"Балканский лабиринт самый короткий, зная дорогу, пройти его можно за три-четыре часа. Поэтому ты и начнешь свои поиски оттуда. Запомни, вещества, используемые на строительстве, крайне опасны и токсичны, если произойдет выброс, ты узнаешь об этом по цветному пятну в небе, наподобие радуги. Это сигнал - берегись, здесь яд. Для них он может быть и безвреден, но если ты долго подышишь тем воздухом, можешь получить серьезное отравление. Поэтому постарайся завершить все дела быстрее и остаться при этом живым", - наставлял Зеленцов.

   Пятно Егор наблюдал. Оно практически рассеялось, но рисковать все равно не стоило. Пробравшись через пещеры находиться в окрестностях стройки можно не больше суток, максимум двое.

   "Токсины, используемые на строительстве, меняют состояние сознания. Точно не установлено, какие именно изменения происходят в психике человека, но они могут оказаться необратимыми", - рассказывал Зеленцов.

   Вполне возможно, что агрессия горцев связана с загрязнением среды.

   Обо всем это Котельников размышлял, пока тащил на себе Насага в кромешной тьме, полагаясь лишь на свою интуицию и память. В конце тоннеля забрезжил свет, они выбирались наружу.

   Глаза заслезились, Котельников зажмурился. Насаг на его спине слабо застонал. Горец умирал, ему необходимо было оказать хоть какую-то помощь. Котельников ускорился, почувствовал, что ровная дорожка превращается в крутой подъем. Он выбрался наружу и обнаружил себя на дне глубокого оврага.

   Поразительная картина открылась ему - скалы вокруг него были усеяны воробьями, сотнями, тысячами воробьев. Птицы не обратили внимания на Котельникова, некоторые из них были уже мертвы. Егор сглотнул подступивший к горлу комок, разглядел тропинку, ведущую вверх, и стал подниматься к лагерю зеленокожих.

<p>

Глава 17.</p>

   Они поднимались вверх по тропе, переступая через мертвых воробьев. Вокруг стояла страшная вонь, потому Котельников ускорил шаг, насколько это было возможно. Подъем был крутой, и тащить на себе Насага становилось невозможным. Расщелина, по которой они поднимались вверх, оказалась сестрой-близнецом первой, по которой они спускались. Осыпавшийся камень шуршал под ногами, двигаться быстро было опасно, но перенести запах, который испускали тела мертвых воробьев, Егор не мог. Каким-то чудом ему удалось выбраться наверх, ни разу не упав. Снова произошла разительная перемена. Он очутился в молодом лесу. Воробьев здесь не было совсем, их словно бы разогнали. Тут же Котельников вспомнил слова Зеленцова по этому поводу.

   "Токсичные алкалоиды, выброшенные в воздух, могут привлечь внимание птиц. Не исключено, что место строительства будет облеплено воробьями - они наиболее чувствительны к хроналку. Никакой опасности для тебя они, скорее всего не представляют. Но если неожиданно, по каким-то причинам, концентрация алкалоида в воздухе резко упадет, голодные птицы обезумят. Возможно, что они и нападут".

   Егор словно бы чувствовал, как воздух становится чище и свежее. После застоявшегося запаха лесного перегноя, аромат хвои и молодых кустарников вдохнул в него сил. Котельников увидел широкие дороги, расходящиеся в разные стороны, уверенно выбрал центральную.

   Помимо окружения, стал меняться климат. Сырость и холод отступали, становилось тепло, лучи солнца приятно ласкали, Котельников совершенно забыл о своей простуде, которая донимала его уже не первый день. Он наслаждался ходьбой, словно прогуливался где-то в Калининграде с любимой девушкой, а не находился за много километров-лет от дома.

   Вес Насага он перестал ощущать вообще, вслушивался в тихое потрескивание ломающихся под его ногами веток. Так сильно хотелось продлить это ощущение легкости, безмятежности. Котельников открыл глаза, высмотрел дерево в стороне от дороги, аккуратно положил горца на землю, а сам подошел к сосне, сел и опершись о нее спиной, решил немного отдохнуть, подумать о чем-то своем.

   Какая-то смутная тревога, неясное воспоминание возникли где-то в глубине души, но Котельников их решительно отогнал. Ему было очень хорошо, ничего не хотелось делать, только сидеть с закрытыми глазами возле дерева, ощущать запах хвои, трогать пальцами твердую рассыпчатую землю.

   Однако, когда ладонь опустилась вниз, вместо земли он ощутил много мелких твердых предметов. Егор открыл глаза. Под его руками валялись жуки-панцирники. Все они давно были мертвы. Котельников должен был бы запаниковать, но он не ощутил ничего, одну только безмятежность.

   "Блин, я же обдолбанный", - осенило Котельникова.

   "Токсины действуют не только на животных, но и на людей. Помни об этом. Когда окажешься в непосредственной близости от стройки, мысли начнут путаться, ты почувствуешь себя очень хорошо, забудешь обо всем, захочешь отдохнуть. Все это признаки действия токсинов алкалоида. Бороться с ними сложно, но можно. Добейся того, чтобы твои надпочечники начали вырабатывать адреналин, напоминай себе о цели, если нужно ущипни себя, укуси, это приведет тебя в чувство, вернет на землю. Постарайся как можно быстрее миновать тот участок, потому что чем дольше алкалоид будет действовать на тебя, тем меньше шансов будет вырваться", - учил Зеленцов.

   А какое значение имеет это воспоминание, если можно сидеть здесь и наслаждаться? К чему все эти слова, много слов? Сидеть и ни о чем не думать, ничего не помнить, ничего не знать.

   "Голод, жажда, все это забудется, алкалоид полностью нарушит деятельность твоего организма, - продолжал настойчиво повторять Зеленцов у Егора в голове. - Все твои желания и мечты исчезнут. Алкалоид заменит все чувством безмятежности. Будь к этому готов, постарайся заставить себя страдать, испытывать боль. Если почувствуешь, что не справляешься, если ощутишь, что сил не хватает, заставь себя вспомнить о том, ради чего отправился в прошлое. Откажись от мнимого рая во имя цели и тогда ты спасешься".

   Образ родителей всплыл в голове Котельникова. Затем образ бандита Костромы. Наконец самого Зеленцова - интеллигентного пожилого человека, улыбчивого и в тоже время хмурого. Егор проделал весь этот путь не для того, чтобы погибнуть под сосной от голода или жажды, ловя кайф от какого-то супернаркотика, изобретенного через много лет после его рождения.

   Котельников с трудом поднялся, на ноги. Не хотелось покидать это уютное, теплое место, где ему было так хорошо. Чем отчетливее становились воспоминания, чем четче воспроизводились былые переживания, тем решительнее становился Котельников. Он подошел к Насагу, взвалил его себе на плечо и пошел дальше по тропинке. С каждым шагом ощущение безмятежности отступало. Выйдя на опушку хвойной рощицы, Егор очутился в коротком ущелье, которое заканчивалось громадными воротами, которые были облеплены воробьями. В этот момент Котельников осознал, что окончательно вымотался. Насаг был тяжелый, и тащить его на себе всю дорогу - это чересчур даже для циркового силача, не говоря уж о Егоре.