Эмоции раскалённым углём прожигали грудь, сворачивая все чувства в клубок напряжения.

Как он меня бесил! Взгляд этот его, улыбка, походка, которой хотелось любоваться. Все бесило! Закипала от собственных чувств, что старым паззлом валялись в пыльном мешке. Возможно ли его собрать? Сомневаюсь.

– Забудь его, Катька! Пошёл он ко всем чертям!

Мысли пулей вылетели из головы, как только я услышала странный грохот, подойдя к калитке у пожарных ворот посёлка. Бросилась по узким улочкам, перемахнула через забор прямо в яблоневый в сад, услышав мамин тревожный крик.

– Катя! Катя, ты где? – завывала мама, заставляя мою кровь стыть в жилах.

– Мам, что происходит?

– Это конец, Катя! Они пригнали технику!

В этот момент раскат грома грохнул так, что пулеметная очередь слов, вырывающихся из маминого рта, растворилась в устрашающем грохоте и уже через мгновение с неба обрушился ливень.

Бросила сумку и рванула к воротам, где уже собралась толпа. Вдоль забора и правда стояла техника. Экскаваторы, тракторы и самосвалы плотным кольцом оцепили центральный въезд.

– Кать, они сносить нас приехали? – рыдала Оля, истерично мечась вдоль ворот, как сторожевая собака. – Где ты была? Мы час тебе звоним!

– Кто старший? – завопила я, бегая от одного трактора к другому. Дождь стоял стеной, хлеща меня по щекам крупными каплями. – Кто?