– Мам, прости, но я не могу так. Я не выйду замуж за того, кого нашел мне Тимур. Я не вещь. И на дворе не средние века, чтобы выходить замуж по договоренности. Меня никто не спросил, хочу ли я этого, что я чувствую и как к этому отношусь. – От жалости к самой себе на глаза наворачиваются слезы. – Я живая! Я тоже хочу иметь право на свою жизнь, а выходит, что…

– Лиля, солнышко! – совсем как ребенка успокаивает меня мама. Обнимает, прижимая к груди. – Ты чего себя накрутила? Это все из-за этой дурацкой свадьбы? А я уже себе что только не надумала, боялась, что не увижу тебя живой. Бог с ней, с этой свадьбой, скажу Тимуру, чтобы не давил. Он зациклился, что тебе так лучше будет, что парень перспективный и не за кого попало пойдешь. Что будешь обеспечена всю жизнь. Обещал познакомить на днях.

– Я не хочу, мам. – Шмыгаю носом, чувствуя, что еще чуть-чуть – и совсем расклеюсь. Напряжение начинает отпускать, а следом накатывает слабость. – Я так не хочу.

– Не хочешь – значит, не будет ничего. Почему не пришла сразу? Не сказала? Я бы поговорила с Тимом, он бы понял. Я уверена. – Мама с облегчением выдыхает и немного отстраняется, внимательно рассматривая меня. Словно не веря до конца, что это правда. – Ты, наверное, голодная? Пойдем, я тебя покормлю.

– Есть тоже не хочу, – качаю головой.

– Тогда чаю с шарлоткой. Я вчера вечером пекла. Пойдем, пойдем, хоть успокоишься. И я тоже.

Мама тянет меня на кухню, ставит чайник, достает кружки. Посреди стола красуется домашний пирог. Отрезаю себе кусочек, кладу на блюдце и жду, когда будет готов чай.

Хочется верить, что все будет так, как она обещает, что Тимур действительно осознает ошибку и отступит. Но что-то подсказывает, что расслабляться рано. Отчим так просто не откажется от своих целей. Особенно если там замешаны деньги.

И уже спустя пять минут я в этом убеждаюсь.

– Поела? – заходит он на кухню с хмурым видом.

Последний кусочек шарлотки застревает в горле, и я невольно давлюсь.

– Тимур, – делает шаг к нему навстречу мама, но останавливается, замечая недобрый взгляд.

– Поговорила с ней?

– Поговорила.

– Отлично. А теперь мой черед. Допивай чай, и жду тебя у себя в кабинете. Одну, – обращается уже ко мне отчим. – Проясним пару моментов.

– Тимур, подожди!

– Я вам не мешал общаться? – осаждает жену. – Вот и ты дай мне возможность провести воспитательную беседу с дочерью. Не переживай, я ее не трону. Ты знаешь, женщин я не бью. Но кое-что выяснить не помешает. – А после разворачивается ко мне: – Не заставляй себя ждать. У меня мало времени.

И тяжелым шагом покидает кухню.

Машинально дожевываю остатки пирога, не чувствуя вкуса. Запиваю последним глотком чая. Никто не обещал, что будет легко, а посему держись, Лилька, держись.

– Ты не зли его сейчас, дочка, – цепляет меня за рукав мама, когда я решительно встаю из-за стола. – Он на взводе. Начнешь доказывать что-то – только еще больше разозлишь. Ты же знаешь, что Тимур у нас старых закостенелых взглядов. Я потом сама с ним поговорю, объясню, донесу помягче. Он ведь тоже переживает, поверь, просто выражает это топорно, по-мужски, отсюда и такая реакция.

Усмехаюсь грустно в ответ. Конечно, он переживает, ага. До седых волос.

Мама всегда выступала эдаким миротворцем в наших конфликтах с Тимуром. Защищала его передо мной, меня перед ним, находила нужные аргументы, остужала горячие головы. Раньше я прислушивалась к ее словам. Соглашалась, уступала. Но не сейчас, когда мое молчание наверняка будет расценено как признание неправоты.

– Я все понимаю, мам.

А вот о том, что молчать в этот раз не собираюсь, я не распространяюсь.

– Вот и отлично. Я знаю, что ты у меня молодец, – кивает она ободряюще. – Главное, не спорь с ним, ладно?

Я неопределенно веду головой, оставляя ее последнюю просьбу без ответа, и иду в сторону кабинета отчима. За дверью тихо. Не слышно ни мата, ни звуков бьющихся предметов. Вхожу, застывая на пороге. Тимур стоит у окна, спиной ко мне. Руки спрятаны в карманы, плечи напряжены.

– Присаживайся, – бросает, не оборачиваясь.

Ровно, спокойно, будто и не метал молнии несколько минут назад, не пытался крушить все подряд и не рвался стереть меня в порошок. Внутри все подбирается от нехорошего предчувствия. Я готовилась к разносу. К крикам, гневным высказываниям, угрозам, оскорблениям – в общем, к двенадцатибалльному шторму. А нынешнее спокойствие Тимура никак не тянет на ураган. Скорее на затишье перед бурей, и это пугает сильнее. Пробирает до кончиков пальцев.

Отчим – холерик по складу характера. Он не умеет держать себя в руках, когда зол. А он зол. Поэтому такие проявления выдержки ему не свойственны. Не к добру все это, ой, не к добру.

Я прохожу в середину комнаты и сажусь на диван рядом с журнальным столиком. Складываю руки в замок перед собой.

– Ну что, поговорим? – разворачивается, наконец, он в мою сторону.

– Я тебя слушаю.

Тимур удивленно вскидывает бровь.

– Ты? Меня? – издевательски кривит губы. – Мне казалось, должно быть наоборот.

– А что ты хочешь от меня услышать?

– Например, где ты была всю ночь и чем занималась? С кем? Какова цель этой выходки? Чего ты этим пыталась добиться?

Расцепляю пальцы и обхватываю сама себя за плечи. Несмотря на внешне спокойный тон, от Тимура разит негативом. Я чувствую это на подсознательном уровне. И мне жутко неуютно здесь, в его рабочем кабинете, на его территории, где все: стены, мебель, каждая вещь – пропитано грубой мужской энергетикой.

– Я была с мужчиной, – не отвожу взгляда. – И да, это то, о чем ты подумал. Цель? Это моя жизнь, и я распоряжаюсь, с кем мне спать, кого любить и за кого выходить замуж.

С каждым моим словом складка между бровей Тимура залегает все глубже, а глаза темнеют от ярости. Но внешне он продолжает держать себя в руках. Обдумывает несколько секунд услышанное, а после спрашивает:

– Хорошо. Ты взрослый человек, способный отвечать за свои поступки и определять для себя цели, я правильно уловил?

– Да, – соглашаюсь осторожно, все еще не понимая, куда он клонит.

– Следовательно, ты понимаешь, что несешь ответственность за свои поступки, – констатирует будничным тоном, который абсолютно не вяжется с его зловещим взглядом.

– Понимаю.

– Тогда давай поговорим как взрослые люди. Без всяких скидок на возраст, без поблажек и с реальным взглядом на жизнь. Ты ведь этого хотела?

Я внимательно смотрю на отчима, все еще не совсем понимая, куда он клонит, а самое главное – каким козырем собирается ходить. В том, что он у него припрятан, я не сомневаюсь.

Тимур шумно втягивает носом воздух и резко дергает ящик письменного стола. Достает небольшую папку, перекидывая ее мне на колени.

– Ознакомься, – цедит сквозь зубы.

И растягивает губы в ядовито-торжествующей улыбке.

Холодок ползет по спине.

– Что это? – уточняю, глядя на папку, как на ядовитую змею.

– Начнем с самого простого.

– То есть это еще не все? – догадываюсь с первого раза, указывая на бумаги.

– Нет, моя хорошая. Это начало. Привыкай. Во взрослой жизни все взаимосвязано, и сегодня, раз ты решила, что готова к трудностям, я покажу тебе, что значит быть взрослой и нести ответственность за свои поступки. Читай!

Прошедшие сутки оказались слишком насыщенными в плане событий за последний год. Большей частью проблемными, но были и приятные моменты. Как, например, встреча с Воробышком. Странная, неожиданная и чертовски приятная.

Я до сих пор в приятном шоке, что девчонка оказалась девственницей. В какой-то момент даже решил, что это подстава. Недоброжелателей в бизнесе всегда хватает, а когда оказываешься на голову впереди соперников, то волей-неволей приходится быть осторожным. Как получилось, что в этот раз я потерял бдительность, – я сам не понял. То ли повлияли бесконечные ссоры с сыном, то ли сказалось постоянное напряжение на работе, но имеем то, что имеем. И мое счастье, что Воробушек на самом деле оказалась совершеннолетней. По крайней мере, я очень надеюсь, что она не соврала мне в этом вопросе.