– Ты только что имел счастье видеть главного благодетеля городских театралов, штабс-капитана Прянишникова – со смешком прошептал ему Павел. – Его сейчас лучше не беспокоить, поэтому пойдем, я познакомлю тебя с актерами.

Действительно, актеры, по-видимому, привычные к эмоциональным всплескам хозяина театра, спустились в зрительный зал и разбрелись маленькими группками. Прянишникова, своевольного Григория Никифоровича и режиссера Осипа Эдмундовича они старательно огибали.

Павел подвел друга к двум молодым женщинам, что устроились на первом ряду.

– Бетси, вы как всегда блистательны! – первым делом объявил Руднев.

– Павел, в сцене, на которой вы появились в зале, я успела сказать лишь «Сядемте», поэтому не надо мне льстить! – отмахнулась очаровательная блондинка, но Черкасов успел заметить, что внимание Руднева она находила приятным.

– Мне не обязательно видеть вашу игру, чтобы быть в этом уверенным, – улыбнулся Павел. – Позвольте отрекомендовать моего доброго друга, коллежского регистратора Константина Андреевича Черкасова. Бетси, этот тот самый молодой человек, благодаря которому я спасся из лап отъявленных душегубов и теперь имею счастье вас лицезреть. Константин, представляю тебе будущих цариц театральной сцены, Елизавету Михайловну Костышеву и Татьяну Георгиевну Филимонову.

Блондинка, названная Бетси, обворожительно улыбнулась и протянула руку для поцелуя:

– Так вот значит, кто не дал Пашеньке погибнуть лютой смертью? Скажите, все произошло так, как он рассказывает, или же господин Руднев, по своей всегдашней привычке, приукрашивает события?

– Я уверен, что Павел Сергеевич говорил правду и ничего, кроме правды, – дипломатично ответил Черкасов и, робея, приложился к протянутой ручке.

– Вы служите в полиции? – недоверчиво переспросила ее спутница, очевидно – Татьяна Георгиевна.

– Да, но случай, о коем рассказывал Павел Сергеевич, является скорее исключением из правил, ибо должность моя, большей частью, кабинетная и подвигов не предполагает, – скромно пояснил Константин.

– Прошу меня извинить, но мне необходимо похитить Павла буквально на минутку, – объявила Елизавета и, взяв Руднева под локоть, увлекла его в сторону. Константин остался наедине с Татьяной. Дама принялась пристально его рассматривать. От подобного внимания Черкасов несколько стушевался, но, дабы не терять лица, обратился к актрисе с выражением вежливого интереса.

Филимонова отличалась внешне от своей подруги – волосы у нее темные, лицо – бледное, а манеры лишены кокетства. Сейчас, приглядевшись, Константин понял, что выглядит она несколько нервозной.

– Я могу вам чем-то помочь? – неуверенно спросил он.

– Возможно… – осеклась было Татьяна, но все же продолжила. – Возможно, именно вы-то мне и нужны. Но вы должны поклясться, что без моего разрешения не расскажете об услышанном ни одной живой душе!

– Позвольте, но я же еще ничего не услышал, – чуть улыбнулся Константин. – О чем идет речь?

– Быть может, о сущей нелепости, но может и вопросах жизни и смерти, – обтекаемо ответила Татьяна. – Скажем так, я… – она внезапно закашляла и поправилась: – Одной моей знакомой стали приходить записки. Комплиментарного содержания, но назойливые, и на грани приличий. Понимаете, меня терзают опасения…

– Какого рода? – подался вперед Константин.

Татьяна собралась ответить, но в этот момент Прянишников, видимо удовлетворившись результатами беседы с актером, пророкотал на весь зал:

– Так, драгоценные мои жрецы и жрицы Мельпомены, перерыв окончен, прошу вернуться на сцену и продолжить репетицию!

Татьяна схватила Черкасова за руку, приблизилась и прошептала на ухо:

– Умоляю, дождитесь меня после окончания репетиции!

С этими словами она последовала за Бетси – вторая актриса уже поднималась на сцену. К Черкасову же присоединился улыбающийся Павел.

– А я, оказывается, тебя недооценивал! Надо же, пары минут не прошло, а вы с Татьяной Георгиевной уже перешептываетесь. В чем секрет твоего мужского магнетизма?

– Ты опять вознамерился со мной поссориться? – недовольно проворчал Константин, кинув на Руднева мрачный взгляд.

– Простите, Ваше Преосвященство, уже умолкаю!

Черкасов не хотел рассказывать другу о разговоре с актрисой. Хоть он и не успел дать согласие на просьбу держать услышанной в секрете, Константин все же опасался преждевременно вовлекать учителя в обсуждение чужих тайн. Взгляд его упал на фотографию, почетно висящую в центре грифельной доски справа от сцены.

– О, ничего себе! – указал Черкасов на снимок.

– Да, Прянишников хвастался, что после первой репетиции они с труппой направились в «Американскую фотографию» Антона Шоази, запечатлеть исторический момент, так сказать, – пояснил Руднев. – Как видишь, он буквально помешан на театре. Кстати, легок на помине!

Хозяин театра закончил разнос актеров и, заметив Павла, как раз направлялся к ним. Походкой и всем своим видом Прянишников смахивал на добродушного косолапого медведя.

– Павел Сергеевич, всегда рад вас видеть! – пробасил штабс-капитан.

– Здравствуйте, Митрофан Федорович! – поприветствовал его Руднев. – Право слово, вы с актерами ведете себя аки дрессировщик в цирке!

– А с ними иначе и нельзя! Вы посмотрите на Григория Никифоровича – ни одной значимой роли за плечами, а гонору столько, словно он ждет приглашения от Дирекции императорских театров. При других обстоятельствах я бы не стал иметь с ним дела, но деньги…

Прянишников недоговорил, только расстроено махнул рукой.

– Да, строительство театра – дело недешевое! – сочувственно покачал головой Руднев.

– Вы не представляете, насколько! – обрадовался реакции собеседника Митрофан Федорович. – Я уже вложил в это здание 100 000 целковых, и, чую, что придется вложить еще! В таких обстоятельствах и думать нечего о том, чтобы переманивать именитых актеров! Вот и работаю с тем, что есть… О, а вас, молодой человек, я вижу впервые!

Он повернулся к Константину.

– Черкасов, Константин Андреевич, честь имею, – отрекомендовался коллежский регистратор.

– Прянишников, Митрофан Федорович, владелец и антрепренёр сего вертепа. Вас, должно быть, Павел привел! Умоляю, не делайте поспешных выводов, к премьере все будет готово наилучшим образом. Как вы могли понять, ставим мы господина Островского, «Бедность не порок». Приходилось уже видеть?

– Боюсь, что нет, – смущенно ответил Черкасов.

– Поверьте, к премьере все будет идеально! Город и вспоминать не будет про старый театрик. Ну, разве что при виде костюмов… – Прянишников заговорщицки понизил голос. – Знаете ли, скупил весь их старый гардероб по дешевке. Стоящих вещей там не столь много, увы, а занимает он теперь целую комнату, ну да ладно! Обязательно пристрою к делу! Правда ох уж и морока вышла, когда слуги перешивали к ним новые бирки…

Актеры, меж тем, вернулись на сцену и заняли свои места. Сухонький Осип Эдмундович надтреснутым голосом постарался привлечь всеобщее внимание:

– Господа… Господа! Давайте продолжим, господа!

Окружающий шум не сильно проникал в зал, но тихое обращение режиссера все равно умудрилось в нем утонуть. На выручку ему пришел Прянишников, командным голосом рявкнувший:

– Внимание! Действие второе, явление пятое! По местам! С самого начала! Продолжили!

Репетиция возобновилась. Константин смог уловить, что действие происходит в купеческом доме на какой-то праздник. Реквизит, правда, на сцене практически отсутствовал, кроме заставленного бокалами массивного ящика, служившего столом. Когда Бетси вновь сказала: «Сядемте», все актеры остались стоять. Следом уши Константина и Павла вновь подверглись кавалерийскому наскоку ужасного пения Григория Никифоровича.

Черкасов внимательно разглядывал Бетси и Татьяну и поразился произошедшей в них переменой. Царственная Елизавета Михайловна, которой досталась роль юной купеческой дочери, выглядела скромно и понуро (хотя и угадывалось, что такое поведение ей непривычно). В манере Филимоновой же, наоборот, не осталось и следа неуверенности и нервозности – Руднев пояснил другу, что она играет молодую веселую вдову, и метаморфоза Татьяны Черкасова поразила куда сильнее.