– Нет. С чего вдруг тебе идти против них?

– Почему бы и нет?

– Ты такой же, как они.

– Очень жаль, что ты так считаешь, – он состроил расстроенную гримасу. – У меня свои мотивы, Ада. И тебя они не касаются.

– Не касаются? Тогда уходи, – я пальцем указала ему на дверь.

– Ты уверена, что выбрала подходящий тон для разговора со мной? – в его руке вновь появился пистолет.

– Хочешь убить меня? Ну давай. Это ты пришел сюда и талдычишь о том, как сильно устал и хочешь спастись от вездесущих организаторов. Меня предстоящая игра никак не касается. Я свое уже отыграла, – сорвавшись на крик, я грубо ткнула его в грудь, – сполна отыграла!

Кивнув, он положил пистолет на стол рядом с диваном.

– Мне не нравится, когда кто-то распоряжается моей жизнью.

Это прозвучало как издевка. Во время игры я не обладала ни одним из существующих в мире прав. Даже самым примитивным – на жизнь. Кому, если не мне, понятно, что он имеет в виду?

– Разве убивать людей не значит – распоряжаться их жизнями? Ты ведь этим занимаешься в свободное время?

– Да и ты далеко не святая, Ада.

– И что? Раз я свихнулась из-за устроенной вами игры и убила семь человек, даже не соображая, что делаю, мы теперь похожи?

– Мне не все равно на то, что они делают.

– Они? – меня возмутило то, как он отделяет себя от всего происходящего. – А ты совсем не при делах?

– Мы все хороши. Я, ты, София…

– Вот только не надо ставить меня в один ряд с тобой и этой полоумной.

– Ты и сама не до конца здорова.

Его неуместная ухмылка почему-то меня развеселила и успокоила. Я взглянула на свои руки, а затем на сидящего рядом парня. Мы погрязли в крови. Это следовало признать.

– Расскажи мне о ней.

– О Софии? – кажется, его искренне удивила моя просьба.

– Да.

– Здесь ее биография и, скажем так, разработки различных приспособлений.

– Она придумала это все в одиночку? – я открыла папку и начала читать.

Ее садизм проявился еще в школе. Все началось с того, что она напала на одноклассницу, дразнившую ее из-за слишком тонких губ.

– Изуродовала степлером губы, избила ногами и пригрозила убить, – прочла я вслух.

– Ага. Чуть позже она призналась, что испытала в тот день ни с чем не сравнимое удовольствие.

– Какой кошмар.

– То было лишь началом. Она умная и сообразительная, а ее больная фантазия не знала границ.

– И поэтому она стала ведущей?

– Просто взгляни на эти разработки, чертежи, планы кабинок, правила игры. Это же поразительно! В изобретении пыток над людьми ей не было равных. Этим они и воспользовались.

– Как?

– Они нашли ее в психиатрической больнице, предложили воплотить одну из ее игр в реальность.

– Кто «они» такие?

– Слышала когда-нибудь о тотализаторах?

– Конечно.

– Если я скажу тебе, что есть некие обеспеченные люди, которые изобрели новый вид тотализатора, ты поверишь?

– На нас ставили деньги? – я подскочила с места.

Он кивнул, пожимая плечами, словно ничего удивительного в этом нет.

– Твоя победа вывела их из себя.

– Почему?

– Никто не поставил на маньяка.

– Какая жалость! – у меня по щекам потекли слезы.

– Именно поэтому важно прекратить то, что они делают.

– И как это сделать?

Он пристально посмотрел на меня, его взгляд стал по-настоящему сочувствующим.

– Когда придет время, тебе придется отправиться прямиком в ловушку.

Как только в комнату возвращается детектив, все начинается по новой.

– Нам нужна хоть какая-нибудь зацепка.

Несмотря на очевидный профессионализм и довольно устойчивую психику, его голос выдает все накопившееся в нем напряжение и растерянность. Я почти уверена, что близок тот момент, когда он и его горе-коллеги потеряют веру в собственные силы. И тогда они сдадутся, как это сделали все без исключения полицейские, расследовавшие дело до них.

– Это ведь не должно быть слишком просто – добыть электрический стул, да? – интересуется он у Антона, до сих пор пребывающего в смятении после нашего недавнего разговора.

– Уверен, что нет. Это очень даже непросто.

Хорошо, что они заняты разговором, потому что меня, как это всегда бывает, когда речь заходит об электрическом стуле, начинает сильно тошнить. Я тянусь к бутылке с водой, надеясь, что они не попросят рассказать об этом еще раз.

К третьей ночи все стало походить на сон. Я то и дело проваливалась в беспамятство, а когда приходила в себя – находила новый труп. Меня перестал удивлять буквально приросший к руке нож. И я даже не думала о том, чья на этот раз кровь стекает с его острия.

Ставший привычным визг панели оповестил нас об итогах очередной ночи. Присмотревшись, я ощутила уже знакомое чувство приближающейся потери.

Комиссар сообщает, что Анжелика играет за мафиози. Вы можете проголосовать против игрока, нажав на его имя.

Смотреть на стоящую в кабине напротив подругу оказалось тяжелее, чем признаться себе в том, что я убиваю людей. Конечно, это моих рук дело. Чьих же еще, если на их телах отчетливо видны ножевые ранения? Но невыносимо не это, а – наблюдать за Ликой и содрогаться от мыслей о ее скорой судьбе.

Радостная София на одних носочках подбежала к электрическому стулу и принялась энергично хлопать в ладони. Улыбка при этом была у нее самая счастливая из всех, что я когда-либо видела. Может быть, в своем сумасшествии она нашла счастье?

– У вас есть пять минут, чтобы проголосовать. Анжелика была плохим человеком. Она убивала людей. Так давайте ее накажем! – София расставила руки в стороны, словно ожидая оваций за свою помпезную речь.

Все прожитые годы в тот момент показались сущим пустяком. Разве тому, кто живет полной жизнью, может быть достаточно? Я никогда не радовалась новому дню так, как это делала она. Не такой человек, как Анжелика, должен умереть. Это просто неправильно, но разве это кого-то интересовало?

Все почти синхронно начали голосовать, даже не задумываясь, что она на самом деле за человек.

Охранник схватил Лику за руку, но она сразу же вырвалась.

– Я пойду сама, – заявила подруга, уверенными шагами направляясь к не прекращающей улыбаться ведущей.

Когда после приглашающего жеста Софии Анжелика села на электрический стул, в ее глазах я заметила не только страх, но и облегчение. Интересно, испытала бы я такие же чувства, окажись тогда на ее месте? Жаль, мы этого уже никогда не узнаем.

Через несколько минут на этом свете Анжелику держало лишь одно: я отказывалась отдать против нее свой голос и искренне не понимала, зачем это сделали остальные.

– Переголосуйте! Сделайте ничью, тогда никакой казни не будет! – отчаянно вопила я на весь подвал.

– Заткнись, идиотка! – послышалось в ответ.

– Это наш шанс! – закричала какая-то женщина.

– Я не хочу тут умереть, – завыл кто-то совсем рядом.

– Ты что, еще не поняла? Мы все тут сдохнем! – это сказал мужчина, который проголосовал самый первый.

Анжелика подняла опущенную голову. И тогда я в последний раз вгляделась в ее живое лицо: выпученные, почти не покрытые веками, глаза и губы, двигающиеся так, словно она задыхается. Кончики ее пальцев беспомощно скользили по подлокотникам деревянного стула, то и дело сжимаясь в кулаки.

– Электрический стул идеально подходит для приведения в исполнение смертных приговоров, – решила поведать нам София.

Меня разозлил ее преподавательский тон, и я не смогла это проглотить, не смогла промолчать.

– Только у тебя нет никаких прав приговаривать кого-то к смерти! – испугавшись собственной дерзости, я хлопнула себя ладонью по губам.

София обернулась и взглянула на меня с язвительной ухмылкой.

– А у тебя есть?

Я вздрогнула. Всего несколько слов, но их достаточно, чтобы выдать мою роль и сделать следующей после Анжелики.