<p style="color: rgb(0, 0, 0); font-family: "Times New Roman"; font-size: medium; background-color: rgb(233, 233, 233);">

- Я разбиваю свет фонарей, потому что... я разбиваю свет фонарей. Они заражают тревогой улицу. Что за странная парочка? Лохи! Это сразу видно! Девка в шляпе и с косой, и парень с усиками. Как из восемнадцатого века. Да не оглядывайся же! Это неприлично! Так на чем я остановился?

Тёма сумасшедший. Совершенно отмороженный. Да, парочка странная. Никто и не спорит. Девушка в длинном, до самого асфальта, вишнёвом пальто и вишнёвой шляпе. Длинная чёрная коса. Лучше бы распустила косу, надела рваные джинсы. Или мини-юбку. Была бы тёлка очень даже ничего. А этот... Где она его только подцепила? Маленький, усатенький. Похож на таракана. Но Тёма и сам не лучше. Идти с ним рядом по улице, где ходят приличные люди, невозможно совершенно. Кричит, размахивает руками, постоянно, сияя глазами, без умолку говорит о какой-нибудь шлюхе.

- На монголочке...

- Знаешь, как её зовут?

Помнить всех сучек Тёмы, которых он сам не помнит?

- Наиля! Правда, красивое имя? Оно ей очень идёт!

- Хорошо, - (спорить с Тёмой - занятие совершенно бесполезное) - Она тебе нравится. - А я здесь при чём? Я не собираюсь ни в кого влюбляться.

... Листья нежатся на ветру.Апрельский вечер, кажется, с Тёмой заодно - смеётся, растворяется в искусственном свете.

- Никто тебя и не заставляет. - Тёма ёжится, прячет руки в карманы чёрной толстовки. - Но нужно же когда-то становиться мужчиной. Или ты хочешь навсегда остаться девственником?

- Нет... Не знаю...

Неоновый свет ложится на тротуар, тает в закоулках, обнажает фасады киосков: упорядоченную пестроту пивных этикеток и пачек сигарет, фрагменты стройных женских тел на нарядных упаковках.

- Тогда делай, что я говорю. Тебе сколько лет? Шестнадцать? Я на год моложе, и то думаю, как бы не было потом слишком поздно. Всё должно быть своевременно. Наиля ждет нас в десять.

Придурок, романтик, рыцарь двадцать первого века. В каждой тёлке видит королеву. Счастливый!

- И запомни: - Тёма, довольный, трясет рыжей головой, закуривает "Приму" с таким смаком, будто это "Parlament", - женщины любят, когда ими восхищаются, но делать это надо с долей презрения.

- Артём, а ты уверен?

- Всё, Данила, поздно отступать. В этом киоске купим презервативы. - Тёма небрежно бросает окурок прямо на асфальт. - Смотри, как это делается.

На окошке табличка с неровными буквами. "Стучите. Открыто". Неровные буквы, как будто писали с похмелья. Неоновый вечер - это безумие. Тёма немного смущён и, конечно, пытается это скрыть. Кто-то другой, может быть, и не заметил бы, только не тот, кто сидел с ним за одной партой.

"Стучите. Отрыто".

Тёма небрежно толкает окошко, заглядывает внутрь. В тесной глубине киоска - продавщица с жёлтыми, как пакля, волосами и мальчик лет пяти. Может быть, сын. Мальчик жуёт жвачку, смачно надувая пузыри, с таким же гордым видом, как Тёма, когда курит "Приму".

Обесцвеченная чёлка наклоняется к окошку. Тёма гордо извлекает из кармана две мятых десятки.

- Упаковку "Сhitos", пожалуйста. - Получилось довольно внушительно. Только зачем нам "Chitos"? Тем более у них только с луком. Что вообще они будут с ней делать вдвоём, хоть Тёма и говорит, что ложится она подо всех, и сколько сразу - ей всё равно. Тёма знает и сам, что пришел не за чипсами, но мнётся, его щёки в рыжую крапинку (оставило отметины весеннее солнце) покрываются пятнами. Быстро заговорщицки шепчет. - А на остальное - резинки.

Притоки - потоки огней - сливаются в магистрали. Неоновая паутина - тайна, как фрагменты красоты на упаковках презервативов. Неоновый плен, тлен огней, как головокружение, планетовращение вне времени и пространства. Безумие сверкающих радуг.

Я разбиваю свет фонарей, потому что я разбиваю свет фонарей...

Жёлтая чёлка равнодушно кивает.

- Серёжа, отсчитай дяде десять "Love is".

Голос у продавщицы тусклый, как её волосы.

- Раз, два, три... - карапуз поглатывает "эр". - Четыре...

На Тёму смешно и больно смотреть. Он переминается с ноги на ногу, злится на себя и бестолковую продавщицу, презрительно косится на жвачки с сердечками на обёртках.

- Не такие!

Продавщица бесстрастно трясет жёлтой чёлкой:

- Сережа, отсчитай дяде десять "Turbo".

Мальчик кладет "Love is" обратно, тянется к другой коробке.

- Да нет же, - выходит из себя Тёма и краснеет ещё больше. - Мне нужны другие (!) резинки.

Ещё немного, и Тёма расплачется. Значит, так надо покупать презервативы! Сдерживать смех уже невозможно, но надо сдержать. Получается хрюканье. Тёма в гневе, грозит кулаком:

- Ну, сволочь, ладно, ладно...

Рука с лиловым маникюром появляется в окошке. Вот это другое дело!

- Пожалуйста!

- Спасибо, - цедит Тёма сквозь зубы, и спешит к трамвайной остановке, по пути забывая обиды.

Звуки вечернего города становятся тише, и в этом диминуэндо отчетливо слышится музыка звёзд. Холодная. Вечная. Волнующая. Страстная.

- Здравствуй, Наиля. Это мой друг Данила...

Наиля уже ждёт у подъезда. На железной двери нацарапано "Love" и белой краской написано "Rock forever".

У Наили восточные глаза: глубокие, как космос, зрачки и белки, ослепительные, как новая сантехника. Глаза принцессы. Как странно. Шлюха. А какого цвета глаза у монголочки? Радужная оболочка - самое главное. Кажется, карие. Не важно.

- Есть закурить?

Тёма кивает, достаёт "Приму", протягивает монголочке. Окна загораются, складываются в мозаику улиц. Сигареты, мерцая, превращаются в дым. Но какая-то тётка появляется из-за угла, портит всю романтику. Хотя при чём здесь романтика?

- Бессовестная! - бросает она в лицо Наиле.- Ладно эти ... ребята. Де-евочка"!

Неряшливо одетая тетка укоризненно качает головой. Наиля раздражённо отбрасывает окурок:

- Это ваше дело?

- Хамка!- последнее относится уже не только к Наиле, а ко всем дворовым девчонкам в лице монголочки. Неопрятная женщина, наконец, уходит, бормоча что-то под нос. Что-то о том, что вся молодежь - сволочи, не то, что они, когда... Да, какая разница, что было тогда, когда неряшливая тетка курила в подворотнях! Сейчас другая эра.