Но, ни разговоров, ни пересечений взглядов не было. Ничего, словно не мы вместе поднимали Ад с колен. Конечно, Лучезарный приложил к его созданию больше сил, но я тоже не просто рядом стоял. Поэтому, могу сказать, что мне даже как-то по-человечески обидно, хотя раньше подобное чувство было мне неведомо.

Наверное, именно поэтому я сейчас коротаю свою жалкую вечность в одной корчме в недавно появившемся Киеве. Неплохой городок, люди веселые, задорные, правда пьют безбожно много, но опять же, кто в их время не пил?

– Николай, выпей со мной за рождение сына, – басит только вошедший мужик и хлопает меня по сероватой рубахе.

– Да неужели сложно было запомнить, что меня зовут Никаэль, – ворчу себе под нос, но все же улыбаюсь работяге и с согласием киваю.

Я живу тут уже более десяти лет, конечно местные могли заметить, что мое лицо чудесным образом не меняется под влиянием времени, но если запахнет вилами и топорами, я быстро смоюсь.

Ад мне осточертел за последнее тысячелетие, восхваление Люцифера перешло грань дозволенного и стало просто абсурдным. Прямо у моего дома воздвигли памятник в полный рост, где братец, словно путеводитель ведущий за собой людей, указывает рукой вперед.

Статуя поистине великая, размер грандиозен настолько, что окна моего третьего этажа упираются прямиком в его ангельско-демонский пах. Зрелище не для слабонервных, остальные комментарии излишни.

Вот я и решил перекантоваться у людей. После смерти Джуса остался в Иерусалиме, когда он пал, перебрался в Киев, чтобы вкусить больше различной людской культуры. Хотя я и мог подсобить древнему городу и помочь отбить его у крестоносцев, но что-то особого желания марать руки в смертной крови не было.

Однако меня не переставал волновать тот факт, что светлые души перестали рождаться. Их просто нет, прошла практически тысяча лет, а я ни разу не ощущал манящий меня запах.

Нервы иногда шалили, я дергал себя за волосы, напивался вдрызг хмельных настоек русичей вместе со своим, так уж вышло, другом Кузнецом Михеем.

Он не задавал вопросы, просто молча трепал по плечу или волосам и говорил забавную фразу.

– Переживется, Никола, все переживется, главное верить, – и целовал свой рунический амулет.

А во что мне верить? Людям легко, у них тут вера на вере, и хотя бы одна была реальной. Могут верить, во что вздумается. Они даже сделали из Джуса святого и начали распространять религию джусианство. Надо же как я неосторожно сдвинул течение верований у людей.

А мне вот не в кого верить кроме самого себя и своей цели.

А что если таков закон, не больше 999 светлых душ может появиться за всю историю. И что если брат знал об этом и просто одурил меня, внушил надежду и сейчас, усмехаясь, кривит губы.

Ну что ж, придется подождать еще немного, больше ничего не остается.

Михей грузно падает рядом со мной, опираясь на деревянный стол. Это заставляет меня выйти из череды самобичевания и погрузиться в пелену выпивки, жирной закуски и общения со смертными.

– А зааааа окноооом цветет сиреень, – затягивает кузнец песнь, а я, не чураясь чужих взглядов, подхватываю, тряся кружкой с медом, рискуя все разлить.

– А ветеееер воет в бооожиий день, – растягиваю слова.

Настроение немного поднимается, я забываюсь, радуясь, что узнал Михея, он достоин быть бессмертным и вечность выпивать со мной в Аду.

***

Я давно покинул Киев, не желая накликать беду на семью Михея, моя молодость сдает и меня с потрохами и может сделать его причастным к общению с чертом.

Но я не мог не вернуться, слишком важный повод, я должен попрощаться с моим другом.

Мне удалось ранее познакомиться с людскими кладбищами, видел, как кузнец с поникшей головой хоронил своего старшего сына, погибшего от лап забредшего к

людям медведя.

А сейчас я сам решаюсь взглянуть на процессию, ведь Михей отправился на Небеса, да-да, именно туда. Я следил, чтобы ни один бес или падальщик не смел его тронуть, душа работяги осталась при нем и обрела бессмертие.

Он умер тихо и мирно в своей постели от старости. 65 лет, хах, чих в моей личной жизни, но для Михея это бесценные годы проведенные в родном городе, со своей семьей.

Уверен, он ни о чем не жалеет, ведь жил праведно и честно.

Я вижу, как, наспех сколоченный из деревяшек гроб опускается вместе с мертвым телом под землю. Люди, окружившие могилу, расступаются, когда я в демонском одеянии подхожу ближе и склоняюсь над сырой землей, захватываю горсть широкой ладонью и бросаю ее на крышку. Слышу глухой звук удара.

– Покойся с миром, кузнец. Я не чураюсь назвать человека другом, поэтому выпей в Раю за нас двоих и своего сына.

Не сказав больше и слова, под взгляды удивленных крестьян и работяг ухожу

Слышу шепот за спиной.

– Это ли не пропавший друг Михея?? – прижимая ладонь к губам, охает старуха в желтоватом платке.

– Да какое там? Совсем ума лишилась, бабка, тот давно помер, а этот совсем молод, – отмахивается ее муженек, хотя мы с ним вместе помогали кузнецу залатать крышу.

Но разум людей отказывается верить во что-то необычное, решая сразу подбросить им понятное объяснение.

Меня ожидает Айла, стоящая неподалеку, я не бросил свою тварину в Аду, и мы вместе перебираемся с места на место, находя новое пристанище. Гончая Ада обитала в лесах, пока я выпивал с Михеем, пугала медведей, даже заделалась альфой в местной стае волков, в общем, времени зря не теряла.

Остановившись рядом с псиной, опираюсь о ее плечо, вздымаю глаза к хмурому небу, слежу взглядом за кучевыми облаками, даже вижу пролетающего ангела, невесть зачем спустившегося в мир людей.

Цена бессмертия в мире смертных высока, рано или поздно тебе приходится хоронить тех, кто был тебе когда-то дорог.

– Расчувствовался, как поганая девственница перед жертвоприношением, – смеюсь я, потрепав Айлу по жесткой спине. А у самого течет по щеке непрошенная слеза. Чертова жизнь среди людей, их эмоции волей-неволей проникают в мою оскверненную душу, оставляя там неизгладимый след.

– Что ж, надо поторопиться и взять свое, пока я совсем не раскис, – беру себя в руки, дергаю кожаные ремни на поясе и груди и исчезаю, возвращаясь хотя бы на миг обратно в Преисподнюю, надеясь, что статуя Люцифера чудесным образом разрушилась.

***

На Небесах неспокойно, да и в Аду суматоха. Не только я заметил отсутствие девственных душ, словно свет поник в людях и больше не может создавать безукоризненные искры.

Архангел Михаил, еще один мой, так уж выпала карта, родственник, хмуро расхаживает по небесной Цитадели, важно скрепив руки за спиной. Поступь широкая, но не слишком, он будто плывет над белоснежным полом, лишь изредка ступая на него.

– Дела плохи, Отец. Охота Никаэля дурно сказалась на искрах и людях. Ты видел, он сделал обычного попрошайку твоим сыном, какая дерзость, – Михаил старался держать невозмутимость, но гневная испарина на лбу и горящие глаза говорили о другом.

Господь давно ушел из Рая, передавая белоснежный трон своему наследнику-архангелу. Творец просто устал от интриг на Небесах, в Аду, за которым он тоже приглядывал, и, конечно, на Земле.

Он полностью разбит и разочарован, люди должны были быть безукоризненными, добрыми, светлыми. А сейчас что? Они убивают, грабят, раздирают на куски ни в чем не повинных животных, когда можно питаться растительностью. Созданные демонами, грехи окутывают их, лезут в душу, в голову, в мысли, заставляя творить ужасные вещи.

– Отец, ты слышишь, ответь!? – срываясь на крик, архангел с мольбой в сердце уставился на ярко пылающую сферу, которую всевышний оставил для связи. Но пусто, тишина, ему никогда не удавалось связаться с ним, ни во времена великого потопа, когда природа обезумела, ни при создании лжебогов. Почему же Михаил решил, что сейчас все получится.

Ответа на этот вопрос нет и не будет. Возможно, его вера в могущество и добродетель отца настолько велика, что усомниться в нем он попросту не может.