Оля кивает. Я замираю. Чувствительная…точно из-за мужика.

— Да, в «Дримерс» на это не обращали внимание. Это никак не сказывалось на проектах.

— И как зовут эту «проблему»?

Подружки мнутся. Видно, что знают, но говорить не хотят.

Молча разворачиваюсь и ухожу в номер, чтобы дать себе время успокоиться, иначе просто придушу эту женщину. Что за херня вообще?

Пока добираюсь, приходится решить несколько текущих вопросов по работе. Говорю об одном, а у самого в мозгу счетчик шагов. Лена должна быть уже на месте.

Стучу в ее дверь громко, с порога желая обозначить свое настроение. Пусть делает со своей жизнью, что хочет, но проект она закончит. А то, что случилось между нами…сделаем вид, что не было ничего. Пусть страдает дальше. Дура.

Не открывает.

В наглую опускаю ручку, дверь открыта. Вхожу.

Лена, замотанная в плед из моей машины, лежит на заправленной кровати, ноги поджаты к груди, руки обнимают голову, а на полу разбросаны пустые упаковки из-под таблеток.

Сердце останавливается. В мозгах что-то взрывается и льдом рассыпается по телу.

Не успеваю ничего подумать. Бросаюсь к ней, пытаюсь растормошить, но в ответ только мычание. Ее глаза подкатываются, голова болтается.

— Нина! — ору во весь голос. Знаю, что она была на этаже.

«Меня нет»

Осознаю, что возможно появление Стаса помешало ей натворить дел, а вот сейчас девчонка решила закончить начатое. Хочется встряхнуть ее и бросить в ледяную воду, чтоб одумалась. Но это уже не спасет.

Абсолютно не соображаю, что делать с этой ненормальной. Знаю, что надо срочно промыть желудок, но как?

— Нина, мать твою! Нина!

Горло сводит от крика, а внутри все сжимается от такого знакомого чувства полного бессилия. На моих руках уже второй раз умирает женщина, а я ничего не могу сделать.

Подхватываю Лену на руки, выбегаю в коридор.

— Нина!

Смотрю на бледное лицо, губы, и чувствую, как страх и отчаяние сковывают мои конечности.

— Что? — Нина, едва справляясь с одышкой, мигом оценивает ситуацию.

— В номер! — толкает дверь в первый попавшийся, который оказывается моим.

— Таблеток напилась. Я зашел, а там упаковки пустые.

— Дура! — в сердцах бросает врач, — в ванну ее!

Нина перехватывает из моих рук обмякшее тело Лены, разворачивает ее лицом к ванне, открывает кран и брызгает девушке на лицо.

Та лишь нечленораздельно мычит, слабо извиваясь. Краем глаза замечаю, что народу за моей спиной собралось немеряно. Но не хочу ни на кого отвлекаться и тратить драгоценные секунды, чтобы выгнать их. Только Лена важна сейчас.

— Держи ноги! — командует мне врач, а сама берет Лену в захват, и просовывает ей пальцы в рот, — ничего, девочка, сейчас тебе желудок промоем, капельничку поставим, потом головушку твою дурную в больничке подлечим.

Получаю пяткой по голени и слышу тихое шипенье Ниночки.

— Себе голову полечите, придурки! — слабо хрипит ожившая Лена, опираясь ватными руками о борт ванны, и смотрит прямо на недоумевающую Нину.

— Леночка, детка, надо желудок промыть! Давай, моя хорошая! — Нина, привыкшая к разному, снова обнимает Лену, чтобы закончить начатое.

— Отвали! — уже рычит моя Лена, но вырваться из стальной хватки Ниночки не может.

— Сдохнешь же! — не отступает Нина, меняя тактику, — такая молодая, красивая. Давай, а? Это не страшно!

— Да пустите же! — дергается опять, пытаясь выкрутиться из наших рук, правда безрезультатно, и начинает подрагивать.

Вижу, что по щекам слезы катятся. Она в полной растерянности. Впрочем, как и я.

— Не пущу! На хрена таблеток нажралась? — Нина теряет терпение, а может понимает, что времени на уговоры больше нет, и, не смотря на сопротивление Лены, все же засовывает ей пальцы в рот.

Гортанный крик Ниночки оглушает. Она инстинктивно одергивает руку и трясет укушенными до синевы пальцами. А Лена, едва дыша, смотрит на нее, потом переводит убийственный взгляд на меня, сидящего на полу у ее коленей.

— Месячные у меня! Живот болит! — скалится, оседая в кольце моих рук, что до сих пор держат ее колени.

Тишина…Никогда не думал, что в такой толпе может быть так тихо.

— Шеф, ты это… кажись перебдел малясь, — Нина вытирает пот со лба, садясь на бортик ванны, а я облегченно выдыхаю. Перебдеть лучше, чем недобдеть. Но, то, что нехорошо вышло, это точно.

— Концерт окончен! — машет руками Ниночка, выпроваживая зрителей из моей ванной.

Лена

Просыпаюсь. Первым дело прислушиваюсь, ничего ли не болит. Не болит! Только во рту горечь от выпитых таблеток, и небольшая слабость в теле. Но с этим жить можно!

Глубоко вдыхаю, одновременно потягиваясь, и в мозгу загорается лампочка. Пахнет Давидом и места для потягушек совершенно не хватает.

Распахиваю глаза и вижу его лицо рядом со своим. Он обнимает меня за плечи, зарывшись пальцами в волосы, и улыбается.

Хмурюсь, пытаясь отстраниться и сесть, и босс, нехотя, выпускает меня из рук. Тут же вспоминаю экзекуцию в ванной. Добрую Ниночку, толпу неравнодушных и перепуганного Давида. Пиздец. По-другому не скажешь. Теперь все осведомлены о моем цикле. А может, и о наших отношениях с боссом. Хотя, о чем я! Никаких отношений нет. Одноразовый случайный секс не считается. У него Мари есть.

— С добрым утром! — от голоса босса по спине бегут мурашки. Такой приятный, низкий, чуть хриплый…— Лен, — тихо зовет, приглаживая прядь моих волос. Которые я не расчесывала пару дней, наверное. Хотя нет, вчера, после душа пару раз мазнула щеткой.

Отстраняюсь, смотрю на Давида, пытаясь решить для себя, как мне с ним себя вести. Надо было подумать над этим раньше, но состояние не то было.

— Я очень испугался за тебя…

— Представь себе, как я испугалась Стаса. И Нины! Спасатели хреновы! Прям команда мечты!

— Почему ты сразу не сказала? Почему убежала? Это же не проблема, все решается одним звонком. В конце концов, я сам бы сходит и купил все, что тебе нужно.

Хлопаю ресницами. Он вообще нормальный? Ведет себя, будто мы парочка. Еще босс мне за прокладками не бегал. Да и при чем тут вообще прокладки? Он видимо, не понимает, почему я, не попрощавшись, ушла от него утром.

— У тебя всегда так? Это же ненормально! Тебе надо к врачу, обследоваться. Я найду для тебя хорошего гинеколога.

Смотрю на этого мужчину и бешенство раздирает мои внутренности в клочья. Кто вообще дал ему право решать за меня? За Мари пусть решает! И ей гинеколога ищет.

Чтобы не сорваться на мат, молча отбрасываю плед, встаю с кровати, мимоходом проверяя, не оставила ли следов, и отмечаю, что мы оба одеты. Направляюсь к двери. Давид садится на кровати, провожая меня взглядом.

— Лен, ты куда? — не понимающе смотрит, ждет.

— Я работать, Давид Александрович. Вы же работать меня сюда привезли…

Выхожу, тихонько захлопывая дверь. Надо найти мой номер. Побыть одной и понять, что дальше делать со всем этим?

Прохожу по этажу, на котором всего 5 дверей, и хоть убей не помню, которая из них моя. Не ломиться же в каждую. Останавливаюсь у кованных перил, так гармонично вписанных в красоту натурального сруба, и засматриваюсь красотой узора. Глаза одну за одной цепляют мелкие детали интерьера, которые создают уют и тепло в этом пространстве. Ощущение, что я в гостях у очень радушного хозяина, и никак не в отеле. Ну и до деревенского «шика» здесь далеко. Современность так филигранно вписана в природную красоту, что непременно хочется увидеть того человека, что работал над дизайном этого пространства.

Решаю спуститься вниз, поискать кого-то из наших, заодно узнать, какой номер мне любезно выделил Давид Александрович. Спускаюсь медленно, придерживаясь за перила, потому что в глазах периодически плывет. Но стоит заметить фигуру дородной женщины, что вчера так старательно пыталась вызвать у меня рвоту, мне в миг легчает. Торможу и думаю, не рвануть ли обратно, наверх.