После случившейся трагедии, Екатерина Александровна очень волновалась за здоровье дочери и малыша и потому, собрав все свои силы и самообладание, отправилась в райцентр, к другу и коллеге своего покойного мужа. Объяснив, какое потрясение пришлось пережить её дочери, она рассказала о своём беспокойстве за будущее дочери и её ребенка, и договорилась, что в его поликлинике Лиза и будет наблюдаться.

И теперь раз в месяц Архип Фомич отвозил Лизу на станцию, потом она ехала в райцентр, а вечером возвращалась обратно. Несмотря на пережитое, беременность протекала без каких-либо осложнений, будто малыш уже сейчас понимал, как досталось его маме и не хотел огорчать её еще больше. Но тем не менее, пожилой доктор Аркадий Ильич, выписал пациентке больничный лист:

– Голубушка моя, я понимаю, что вы хорошо себя чувствуете, и весьма этому рад, – говорил он, глядя на Лизу поверх очков и записывая что-то непонятным простому смертному языком в её карту, – Но всё же стоит себя поберечь. Если бы не ваше положение, я бы посоветовал вам отправиться куда-нибудь к морю или на воды. Отдохнуть, подлечить нервы, чтобы по возвращению домой вы на всё смотрели уже иным взглядом. Но, опасаясь за ребёнка, я не могу вам рекомендовать длительную дорогу, поэтому прошу вас, старайтесь находить доброе и светлое даже в нашей осени. Ну, и про витамины тоже не забывайте.

Лиза и не забывала. Она дисциплинированно выполняла все указания доктора, но вот находить светлое… это получалось плохо. К великому огорчению Николая Никифоровича, Лиза решила уволиться из мастерской.

– Лизонька, голубушка! Прошу вас, подумайте, – умоляющим тоном говорил он, – Как же я здесь, ведь не справлюсь. Мы с вами, считай, что на всю область одни такие – к нам все едут, к нам всё везут. И на реставрацию, и новые заказы… Ну, давайте я выхлопочу вам отпуск без содержания, всё объясню руководству, я думаю, что нам пойдут навстречу. А после, как вы будете готовы, вы вернётесь, а?

Но Лиза мягко и корректно отказалась. Ни к чему занимать чужое место, как и сказала она Николаю Никифоровичу. За то время, как она сможет быть готова, думала Лиза, Николай Никифорович сможет найти себе нового помощника. Если она вообще когда-либо будет готова…

Она пробовала брать в руки кисть и краски, пыталась найти в своём таланте и увлечении то самое, доброе и светлое, но руки не слушались её, они начинали предательски дрожать. Слёзы прорывались сквозь намертво замороженные чувства и эмоции, и она с трудом загоняла их обратно. Несколько раз она начинала… хотела нарисовать по памяти Мишин портрет, но каждый раз отступалась, понимая, что не может.

– Когда малыш родится и немного подрастёт, я буду поступать в лесотехнический, – объявила она матери, чем несказанно её удивила.

– Зачем это тебе, Лизанька? – удивлённо вопрошала Екатерина Александровна, – У тебя прекрасное образование, у тебя талант, зачем же переучиваться? Недавно меня Алевтина Анатольевна, директор школы, спрашивала, не хочешь ли ты после рождения малыша попробовать преподавать рисование. У них некому преподавать изобразительное искусство, что очень огорчительно, ты не находишь? Ведь в Бобровке есть много талантливых детишек, как я думаю, стоит помочь им раскрыть талант. Ты уже занималась с Ириной, у тебя прекрасно всё получилось, почему бы не попробовать в школе?

– Я думаю, что Алевтина Анатольевна не оставит бобровских детишек без наставника по рисованию. С её-то характером она уж точно добьётся, что сюда пришлют самого лучшего и талантливого, того, кто хочет и может заниматься с детьми. А я буду поступать в лесотехнический техникум.

Екатерина Александровна не решалась перечить дочери, списывая всё на недавно пережитый ею стресс, и на беременность. Но тайком говорила Варваре, что очень надеется на благоразумие дочери и совсем не понимала, зачем Лизе нужен этот лесотехнический.

Когда в Бобровку пришла зима, всё в старой усадьбе было готово к рождению нового её обитателя. Лиза, казалось, окончательно взяла себя в руки, всё своё время посвящая теперь подготовке приданого для новорожденного, и чтению книг, тематика которых говорила, что своё намерение поступать она не оставила.

Даже Екатерина Александровна смирилась с этим, и решала, что уж лучше пусть дочь читает и пишет какие-то конспекты, чем горюет по прошлому. И поэтому тоже решила, что рождение внука всё изменит, а пока пусть всё идёт своим чередом.

Федюнька родился в аккурат на Рождество. Морозным январским утром в роддоме райцентра счастливая и усталая Лиза любовалась на новорожденного сына, которого улыбчивая медсестра принесла кормить.

– Вот, держите, мамочка, своё сокровище, – она подала Лизе причмокивающий свёрток, – Такой хороший парень, почти не плачет. Ну, кормите хорошенько, чтобы крепко спал и набирался сил.

А у Лизы будто язык отнялся, она даже говорить не могла, слёзы так и норовили хлынуть широкими потоками наружу. От радости и умиления, потому что этот носик и махонькие ручки с «перевязочками», как говорила её соседка по палате, и от горечи, что Миша не увидит своего сыночка.

Они с Мишей давно решили, что если родится мальчик, то назовут его Фёдором – в честь Мишиного отца и Елизаветиного деда, и вся семья согласилась, что это прекрасный выбор.

На выписку приехали все. Даже лютый мороз не остановил счастливых родственников и друзей, собирая вещи, Лиза видела в окно палаты, как на дорожке под окном приплясывает Наташа, махая Лизе руками, как рядом с нею, постукивая руками по бокам, притопывает Юра, а закутанная в шаль Варвара держит под руку счастливую Екатерину Александровну.

В вестибюле роддома Юра дрожащими от волнения руками принял от медсестры свёрток в одеяле с голубой ленточкой, кивая и отвечая на поздравления персонала роддома, от этой сцены у Лизы снова зашлось сердце и задрожал подбородок. Как же жаль, что ничего не изменить… Что не Миша стоит теперь в гулком вестибюле, осторожно прижимая к себе Федюньку.

Екатерина Александровна плакала от радости, вытирая глаза платочком, Варвара стояла под руку с Архипом Фомичом, румяная и довольная, и одобрительно кивала Лизе. Усаживаясь в машину, которую по такому радостному поводу Екатерина Александровна попросила у Яковлева, и тот договорился с администрацией, Лиза прижимала к себе спящего сына и думала, что теперь всё в её жизни будет по-другому.

Всё и было по-другому. Снова ожила замершая было в горе усадьба, снова зазвучали торопливые шаги по натёртым до блеска полам – это Варвара рано утром спешит поскорее протопить печь и согреть воды для маленького Федюньки. А на дворе недовольно фыркает чёрный как смоль Воронко, которого запряг дед Архип, собираясь в Бобровку за молоком.

Лиза теперь спала, что называется, в полглаза. Да ей почему-то и не хотелось. Мама рассказывала ей, какой беспокойной она сама была в детстве, как не давала им с отцом поспать и они ночью по очереди вставали качать свою доченьку. А Федюнька был совсем не такой! Большее время он спал, кушал, снова спал, и агукал на руках у Лизы или Екатерины Александровны, или у довольной Варвары, которая знала всевозможные приметы, касающиеся ухода за младенчиками, неукоснительно следуя им.

Так, возле кроватки Варвара вешала небольшую вышитую подушечку, наполненную какими-то травами, и говорила при этом Лизе:

– Это Богородская трава, мама моя говорила, что это самый лучший оберег для ребёночка!

Лиза, хоть и не верила в такое, но всё же не хотела огорчать тётушку – от душистой травы уж точно хуже не будет, потому просто согласно кивала и благодарила Варвару.

Когда в Бобровку снова пришла весна, осторожно и нерешительно шагая по склонам холмов, Лиза снова заговорила с домашними о том, что хочет поступить в техникум.

– Если вы не против, я бы хотела уже с осени начать учиться, – сказала она домашним, – Тем более, что у меня есть диплом о высшем образовании, так что заочно мне учиться в техникуме всего два года. Федюнька спокойный и покладистый, я думаю, он не доставит много хлопот.