• олицетворения – «любовница зефира», «вдохновенье соловья», «луч проглянет», «роза пуглива и нежна»;
• синекдоха – «луч утра»;
• антонимы – «день – ночь» – рисуют целостную картину мира;
• архаизмы – «уста», «зефир», «небеса» – придают торжественность;
• лексические повторы слова «свежее» направляют к искренности.
О чем "Три розы"?
О первой розе
Ни день, ни ночь она не вянет,
И если кто ее сорвет,
Лишь только утра луч проглянет,
Свежее роза расцветет.
О второй розе
Свежей от этой розы веет
И веселей ее встречать:
На миг один она алеет,
Но с каждым днем цветет опять.
О третьей розе
Еще свежей от третьей веет,
Хотя она не в небесах;
Ее для жарких уст лелеет
Любовь на девственных щеках.
Но эта роза скоро вянет:
Она пуглива и нежна,
И тщетно утра луч проглянет –
Не расцветет опять она.
Temporis filia veritas (Истина – дочь времени)
Интерпретация стиха № 1. Первая роза – символ поэтического вдохновения, творчества. Вторая роза символизирует красоту природы. Третья роза – символ женской красоты, рано угасающей.
Интерпретация стиха № 2. Смею предположить. Речь идет о вере, надежде, любви.
Здесь заложена вечная загадка числа "3", которое в разные времена будет менять свое значение.
Символика стихов Веневитинова… Сколько открытий впереди?
Только опубликовал текст на своей странице в социальных сетях, и вот солнечным утром 27 апреля 2022 года читатель Олег Ежов прислал интересный комментарий. Ознакомьтесь, пожалуйста.
Интерпретация стиха № 3. "Здесь три розы – это три драгоценные истины. Первая роза – это вечная истина, вторая – истина солнечного света, третья – истина земной жизни человека…Поэтическое изложение философской мысли, и самое важное в ней, что три истины ставятся на одну доску, все называются именем розы. Подсказку… я нашёл в строках: "Еще свежей от третьей веет, Хотя она не в небесах", т. к. две других истины – в небесах".
Еще одна интересная версия от Екатерины Лебедевой:
Интерпретация стиха № 4. "Можно допустить банальное – детство, юность и зрелость".
В поисках Лермонтова
«Кавказ подо мною. Один в вышине cтою над снегами у края стремнины… «
А.С. Пушкин.
«Лишь Терек в теснине Дарьяла, гремя, нарушал тишину…»
М.Ю. Лермонтов.
1. Восхождение на сонные скалы
Сколько не приезжаю на Кавказ, одно место для меня дышит постоянной тоской, скорбью и туманом. Место дуэли. Разное о нем пишут. Никто не знает, где точно произошла дуэль Лермонтова и Мартынова. Но то место, где памятник…Все покрыто туманом…
А дальше история будет сложена из стихов, прозы, писем Лермонтова о Кавказе, и некоторых воспоминаний о Лермонтове.
«Еще ребенком, робкими шагами
Взбирался я на гордые скалы,
Увитые туманными чалмами,
Как головы поклонников аллы̀.
Там ветер машет вольными крылами,
Там ночевать слетаются орлы,
Я в гости к ним летал мечтой послушной
И сердцем был – товарищ их воздушный».
М.Ю. Лермонтов. "Тебе, Кавказ, суровый царь земли…”
«Как перевалился через хребет в Грузию, так бросил тележку и стал ездить верхом, лазил на снеговую гору (Крестовая) на самый верх, что не совсем легко, оттуда видна половина Грузии, как на блюдечке, и, право, я не берусь объяснить или описать этого удивительного чувства: для меня горный воздух – бальзам, хандра к черту, сердце бьется, грудь высоко дышит – ничего не надо в эту минуту, так сидел бы да смотрел целую жизнь». (Михаил Лермонтов. Из письма С.А.Раевскому. 1837 г.)
«Если ты поедешь на Кавказ, то это, я уверен, принесет тебе много пользы физически и нравственно: ты вернешься поэтом…» (Михаил Лермонтов. Из письма С.А.Раевскому. 1838 г.)
«Лермонтов набрасывал на бумагу стих или два, пришедшие в голову, не зная сам, что он с ними сделает, а потом включал их в то или другое стихотворение, к которому, как ему казалось, они подходили. Главная его прелесть заключалась преимущественно в описании местностей; он сам, хороший пейзажист, дополнял поэта – живописцем; очень долго обилие материалов, бродящих в его мыслях, не позволяло ему привести их в порядок, и только со времени его вынужденного бездействия на Кавказе начинается полное обладание им самим собою, осознание своих сил и, так сказать, правильное использование своих различных способностей…» (Е.П. Ростопчина. Из письма к Александру Дюма 27 августа/10 сентября 1858 г.)
…Оторванный от пустоты петербургской жизни, поставленный в присутствие строгих обязанностей и постоянной опасности, перенесенный на театр постоянной войны, в незнакомую страну, прекрасную до великолепия, вынужденный, наконец, сосредоточиться в самом себе, поэт мгновенно вырос, и талант его мощно развернулся. До того времени все его опыты, хотя и многочисленные, были как будто только ощупывания, но тут он стал работать по вдохновению и из самолюбия, чтобы показать свету что-нибудь свое; о нем знали лишь по ссылке, а произведений его еще не читали.
Что вдохновляло его в человеке ? Лермонтов заявил однажды, что «история души человеческой, хотя бы самой мелкой души, едва ли не любопытнее и не полезнее истории целого народа».
Он тоже был в горах, но был в далекой юности и с тех пор о них мечтал денно и нощно, совершенно не понимая или просто страшась самой мысли о том, как туда попасть, подняться на склон, перейти перевал.
Он прибыл в горы стариком, совершенно не понимая как это вышло, и почему не раньше. Попал в какую-то экспедицию, где оказался самым старым дебютантом.
…Михаил Врубель – художник одной темы, одного образа. Лермонтовский Демон предрешил творческую судьбу художника. Насквозь он вдохновлен был Лермонтовым. И иной судьбы для Врубеля невозможно представить Герой Лермонтова пробил стену живописи – там оказался Врубель. Лермонтов и Врубель – мистическая связь. Об этом может быть написан роман.
Он сделал запись, которую назвал «Горы как предчувствие…». Вот его текст.
«Когда ты преодолел перевал, когда он остался позади – ты стал карабкаться выше, по затерянной горной тропе, где под каменными навесами, в жидкой дымке простиралась зеленеющая долина. Она была притягательной и ты испугался того чувства, которое тебя позвало туда, в долину. Броситься к ее бледнеющему телу, спрятанному под саваном блуждающей дымки. Войти в нее, упасть, и схватиться за траву, как за мечту, обеими руками.
А сейчас ты обнаружил себя прижатым к торчащему камню, выглянул, и опять тебя поманила долина. Снова, и снова ты вглядывался туда, за извилины перевала, в ее светлые очертания, за которыми открывались голубые горы, далекие-предалекие, похожие на призраки самих себя.
Но почему ты сполз, схватился за низкие ягодные кусты, рванул их, бросил, да еще заплакал? Ты и здесь не спасся от книг – вспомнил лермонтовского Мцыри. Ты вдруг увидел проблески тех минувших детских надежд. Ты обрел глаза, те глаза, что распахнулись когда-то в детстве, сорок лет назад, обрел сейчас, чтобы увидеть, что пришла старость. Старость, спрятанная в рваных лохмотьях, старость, убаюкивающая разум, старость, скребущая известь безмолвных стен там, за больничным окном, где совсем недавно, в поисках солнца, выглядывало твое бледное, как лист бумаги, лицо. Вспомни! Так вот какой ты выплыла моя старость? Зеленеющая, под саваном блуждающей дымки.
