приоделся, причесался
и пивка попить подался,
а наутро сам не смог
вспомнить: где родной порог,
по каким дворам скитался,
с кем до чёртиков надрался.
В гневе жёнушка была, -
сковородка в ход пошла;
а как ручка отвалилась,
скалка очень пригодилась:
«Это – мой тебе урок!» -
не пошла наука впрок.
Бедолага отлежался
и опять к дружкам подался.
Так Ванюша загулял:
совесть вовсе потерял.
Да недолго это длилось:
предсказание случилось.
С Ванькой сделался испуг:
чтой-то блеять начал вдруг,
чтой-то начал лоб чесаться:
рожки стали прорезаться,
а как в зеркало взглянул,
чуть в слезах не утонул:
шерстью вся спина покрыта,
из-под тапочек… копыта,
так козлищем стал вонять:
невозможно передать.
Как такое углядели,
дочки хором заревели;
а жена ухват взяла -
в шею выгнала козла.
Кое-как пальто напялив,
под платок рога заправив,
через слякоть во дворе
прискакал Иван к сестре
и такой скандал затеял!
Как зарезанный заблеял,
а чего хотел сказать,
не сумела разобрать,
поняла одну лишь фразу:
«Ты накаркала, зараза!» -
хоть по козьему кричал,
мат отчётливо звучал.
Вся Алёнка обомлела,
пуще мелу побелела,
стала воздух ртом хватать,
на себе волосья рвать.
затряслась, запричитала:
«Я тебя предупреждала!..
Говорила я тебе:
пить не бросишь – быть беде!
Хулиганил, матерился -
вот в козла и превратился.
Как с женой-то будешь жить,
малых деточек растить?» -
поревела, пошумела,
а потом и пожалела:
что на бедного рычать,
надо братца выручать.
На ошейник прицепила,
по больницам потащила, -
где с ним только не была,
не хотят лечить козла.
Наскитались, утомились
так, что, с ног уже валились,
взялись с голоду икать,
где бы им поесть искать.
Но в столовку не пустили,
перед носом дверь закрыли
и послали их туда:
вслух не вымолвишь куда.
Так ни с чем и воротились,
отдохнули, подкрепились,
стали думать да гадать,
что же можно предпринять.
В сумку сунули подарки
и отправились к знахарке:
по земле молва несёт:
бабка травкой лечит всё.
В электричку не пробились,
под дождём пешком тащились,
добрались, и бедный зверь
постучал копытом в дверь.
Та их встретила сурово:
«Ты зазаря свого больного
и вонючего козла
занятой мне привезла.
Обратись к ветеринару,
и неделек через пару
станет твой козёл здоров
от копыт и до рогов».
Тут сестрица зарыдала,
объяснять старушке стала:
«Я у местного была, -
отказался от козла.
На меня глядит виляет,
мол, диплом не позволяет,
ведь козёл-то непростой:
братец мой под шкурой той! -
бабка чуть не завалилась,
а Алёнушка взмолилась: -
Страсть боюсь, что волк придёт
и Иванушку сожрёт.
Только ты и можешь взяться
излечить родного братца,
чтобы вовсе не пропал,
человеком снова стал».
Так бедняжка убивалась,
так слезами заливалась,
что знахарка поддалась
и за дело принялась:
козью шерсть с Ивана сбрила,
оба рога отпилила,
на копыта, смывши грязь,
нанесла погуще мазь,
десять травок отварила,
как лечиться объяснила:
«Будешь утром принимать
понемножку: капель пять, -
бедолаг перекрестила,
до калитки проводила. -
А внутри, Иван прости,
мне козла не извести,
сам ты должен потрудиться
в человека обратиться.
О семье подумай, Вань,
хулиганить перестань! -
и добавила: – Не сможешь,
безобразничать продолжишь;
ну тогда уж поделом:
ты останешься козлом!»
На дорожку паре грустной
пирожков дала с капустой.
Полдороги не прошли,
рожки снова отросли; -
а как до дому добрались,
то и вовсе разрыдались:
снова шерстью весь покрыт,
от рогов и до копыт,
так козлищем завоняло,
что Алёнке дурно стало,
и жена их прогнала:
«Не желаю знать козла!»
Что ж… сестрица приютила:
в коридоре поселила; -
а куда его девать? -
всё же брат – негоже гнать.
Муж, конечно, возмущался -
жить к мамаше перебрался
и детей увёз с котом:
«Дочкам вредно жить с козлом».
Снизошло от потрясенья
на Ивана просветленье.
Ванька с горя поумнел:
не сторонится от дел.
Благодарный за заботу
подыскал себе работу:
дни и ночи напролёт
пол в козлятнике скребёт.
До того перетрудился:
чуть умом не повредился:
стал козлов увещевать.
что людями могут стать.
Алкоголь не потребляет.
минералку покупает.
на ночь кушает кефир -
стал трезвей смотреть не мир.
Перестал среду поганить:
материться, хулиганить…
В срок жена в роддом легла -
двойню Ваньке родила.
Говорили: будет дочка, -
оказались два сыночка!
Братец страшно загордился:
наконец сынков добился!
Сколько лет о них мечтал,
Бог услышал и послал.
Ванька с радости взбодрился
и в свинарник подрядился:
если вдвое зашибать,
на семью должно хватать.
Без работы ни минутки…
Через год на третьи сутки
замечать Ванюша стал,
что он блеять перестал,
не козлом воняет скверно -
мужиком, что характерно;
реже надо шкуру брить,
по утрам рога пилить,
натирать копыта мазью:
поправляться начал, к счастью.
Всё жене букеты шлёт:
вдруг простит, домой вернёт.
И Алёнушка так рада:
не болит душа за брата:
силы смог в себе найти -
к излеченью на пути.
Помогает горе братцу
с банком в сроки рассчитаться:
где козлятник поскребёт,
где свинарник подотрёт…
И невестке помогает:
фрукты деткам покупает.
Только б Ваня не ослаб,
одолел бы тот ухаб.
Если парень не сорвётся,
всё наладится, срастётся, -
вот поправится совсем…
Мне ж сказать осталось всем
хулиганам, тунеядцам,
кто с дружками любит шляться,
выпивохам мужикам:
«Уподобитесь козлам.
* * *
Сказке можете не верить, -
не советую проверить:
неизвестно как пойдёт, -
вдруг да шкура отрастёт?»
Царевна Марья
В некотором царстве
много лет назад
(может, государстве),
бились об заклад
рыжий Петька с Ванькой,
пегим и рябым,
что царевна Манька
будет только с ним.
Хороша Маняша:
брови – соболя!
Папенька, мамаша -
всё любимой для.
На заклад с разбегу
выставив узду,
лошадь и телегу,
свинку и козу,
думал рыжий Петька:
«По деревне всей
Ванька хуже редьки:
нет его рябей.
Я ж такой красавец,
хоть и рыжеват!
За кольцо на палец
девки в ряд стоят».
Не скупился Ваня:
«Ставлю кабана,
двух бычков и сани,
и кусок сукна!» -
Был уверен пегий:
«Нет умней меня -
лошадью с телегой
разживуся я.
Пусть жена с приданым, -
звёздами глаза! -
лишними не станут
свинка и коза.
Я ещё, к тому же,
с острым языком!
