– Кхэ… Твою ж мать… – откашливался от дыма Леонель. – Сука, где стража?! Стража! – рявкнул офицер, как в кабинет ворвались трое стражников. – Обыскать всю резиденцию! Мужчина в чёрном плаще и маской Аврольда, кажется. Найти его! Немедленно! – грозно командовал Вэйрад. – Какого чёрта, Зел?! Почему тебя никто не охраняет? Почему нет ни единого солдата у дверей? Зараза… – буркнул офицер, протирая глаза. – Видно, дымка была ядовитой… Глаза щиплет… Чёрт… Кажись, сознание теряю… – успел прошипеть Леонель, как рухнул навзничь. Последнее, что тот успел подметить, – это вбегающего в кабинет Фирдеса.

XI.

Зима. Солнце высоко в зените. Яркое, слепящее. Но холодное. Мороз окутал всё вокруг. Зима на севере всегда мрачная и морозная.

– И всё это для того, чтобы сесть на трон? Ты, отброс, который я приютил по доброй воле, от женщины, которую я не знал, не заслуживаешь этого места. Это место моего отца! Значит, будет и моего сына! Ты мне не сын. Пойми уже это наконец. Я даровал тебе лучшее образование, лучшую заботу, о которой только могут мечтать такие, как ты! И тебе этого мало? Ты желаешь взять мой трон? Откинув в сторону моего прямого наследника? Своего брата?

– Я ненавижу Вэйрада! И вы знаете, что я лучше его во всем! Я рождён для трона! Я старше брата!

– Нет! Не видать тебе трона! Стража!

– Стой, отец! Что ты делаешь? Он заслуживает престола больше меня! Я никчемен в политике, экономике, да даже в стратегии!

– Заткнись! Тебя никто не спрашивал! Ещё раз воспротивишься моей воле – пощады не жди! Стража! Где, черт возьми, стража!?

– Отец.

– Что ты делаешь? Что это? Ты? Убить меня вздумал?! Отца? Я тебя вырастил! И ты… Кх…

– Да. Но Зельман будет сидеть на троне. Такова моя воля. И ты это всегда знал. Прости…

Хлестнула кровь. Упали слезы. Стук меча, упавшего на золоченую плитку.

– Вэйрад, спасибо.

– Ты знаешь уговор. Не подумай, что я иначе стану к тебе относиться. Я это делаю ради Агаты. Ради семьи. Не ради тебя. Если ты уничтожишь Невервилль, я тебя найду. Я вверяю тебе в руки престол лишь только ч тем условием, что он начнёт процветать. Прощай, Зельман. 

– О, проснулся всё-таки! Я уж думал всё… Как ты? – спросил Фирдес.

– Господи, сейчас сдохну… Эта штука… Этот дым был пропитан ядом… – тяжело дыша, ответил оклемавшийся Вэйрад. Его русые волосы промокли насквозь, лицо сильно побледнело, круги под глазами почернели, а глаза были будто бы стеклянными. На секунду могло показаться, что из них вытекла чистая голубизна, оставив только чернь, но это лишь следствие сильно расширившихся зрачков.

– И не слабым! Медики сказали, что это весьма-таки мощное вещество! Ну и угораздило же нас с тобой по очереди ядами травиться… Ха-ха-ха, – рассмеялся Отсенберд.

– Ха-ха-ха, – подхватил Леонель. Но его смех уже звучал болезненно и туго.

Они ещё долго не могли остановиться смеяться: события последних дней этих двоих казались страшно ироническими.

– Врачи говорят, что тебе чрезвычайно повезло выжить. Если б не сильнейший организм, быстро прибывшая делегация медиков, то, вероятно, ты бы помер мгновенно. Ибо яд, как я уже сказал, неслабый. К тому же, плохо изученный, – посерьёзнев, продолжил Отсенберд.

– Им хотели убить короля. Скорее всего. Но, что самое страшное, я знаю этого человека, но не могу вспомнить, кто это… Его глаза знакомы до ужаса. Нужно предупредить Его Высочество, – попытавшись поднять голову, произнёс Вэйрад. – Чёрт! Тело немеет. Не могу даже голову поднять… – Конечно, Вэйрад знал этого человека. И знал также, что убить пытались не короля. Но говорить об этом не стал. У него на то были причины. 

– Я сообщу. Не переживай. Тебе нужно восстановиться.

– Спасибо, генерал. За всё.

– Не стоит ерунды. Мы ведь друзья. Да и ты мне помог, когда я корчился… Ты, если опять захочешь сбросить, так сказать, груз, то сообщи. Я принесу корыто.

– Стой, что? Я… – засмущался Вэйрад, смотря на засученные рукава Фирдеса.

– Да. Не бери в голову. Мы ведь друзья!

XII.

– Извините, вы не могли бы подсказать, в какой палате проживает офицер Леонель, – спросила Фалько с Адиялем в руках.

– Извините-с, сейчас посмотрим. Голубушка, не поможешь девушке? – спросил у медсестры приёмный врач.

– Если я не ошибаюсь, то он был вместе с генералом Отсенбердом… Кхм, он, должно быть, уехал… Да, точно! Уехал чуть больше суток назад.

– Куда же это… Не знаете?

– Не знаю, извините…

– Да чего ж тут не знать-то. Ясно небо, он поскакал со своим этим Отерве… Остел… Отсебур… Да со своим этим друганом в столицу умотал! Сам слыхал! Болтали они тут на пороге, как поедут… Точно говорю! – ответил мужчина, сидящий на скамье возле пункта приёмного врача. Под ногами у него был целый ворох хлебных крошек и огрызков неясно чего.

– Не обращайте внимания на это недоразумение. Этот господин – ужасный грубиян, пьяница и дебошир! Уже несколько суток сидит здесь и орёт на медсестёр и меня! Ещё и разные огрызки тут раскидывает! Уже и полиция не в состоянии что-то с ним поделать! Куда прикатились… Тьфу!

– Спасибо, – недослушав изречение врача, попрощалась Фалько, уже седлая коня.

Адияль вновь заревел. Уже пятый раз за эти сутки. Зендей был слишком мрачен, тих. Одним словом – подавлен. Каким и должен быть ребёнок его возраста, узнавший о гибели матери, но ещё не принявший её до конца. Хотя и истерика у него прекратилась только совсем недавно.

– Господи… Бедные дети… мне так жаль… Что за напасть… За что ж им это… Агата, прости, – шёпотом произнесла она, чтобы не разбудить спящего малыша, а затем тихо заплакала.

XIII.

«Что такое боль? Как возможно полагать, боль – чувство, которое невозможно вылечить, заглушить. Его нельзя искоренить. Нет, я не про физическую боль, ибо её как раз можно одолеть. Её можно увидеть снаружи, её не стоит страшиться. Я же про настоящую боль. Вернее даже, просто про иную, гораздо более значимую. Про травму, которая оседает в самом сердце. Она не даёт тебе насладиться жизнью в полной мере. Не даёт тебе лицезреть то великолепие, что окружает вокруг. Искажает твою душу. Искажает твой разум. Она может быть вызвана и личной обидой, и обидой на себя самого. А может быть вызвана и сгоранием твоей души. Пепел в душе – пепел вокруг. Однако и её возможно подавить, но не в одиночку. Для этого необходимо найти то, что поможет тебе забыть про неё. А это уже совсем сложно. Далеко не у каждого выйдет, даже если приложит максимум усилий. А тот, кто выдержит и это испытание судьбы, воистину силён. Силен не физически, ведь это не имеет никакого значения, а силен душой. И эти люди будут вознаграждены. И награда их всегда будет весомее всякой другой. Ценнее всяких богатств, ценнее всего, что можно себе пожелать! Ведь это не физическая награда. Эта награда – твоя свобода. Но понять это смогут лишь те, кто на самом деле преодолел эти трудности. Так же, как и я. Такова истина, которую дано узреть не всем», – отрывок из писания философа Игны Мерлин.

Собирается гроза. Птицы осели на ветвях деревьев, на и под крышами домов. Ветер поднялся неимоверный. Всё гудело. Вдалеке уже были слышны раскаты грома. Тучи накатили на небо непроглядной морской бушующей гладью. Первые капли холодного летнего ливня уже осели на ещё сухую землю.

– Зачем ты это сделал? – возмущённо спросил Зельман, глядя в окно и нервно постукивая пальцами по столу.

– Зачем? Не ты ли желал убить брата? – ответил Леонардо Эйдэнс, стоя в чёрном плаще.

– Я отныне запрещаю учинять произвол. Смерти Агаты достаточно. Брата трогать нельзя.

– Ну, хорошо. Как прикажешь. Но я бы и не смог убить его. Он сильнее. И не хотел убивать столь светлое создание. Я это понял по его глазам. В них аж читается вся суть благородства. Ты, однако, был прав, сказав, что Вэйрад – один из сильнейших воинов за всю историю Невервилля.