– Но ведь надо же что-то делать, Францис? Мы не можем оставаться безучастными …
– Погодите, Жан, я что-то слышу …
В утреннем сумраке где-то вдалеке послышался какой-то едва различимый шум. И, кажется, он приближался. По мере приближения шум становился все более ритмичным и грубым. Наконец в нем стал угадываться сначала грохот тяжелых сапог, потом к нему присоединилось мерное бряцание железа.
– Солдаты городской стражи! Бьюсь об заклад, Жан, что они идут сюда! Нам надо бежать!
– Но как же Николя?
– Сидя в тюрьме мы ему никак не поможем.
– Так что же делать?
– Берите все ценное, что сможете унести, и скорее вон отсюда!
Жан бросился было к стопкам книг.
– К черту книги, их вы себе еще найдете, а вот голову уже нет …
Грохот выламываемой двери потряс весь дом. Городская стража не утруждала себя излишними реверансами.
– Именем короля! Откройте немедленно!
Не дожидаясь, когда незваные гости ворвутся в дом, Жан бросился к кровати, выхватил из-под нее небольшую шкатулку белого и красного дерева, в которой хранил все свои невеликие ценности. Потом схватил со стола первую попавшуюся книгу и бросился к окну в дальнем углу комнаты. Наскоро отворив его, Жан выбрался на улицу. Францис, едва подхватив пурпэн Жана, устремился следом. Окно, в которое друзья успели выпрыгнуть, выходило на другую улицу, поэтому встречи с солдатами им удалось избежать. Молодые люди, не дожидаясь, пока те разгадают их маневр, побежали со всех ног, растворяясь в утренней дымке Marché aux foins.
X- X- X-
Пробродив два или три часа по Парижу, друзья расстались, так и не решив, как им быть дальше. Что и говорить, они были напуганы случившимся сегодня утром. Топот сапог, грохот ударов, окрики солдат еще звенели в ушах и никак не давали успокоиться. Еще вчера уважаемые учёные мужи в одночасье превратились в преследуемых преступников. Случайные взгляды, брошенные в их сторону встречными прохожими, теперь казались уличающими во всех грехах. Они как пика кололи своей подозрительностью, буквально кричали немым криком «Вот они! Держи!». Укрыться от этого, внезапно ставшим враждебным, мира было невозможно. Все обычные места, где еще вчера они бы могли найти приют, сегодня для них оказались закрыты. Не столько по причине раннего часа, сколько из опасения, что хозяин донесет в городскую стражу. Отправиться в лавку своего приятеля Этьена де Лафоржа друзья тоже не решились.
Спокойно все осмыслить и прийти к какому-то решению не получилось. Пометавшись по улицам, Жан и Францис распрощались, уговорившись встретиться на завтра. Францис отправился к своей давней подруге мадам Курбэ, зажиточной вдове из пригорода. Он свел с ней знакомство еще в бытность свою студентом. Поначалу навещал ее дважды в неделю, давая ей уроки латыни. Однако со временем мадам Курбэ настолько привязалась к Францису, что потребовала, чтобы тот всегда был к её услугам. Таким образом Францис поселился в её доме в маленькой комнатке во флигеле. Возможно со временем дело и окончилось бы счастливой женитьбой, но до тех пор он оставался всего лишь бедным её постояльцем.
Конечно, мадам Курбэ не стала бы никуда доносить, но все же Францис не решился пригласить Жана с собой. Жан в свою очередь, зная всю эту историю, напрашиваться не стал. Пойти ему было некуда. Людей, с которыми он был дружен и которым мог довериться, сегодня утром либо уже арестовали, либо намеревались это сделать. Обращаться за помощью к случайным знакомым Жан счёл для себя бессмысленным. Родственников в Париже у него уже не было. Его дядя Ришар, державший на рю де Маршан скобяную мастерскую, умер больше года назад.
Дамы, которая могла бы приютить и поддержать его в столь трудную минуту, в парижской жизни Жана также не состоялось. Та единственная, которая всерьез когда-то взволновала его сердце, была сейчас далеко и никак не смогла бы его спасти. Анелия. Одно упоминание этого имени приводило Жана в смятение и нежный трепет. Именно о ней он грезил по ночам, когда дневные заботы оставались за порогом и он оставался наедине с собой. Именно ее неповторимый, ускользающий образ подчас не давал ему сосредоточиться на науках, унося в вихрь воспоминаний о светлых днях юности. И именно её письма он бережно хранил теперь в своей заветной шкатулке. Они впервые увидали друг друга, когда Жану едва исполнилось 12 лет. Тогда, много лет назад отец Жана Жерар Ковень, суровый и неприступный прокуратор капитула родного Нуайона, секретарь самого епископа, а заодно и фискальный прокурор графства, впервые привёл Жана в дом семейства де Моммор. Хозяйка дома, достопочтенная мадам де Моммор, давно хотела поближе свести знакомство с мсье Жераром. И однажды, прознав о необыкновенных способностях и школьных успехах его сына, пригласила их обоих на очередной раут. Знакомство настолько оправдалось для всех заинтересованных сторон, что мадам де Моммор в угоду мсье Жерару настояла, чтобы Жан приходил в её дом на частные уроки, которые давал её детям специально приглашенный учитель мсье де Вилле. У самой мадам де Моммор, давно овдовевшей, было трое детей. Два мальчика 10 и 11 лет и их 8-летняя сестра Анелия. Милая рыжеволосая девчушка, бойкая и звонкоголосая. Она постоянно крутилась вокруг своих братьев и была неизменной участницей их забав и проказ. С появлением Жана она выбрала его объектом своего шутливого внимания. По первости Жан, и без того сдержанный и немногословный, в новом для себя обществе ещё более замкнулся, дабы не выдавать своей растерянности и неумения. Но со временем оттаял, проникшись самыми добрыми чувствами к мадам де Моммор и ее семейству. И не мудрено, ведь Жан давно уже не помнил материнского участия. Его мать умерла, когда ему было 4 года. Его отец не пожелал найти себе новой жены и сам воспитывал своих детей со строгостью не меньшей, чем он управлялся с делами капитула. Жан, между тем, пришелся ко двору де Моммор. Он стал бывать в этом доме чуть не каждый день, даже в те дни, когда мсье де Вилле не давал уроков. Именно в такие дни, сбегая от неугомонных братьев, Жан, сам того не сознавая, стремился укрыться в обществе их маленькой сестры. Рядом с нею он чувствовал себя уверенно и спокойно. Она же, уловив интерес Жана к её персоне, не захотела его потерять. Шли дни, недели, месяцы. Вполне предсказуемо между их юными душами возникло то самое нежное чувство, называемое первой любовью.
Между тем мсье Жерар имел на будущее своих детей свои вполне конкретные планы. Желая подняться по карьерной лестнице как можно выше, он в какой-то момент понял, что к своему возрасту он достиг возможного для него предела и занять более высокое место под солнцем своей провинции ему вряд ли удастся. Все значимые и доходные места были прочно заняты многочисленными персонами более влиятельных семей Пиккардии. Любая попытка их пододвинуть была предсказуемо обречена на неуспех и грозила многими неприятностями тому, кто рискнул это сделать. Тем не менее мсье Жерар не отказался от своей идеи взойти на общественный Олимп и придумал для этого свой достаточно необычный ход. Он решил сделать ставку на карьеру своих детей. Для этого Жану было назначено получить степень магистра юриспруденции, а его братьям Шарлю и Антуану стать магистрами права канонического. При таком раскладе спустя пару-тройку лет Жан мог с успехом получить место секретаря в городском суде, а его братья стать канониками богатых приходов. А далее естественным ходом событий и божьей помощью Жан становился судьёй Нуайона, а его братья, или хотя бы один из них, имел все виды получить сан епископа. Таким образом мсье Жерар рассчитывал обеспечить безбедную старость для себя и блестящее будущее для своих потомков. Ради своего плана он, пользуясь своим положением при епископе, даже выхлопотал бенефиции от нескольких приходов на оплату учебы сыновей в обмен на обещание, что в будущем те вернутся и станут в этих приходах капелланами. На будущее своих двух дочерей мсье Жерар особых надежд не возлагал. Для них было достаточно обеспечить выгодное замужество.
