И далее о водке Чехов уже не писал…

10

17 июня 1904 года, пятница

Женева

Архитектурные изыски, достопримечательности и прочие приманки для туристов меня интересуют мало. Меньше, чем комфорт.

Гостиница «Англетер», впрочем, могла похвастаться и комфортом, и архитектурой, и видами. Могла, но не хвасталась — она в этом не нуждалась.

Останавливались в ней люди, по положению принадлежавшие к сливкам общества, или желавшие сойти за таковых. Аристократы, богатые промышленники, известные артисты, писатели, учёные, в общем, влиятельные персоны.

Остановился в ней и я.

Не потому, что так нужно (хотя и нужно, конечно) — а просто привык. «Англетер», сиречь «Англия», гарантировала определенный уровень. Во всяком случае, клопы в ней не водились, горячая вода круглые сутки, и обслуга вышколенная.

Я сидел за столом, читал свежий номер Neue Zürcher Zeitung. Вчера в Хельсинки совершено покушение на генерал-губернатора Бобрикова. Бобриков тяжело ранен, покушавшийся покончил с собой.

Но золотой рубль неколебим. Золото, оно и есть золото.

Попутчиков я оставил в Италии. Как и ожидал, наутро они засомневались, а к моменту, когда покидали «Бьюти», и Чехов, и Суворин были уже уверены, что стали жертвой гипноза.

Иначе и быть не могло. Век разума требовал непротиворечивых и простых объяснений. Бритва Оккама резала по живому. Действительно, что вероятнее — гипноз, или путешествие во времени? Конечно, гипноз. Вставал вопрос, с какой целью мне, барону Магелю, их гипнотизировать, но и на него легко находился ответ. Даже восемь ответов.

Собственно, так и было задумано. Моей целью было привлечь внимание Чехова и Суворина к синематографу, и я уверен, что это внимание гарантировано. Ну, и придать уверенности Чехову, показать, что он — драматург высшего, международного масштаба. Гипноз гипнозом, а в сознании Антона Павловича «Чайка», увиденная на борту яхты, останется навсегда.

И ладно. Ручеек побежал, а куда впадёт, покажет только время.

Посыльный постучал:

— К вам посетитель, как вы и говорили.

Да, я предупредил портье, что ко мне должен пожаловать некий господин и просил препроводить его ко мне, как только он появится. Никто не удивился, для отеля «Англетер» это самое обычное дело.

— Доктор Магель?

— Да, я доктор Магель. Вы, как я понимаю, Владимир Ульянов, не так ли? — спросил я из вежливости. Ленина я, конечно, узнал сразу.

— Точно так.

— Проходите, присаживайтесь, — я встал со стула, прошел навстречу и пожал протянутую руку.

— Итак, перейдем сразу к делу. Я представляю издательство «George Routledge Sons», которое желает выпустить для публики, читающей на английском языке, перевод вашей книги «Развитие капитализма в России». Об этом издательство уведомило вас почтой, и, получив положительный ответ, направило меня для составления и подписания договора. Вот этот договор, — я достал заготовленный экземпляр на немецком языке.

Ульянов внимательно вчитывался в каждое слово. Юрист. Лицо его порозовело: условия были более чем приемлемы. Просто замечательные условия. Но не до невозможности замечательные. Не фантастические.

Аванс двести пятьдесят английских фунтов поступает на счёт господина Ульянова в швейцарское отделение банка «Лионский Кредит» сразу после подписания договора, ещё двести пятьдесят через три месяца, по завершении поправок, который Ульянов вызвался сделать сам, чтобы осовременить издание, и ещё пятьсот фунтов спустя шесть месяцев после второй выплаты. Итого тысяча английских фунтов. Около девяти с половиной тысяч российских рублей золотом. Во франках так и вовсе огромное число.

— Редактором вашей книги будет Вильям Свон Зонненшайн, собственно, он и предложил издать «Развитие капитализма» в Великобритании.

Ленин порозовел ещё больше. Зонненшайн издал «Капитал» Маркса. И вот теперь издаёт его труд! И за хорошие, очень хорошие деньги! Да, его ценят, в отличие от некоторых тупорылых болванов, именующих себя российской интеллигенцией!

И он подписал каждый из трех экземпляров договора.

— Теперь, уважаемый Владимир Ильич, поспешим в нотариальную контору, заверить договоры.

И мы поспешили: пятница есть пятница. В вестибюле отеля к нам присоединилась Надежда Константиновна.

— Моя жена, — представил её Ульянов.

— Доктор Магель, — я приподнял шляпу.

Нотариальная контора была неподалеку, буквально в пяти минутах ходьбы.

Нотариус, оповещенный заранее, уже ждал нас и быстро зарегистрировал экземпляры. Один для меня, другой для Ульянова, и третий — на хранение в нотариальную контору.

— Что ж, дело сделано, — сказал я. — Позвольте пригласить вас в ресторан — отметить это дело и поговорить о делах будущих.

Ленин колебался недолго. Будущие дела его заинтересовали. Крупская колебалась дольше — она явно не считала себя достойно одетой, хотя, конечно, принарядилась как могла. Но я отмел её сомнения, сказав, что заказал для нас кабинет в «Les Armures». Такой случай упускать грешно.

И вот мы в ресторане. Уютный кабинет, приятная кухня и загадочный доктор Магель.

— Вы говорите совершенно как русский, — сказала Надежда Константиновна.

— Я русский и есть. Бароны Магели много поколений живут в России.

— Барон? Вы представлялись доктором, — немного нервно сказал Ульянов.

— Разве нельзя быть бароном и доктором? Титул достался мне безо всякого труда, в отличие от докторской степени.

— Вы доктор…

— Доктор медицины, Надежда Константиновна.

— А кем же вы работаете в издательстве «George Routledge Sons»? — не отставал Ульянов.

— Я не работаю в издательстве. Господин Зоненшайн, зная, что я буду в Швейцарии, попросил представить интересы издательства. По старой дружбе. Вы русский, я русский — так легче установить понимание.

— Вы дружны с господином Зоненшайном?

— Скорее, хороший знакомый. Нас познакомил господин Энгельс, в начале девяностых. Не обманывайтесь моим видом, я старше вас, и старше намного. Мне в этом году исполнится пятьдесят, — я уже выпил три рюмки коньяку, и некоторая болтливость была вполне объяснима.

— Вы были знакомы с Фридрихом Энгельсом?

— Да, довольно близко. Генерал интересовался антарктической экспедицией лорда Уитфорда, а я — один из немногих уцелевших её участников. На этой основе мы и сблизились. Господин Энгельс любил жизнь во всех проявлениях и был очень любознательным человеком. Кстати, он тоже пожертвовал на экспедицию двести фунтов.

— Это очень интересно, — сказала Надежда Константиновна. Она выпила две рюмки дамского ликёра, и была оживлена и даже весела. Почему нет? Бедность не порок, но необходимость экономить каждый сантим изматывает. А теперь… теперь жизнь представлялась праздником: можно нанять большую хорошую квартиру, постоянную прислугу, обновить и ещё раз обновить гардероб, отдохнуть, купить велосипеды, починить зубы, да много чего можно сделать на тысячу английских фунтов. — Антарктида — это так волнующе…

— Да, — вежливо согласился я. — Это последнее белое пятно на планете. Огромное белое пятно.

— И вы побывали в этом чудесном месте! Вам повезло!

— Очень. Экспедиция лорда Уитфорда насчитывала двадцать девять участников. Вернулись семеро. Остальные, включая Уитфорда, навсегда остались там. Так что да, повезло.

— Я… Я не знала… Я не это имела в виду…

— Но я действительно считаю, что мне повезло. Антарктида — потрясающее место, и я туда ещё вернусь. Позже. Теперь я лучше представляю, как готовиться к подобной экспедиции.

— А как вам русский север? — спросил Владимир Ульянов, но без огонька спросил, из вежливости.

— Северо-восточный проход сулит огромные выгоды, но это дело государственное. Пока же интереса государства направлены на другое.

— Вы о войне с Японией? — оживился Ульянов.

— И с Японией тоже.