– Как скажешь, – выдыхая, я отвернулся в сторону дома.

Слышалось, как Ирида бежала вприпрыжку, и её шаги удалялись, становились тише и тише, пока и вовсе не пропали. От скуки считания вслух взгляд застыл на витражной мозаике, занимающей верхнюю половину входной двери. «Дешёвое убожество» из красного, зелёного и мутно-белого стекла, изображающее розовый куст.

Закончив считать вслух, я развернулся. Двор загромождали сорняки, высившиеся над нескошенной травой. Прохладный ветер щекотал лицо, заставлял редкую зелёную листву дрожать.

Короткими шагами я направился на поиски Ириды. Первым делом зашёл в обшарпанную пристройку, явно нуждающуюся в покраске. Там опекуны хранили фермерские приспособления, семена и удобрения в громадных мешках. Чаще всего девушка пряталась там. Но не в этот раз. Я обошёл пристройку, прошёл вдоль забора, где росли редкие низкие деревья, посаженные лет пять назад, как помню.

Двор оказался пустым, и я вернулся в дом. Ирида могла зайти через чёрный ход и спрятаться в одной из комнат. Зайдя, я обнаружил младших за теми же занятиями – чтением и раскраской. «Видели Ириду?» – громко спросил я. Но лица девочек оставались безучастны. Пришлось повторить дважды. Младшая из девочек на мгновение оторвалась от раскраски и с отрешённым видом покачала головой.

Я продолжил искать. Обошёл каждую комнату, заглянул под все кровати, открыл все шкафы. Отчаявшись, забрался на чердак. Измарал одежду в пыли, но так ничего не нашёл. Страх за жизнь Ириды застыл громадным комом в горле.

Я же старший, я не могу подвести её.

Вернулся во двор. Второй раз обошёл округу. «Нет, она не могла пойти в поле» – в голове роились нехорошие мысли. Тревога усиливалась, заставляя сердце колотиться с бешеной скоростью. Я вышел за ворота на просёлочную дорогу, отделявшую дом от громадного кукурузного поля.

Неподалёку на импровизированном стуле из ящика и доски сидел Рахим, меня смутила его улыбка. Юный психопат так радовался только убийству грызунов, которых предпочитал отлавливать голыми руками. Удивительно, что он ещё не подхватил от жертв никакой заразы.

В этот раз парень сидел и обтачивал карманным ножом несчастный стебель кукурузы, а его одежда оказалась чистой – значит, он не охотился на зверей. Не хотелось представлять какое будущее ждёт Рахима с его жестокими наклонностями.

– Ты не видел Ириду? – прокричал я.

– Нет! – тут же злорадно ответил он. – Потерял свою возлюбленную?

Он окрасил всю округу дьявольским смехом, от которого мне стало страшно и тошно одновременно. Но я не стал отвечать и отвернулся, продолжив поиски.

Изредка приходилось помогать опекунам с ненавистной мне кукурузой, все проходы в полях были давно изучены, и год за годом их расположение не менялось. Саженцы оказались на голову выше меня, и я искренне наделся найти Ириду на одной из троп. То и дело кричал: «Ирида! Где ты? Это не смешно! Выходи!», но мои мольбы оставались без ответа.

Шли часы. Казалось, что если не найду Ириду, то сердце остановится и я мгновенно умру. А тело найдут через пару недель при сборе урожая. Ком в горле разрастался, мешал дышать.

Солнце медленно двигалось над головой, освещая округу ясными лучами редкого тепла. А Ирида исчезла. Без следа.

К вечеру, когда я в пятый раз обошёл дом и ближайшие окрестности, обыскал тропы в кукурузных полях на несколько километров вглубь, пришлось сдаться. Я разрывался от желания скорее сообщить о пропаже «сестры» и самому спрятаться в тёмный подвал, чтобы опекуны не наказали.

Дежурные номера висели на потрёпанном листе, приклеенным скотчем возле стационарного телефона на кухне дома. Я дышал глубоко и ровно, пока страх не позволил спокойно говорить. Набрал Марту – второго опекуна. Мои ладони покрылись каплями холодного пота. Она ответила не сразу:

– Да, – в трубке послышался усталый голос.

– Марта, это Морфей. Я не знаю, как сказать, – от тревоги я теребил свои пальцы ногтями, раздирая кожу в кровь.

– Что случилось? – насторожённо спросила она.

– Я не могу найти Ириду. Обыскал всё, даже кукурузное поле. Нигде нет, – на одном дыхании протараторил я.

– Скоро буду! – чётко ответила Марта и положила трубку.

Она знала, что никто бы не посмел беспокоить её по пустякам.

Внезапно воздух в помещении стал густым, а стены и потолок придавили голову. Я вышел из дома и присел на крыльцо. На глаза наворачивались слёзы. Подобное отчаяние мне довелось испытывать лишь в кошмарах, приходящих каждую ночь.

Марта и Дерван приехали вместе на старом джипе, местами с облупленной краской. Я услышал хрип мотора за забором и сразу вышел к месту во дворе, где опекуны обычно ставили машину.

– Где Ирида? – яростно вскрикнул Дерван, не успев выйти из машины.

– Я… я не знаю, – в панике тараторил я.

– Что значит не знаешь? – он распахнул дверь автомобиля так, словно хотел вырвать её с петель и бросить в меня.

– Успокойся! – Марта пыталась утихомирить мужа.

Она вышла из машины и открыла заднюю дверь. С пассажирского сидения вылез Алек – их единственный родной сын, без каких-либо отклонений в развитии. Марта взяла темноволосого семилетнего мальчишку за руку, а Дерван не переставал на меня орать.

– Мы позволили тебе жить с нами, ни в чем не ограничивали. И чем ты нам отплатил? – он бурно размахивал руками, сдерживаясь, чтобы не ударить меня.

– Мы играли в прятки, я только отвернулся посчитать до двадцати. – оправдывался я, но глубокое чувство вины пожирало душу до самого основания.

– Нужно вызвать полицию, и ещё раз всё обыскать! – твердым тоном заявила Марта.

– Пошли искать! – опекун толкнул меня в плечо.

Марта отправилась звонить в полицейский участок, а мне пришлось возвращаться в кукурузное поле. Дерван не переставал причитать о моей безответственности. Я и сам причитал в голове, но после выражений опекуна почувствовал себя настоящим ничтожеством, не способным даже за взрослой девчонкой уследить.

Солнце клонилось к закату, постепенно забирая свой свет в объятия горизонта. Я не переставал выкрикивать имя Ириды, в истерике молил её откликнуться. И почему это случилось с ней, а не со мной?

Мы вышли из поля в сумерках. У дома стояла полосатая полицейская машина. А чернокожий мужчина в форме записывал в блокнот показания Марты. Она с высоко поднятой головой объясняла офицеру все «особенности» поведения Ириды, высказала предположение, что «девочка потерялась и нуждается в помощи».

– Морфей, иди сюда! – приказным тоном подозвала она.

Я повиновался. Полицейский, чьё лицо украшали густые усы, оценивающе посмотрел на меня исподлобья. Марта убрала за спину редкие пряди тёмно-рыжих волос и скрестила руки на груди.

– Расскажи мне всё с самого начала, – обыденным тоном попросил офицер.

И я рассказал, судорожно, запинаясь, тревога не отпускала разум ни на секунду, жадно сдавливая виски, подобно тискам. Полицейский всё записал, не перебивая и не задавая вопросов. Я подробно рассказал ему, где уже искал.

– Вы найдёте её? – запинаясь, понадеялся я.

Это оказалось пыткой: переживать за чужую жизнь наяву гораздо больнее, чем раз за разом делить с кем-либо смерть во сне.

– Конечно, – он изобразил доброжелательную улыбку. – Девочка скорее всего сошла с тропы и заблудилась. Будем искать, пока не найдём.

– Морфей, иди в дом! Хватит с тебя, – приказала Марта.

– Но я могу помочь! – жалобно возразил я.

– Нет! – отрезала она.

Пришлось повиноваться. Склонив голову, я направился в дом. Чувствовал себя нашкодившим юнцом, но сейчас моя невнимательность могла стоить Ириде жизни.

Одна из сестёр-близнецов уснула на диване в гостиной. Я поднял с пола журнал, который она оставила. Присел за стол, выбрав место возле окна, и принялся наблюдать за опекунами и полицейским. Они достали фонарики, и вновь отправились прочёсывать кукурузное поле. Сердце продолжало бешено колотиться, взмокшие от пота руки задрожали. Разве можно придумать худшее наказание, чем ожидание?