– Мои красавицы! – с гордостью и нежностью произнес он.

– Спасибо, папа! – воскликнула Мина, выглядящая взволнованной и обрадованной, и предстоящей встречей с женихом, и предстоящими покупками.

Как я уже поняла, покупка чего-либо, кроме продуктов, была в графской семье редкостью, из-за постоянной нехватки денег.

– Спасибо, отец! – повторила я за сестрой.

– Мина, мне нужно кое- что сказать ! – произнес граф, взял старшую дочь за локоть, и они вышли из кабинета.

Меня совершенно не обидела то, что у графа были секреты, видимо, связанные со свадьбой Мины, и не предназначенные для ушей Эль. Это мне на руку – осталась в кабинете одна.

У меня был один сомнительный талант, которым я, в обычной жизни, пользовалась для шуток и розыгрышей – умение копировать почерки, любые. И получалось это весьма похоже на оригинал. В игре я сочла допустимым использовать такие махинации, ведь обманывала я не человека, не своего отца, а всего лишь картинку, микросхему, поэтому мук совести не испытывала.

Я взяла несколько листов бумаги, тиснула на них печатью – благо граф еще не убрал ее обратно в сейф – и, взглянув на письмо Энистона, написала на каждом листке такую же сумму, и расписалась, как отец. Написание сопроводилось одним испорченным листом ( кляксой), ведь я впервые писала пером, но уже вторую и последующие бумаги состряпала быстро, и без проблем. Затем, спрятав подделки в рукав, как ни в чем не бывало, вышла из кабинета, не дожидаясь возвращения отца.

Перед поездкой в город мы позавтракали, но я опять отказалась от "барской" еды, и снова поела на кухне солдатской каши.

Так я с голода помру! То, что готовят для господ есть невозможно, а питаться одной кашей – такое себе!

Глава третья

Я не раз бывала – в играх – в средневековых городах, поэтому Менос, куда мы с Миной отправились в карете, меня не удивил. Он находился в часе езды от замка, был окружен стеной, которая имела следы прошедшей войны – пестрела "заплатками", а ее верх казался покусанным. Сам Менос состоял из главной улицы, упирающейся в площадь, чуть большую, чем замковый плац, и нескольких отходящих от нее улочек. И главная улица, и боковые, были узкими, с тесно стоящими двухэтажными домами, первые этажи которых занимали лавки, кабаки и разные другие заведения. В городе тоже виднелись следы войны – дома были с каменными заплатками, а между ними, тут и там, зияли пустыри.

Мы вошли в полутемное, из- за малого количества узких окон, казначейства, аналога местного банка, и я вручила казначею письмо отца. Этот пожилой худой человек довольно долго изучал бумагу, сравнивая, с образцом подписи и печати графа, затем ушел в соседнее помещение, и вернулся, неся мешочек с монетами, который и отдал нам.

Вначале, мы отправились на рынок, где была весьма бойкая торговля, и купили там медовых лепешек, которые и съели, прячась от любопытных взглядов, за каким-то строением. Совместное поедание вкусностей нас сблизило, и я поняла, что Мина тоже страдает – от однообразной пищи, скуки и шерстяных платьев. Меня даже потревожила совесть – стало неловко из-за того, как я собиралась поступить с девушкой. Но, успокоила я себя, сестра вовсе мне и не сестра, и даже не подруга, а просто картинка, образ, придуманный Максом.

После лепешек руки стали жирными, и мы принялись бродить по улицам, ища, где бы их помыть. И встретили леди Гвен, которая шла, по каким— то делам. Она нам обрадовалась, и пригласила к себе. Мина колебалась, я сразу согласилась, и сестра сдалась – мы отправились в дом отцовской любовницы.

Дом леди Гвен стоял на тихой улочке, и не был ни большим, ни роскошным, но имел сад, цветущий и ухоженный, а внутреннее его убранство отличалось уютом и изяществом.

Приведя себя в порядок, мы уселись пить чай, и я поразилась угощениям, нам поданным – на столе появились и фрукты, и сладости, и даже пирожные.

К великому сожалению, мне пришлось отказаться от этих яств, так как было важное дело, и заняться им я могла, пока Мина занята, и не ходит за мной, как хвостик. Я сообщила, что забыла в казначействе перчатки, и, хотя леди Гвен предложила отправить за ними служанку, пошла в банк сама. Там я вручила казначею поддельные письма, и приготовилась к худшему – вдруг старик различит подделку, или его насторожит количество писем – но нет, все прошло гладко. Казначей изучил бумаги, и выдал несколько мешочков с монетами.

Затем я вернулась в дом леди Гвен, и мы, все вместе, отправились за покупками, посетив галантерейные лавки города, а затем побывали у лучших портных. И я поняла, почему мать подарила дочерям шерстяные платья – такие наряды были очень дорогими, и считались показателем достатка , и только состоятельные дамы могли их себе позволить. В общем, в империи была такая мода… Однако, любовница графа Энистона ее не придерживалась – она предпочитала шелк. И мы с Миной тоже не стали следовать моде.

Пока с сестры снимали мерки, я, ожидая своей очереди, разговорилась с леди. Мне хотелось расспросить о столице, и о дворе – о нравах и обычаях, царящих там.

– Ты хочешь побывать во дворце? – спросила Гвен.

Я поколебалась, и решила сказать правду: хотелось бы получить должность при дворе, фрейлинскую, или какие там еще бывают.

– Вот как… – произнесла Гвен – А что говорят родители?

– Я не рассказывала им о своей мечте, но знаю из разговоров, что моя обязанность выйти удачно замуж, а дворец – уж как повезет. Может, муж окажется придворным, как у Мины. Но, я не хочу замуж абы за кого, да и женихов в нашей глуши не водится. Никаких!

Леди Гвен рассмеялась, и пообещала :

– Я дам тебе рекомендательное письмо для императрицы Франчески. Мы с ней были дружны, поддерживаем отношения и сейчас. Может, тебе повезет с мужем, или родители отпустят в столицу. Служить при дворе почетно, как мужчинам, так и женщинам. И платят хорошо, что немаловажно.

– Не понимаю! – произнесла я – Вы жили в столице, блистали при дворе, и все бросили. Почему?

– Любовь! – улыбнувшись, коротко бросила Гвен.

"Надо же! – подумала я – Она все бросила из-за графа Энистона, и отправилась за ним на границу. Как романтично! И глупо!"

После покупок и примерок мыс Миной, усталые, но довольные, вернулись домой.

Вечером грянул скандал – старый казначей прислал графу отчет о выданных средствах, граф изумился, съездил в город, и обнаружил поддельные письма. Энистон вернулся не один, а вместе с леди Гвен, и, кипя от злости, вызвал дочерей в кабинет, и потребовал объяснений. Я сочла за лучшее заплакать, Мина же, сказала, что ничего не знала о подделках, и, поганка такая, вместе с отцом, принялась меня отчитывать. Деньги я не вернула, соврав, что часть извела, а часть потеряла. Я решила – даже под страхом смерти не отдавать награбленное, уже надежно припрятанное. Меня отправили в комнату, и запретили покидать покои. Но, чуть позже, пришла леди Гвен, и, без предисловий и нравоучений, отдала обещанную рекомендацию для императрицы.

– Не расстраивайся! – сказала она – Граф не умеет долго злится. Завтра – послезавтра тебя простят. Желаю удачи при дворе! Такие девушки нужны императрице.

– Какие такие? – спросила я – Которые обкрадывают родителей?

Я понимала, что гордится нечем.

– Будет лучше, если ты уедешь! – произнесла, без улыбки, Гвен, и ушла.

На письме стояла печать леди Гвен, ломать ее я не решилась, и гадала – что же в нем написала любовница отца?

Следующее утро началось уже привычно – с новостей о гостях, принесенных Энни. Вот- вот должен прибыть жених Мины – часовой на стене уже увидел его на дороге – и семейство графа, все, кроме наказанной меня, отправились к воротам замка, дабы торжественно встретить маршала империи.

– Какая жалость! – причитала Энни— Вы с милордом и не увидитесь!

Я же сочла свое заточение очень удачным для первого этапа плана побега из замка, и, в одной сорочке, выскочила на балкон. И вовремя – всадник, молодой человек лет двадцати пяти – тридцати, с длинными светлыми волосами, и в плаще, накинутом на могучие плечи, въезжал в ворота замка. Он остановился, собираясь слезть с коня, что бы обмениваясь приветствиями с графом и его семьей, но замер, уставившись на балкон, где стояла я, и махала ему.