Штабс-капитан коротким, хорошо поставленным ударом, сбил Виктора Степановича с ног.

– Как вам такое, поручик? В то время, когда солдаты проливают кровь за веру и отчество, этот недоумок позволяет себе быть пьяным на службе!

– Может быть и так, господин штабс-капитан, – возразил поручик. – Но если это не мешает выполнять свои должностные обязанности, то не вижу в этом ничего предосудительного!

– Я не пьян, – пробормотал Виктор Степанович, пытаясь встать на ноги, – А станции здесь отродясь не припомню.

– Вот видите, поручик, – вздохнул штабс-капитан, – А если мешают? – он дернул кобуру и в лоб Виктора Степановича уставился черный зрачок револьвера.

Никогда он так ясно не представлял себя на краю жизни. Этот усатый военный был весьма убедителен. Убедителен даже был не он сам, не взведённый курок револьвера и головки пуль, которые можно было различить в открытой части барабана, что явно говорило о полноценном боевом заряде. Убедителен был его тон, спокойный – можно сказать равнодушный и чуточку уставший. Такой будничный тон палача, утомленного повседневной работой.

– Что здесь происходит? – строгий спокойный голос принадлежал невысокому подтянутому человеку в френче защитного цвета с широкими витиеватыми погонами на плечах. Три крупных значка на каждом занимали почти все поле погона. То, что это были не звезды – факт, больше они напоминали раскинувших крылья птиц. Загипнотизированный прямым взглядом незнакомца, Виктор Степанович рассмотреть точнее не смог.

Судя по тому, как вытянулись поручик и штабс-капитан, властью этот человек обладал немалой. Тонкий прямой нос и холодный взгляд из-под нахмуренных бровей делали его взор, что называется, орлиным. Виктору Степановичу показалось, что ему гораздо уютнее под дулом пистолета, чем под этим леденящим душу взглядом.

– Измена, господин Верховный главнокомандующий! – доложил штабс-капитан.

– Вот как? В чем же?

– Пропала станция, господин Верховный главнокомандующий. Единственный свидетель – дежурный, но он пьян и несет чушь.

– Здесь не было станции… – Виктор Степанович решил, что молчать в сложившейся ситуации чревато.

– Партизаны, – не отступал штабс-капитан, – Очень возможно, что это засада, а дежурный есть их сообщник, или просто невменяемый служащий по причине пьянства.

– Позволите? – подал голос поручик, – Мне кажется, штабс-капитан сгущает краски. Здесь всего-навсего банальная ошибка машиниста, что в таком тумане весьма неудивительно.

– Действительно, если здесь замешаны партизаны, мы бы так просто тут не разговаривали. Иначе, зачем им эти фокусы со станцией?

– Мон шер, мы надолго встали? – на плечо Верховного легла тонкая кисть в белой перчатке. Красивая женщина встала у него за спиной и положила голову на другое плечо.

– Зачем ты остановил поезд на лесном полустанке, ты же говорил про станцию?

– Дорогая, беспокоится не о чем. Ну зачем нам станция?

– Не знаю, ты сам о ней говорил.

– Лучше посмотри на нетронутый человеком край. Сколько вокруг земли и это все Россия! А ужиться на ней не получается. Друг с другом воюем, да еще и иностранцев в распри втянули.

– Ну для нас же война в Иркутске закончится?

– Закончится… если верить союзничкам. Господа, – Верховный обвел взглядом офицеров, – У нас мало времени, через десять минут сворачиваемся. Перестаньте искать черную кошку в темной комнате. Ее там нет. А вам, голубчик, – он строго посмотрел на старика, – Требуется проспаться. Идите с глаз долой.

Виктор Степанович беспомощно оглянулся, не понимая шутка это или нет. Но все вокруг разом потеряли к нему интерес. Штабс-капитан уже галантно целовал даме руку, а поручик побежал в сторону вагонов, что-то крича.

Оставшись в одиночестве, он сразу вспомнил про мокрую и окоченевшую ногу, про то, что по утрам у него болит поясница и про тяжелое похмелье с утра. Виктор Степанович торопливо засеменил в дом, а там согрелся под верблюжьим пледом и неожиданно для себя уснул, провалившись в крепкий сон без сновидений.

Никита подошел к старинному шкафчику с перекошенными застекленными дверцами и осторожно заглянул внутрь. Шкаф был старше его по возрасту раза в два. Некогда полированные части дверей потерлись и приобрели матовый цвет, лишь некоторыми гладкими фрагментами напоминая о своей первоначальной природе. Стекла, как ни странно, были целы, хотя одно и с косой трещиной по краю. Несмотря на это и на жирные пятна с присохшей к ним пылью, обзор, худо-бедно, они обеспечивали.

Никита пытался высмотреть банку кофе, которую обычно припрятывали с глаз начальства в разные места. Стеклянные двери не были верхом маскировочной мысли, зато идеальны для поиска. С них Никита и начал.

Никита был самым молодым сыщиком в отделе Управления уголовного розыска города Иркутска. Тем не менее у него на счету уже было одно раскрытое дело, чем он необычайно гордился. Суть его была банальна – соседки не поделил сохнущее на улице белье, подрались, а одна возьми и напиши заявление в полицию. Побои были? Были. Получите дело, пусть и не уголовное, но вполне заслуживающее, чтобы на него обратили внимание – тетка оказалась дальней родственницей какой-то городской шишки. И вот, когда у Никиты уже начала ехать крыша от обличающей трескотни повздоривших соседок, они возьми, да помирись.

Дело закрыто, следователю – благодарность. Соседкам мир и благополучие. В отчете для министерства лишняя галочка. Ну и ладно, что Никита здесь оказался где-то сбоку. Главное – правильно оформленные документы, ну и, конечно же, восстановленный мир между гражданами.

Никита признаков припрятанного кофе не заметил и уже хотел в своих поисках перейти к тумбе, как что-то подвигло его распахнуть дверцу. «Интуиция», – гордо подумал он. Действительно, банка кофе тотчас же обнаружилась в самом углу полки, прижатая папками с грозными надписями «Дело». Там же оказалась и начатая пачка сахара.

Привычка ныкать кофе по углам у сотрудников отдела появилась после разноса высокого начальства, которое резко отрицательно отнеслось к кофе- и чаепитию в рабочее время. На всякие отговорки, что, дескать, это мы держим исключительно для потребления во время обеденного перерыва, последовало однозначное – убрать. Вот с глаз долой злосчастную банку и убрали. Но кофе пить не перестали.

Почему-то репрессии начальства, недовольного чаевничанием, не коснулись старого пластмассового чайника со сломанной крышкой, в котором сейчас весело булькал свежий кипяток. Может быть потому, что признать в желтом от времени, слегка оплавленном агрегате с провалившейся крышкой чайник можно было с трудом, а уж поверить, что это чудо работает, тем более.

В большую кружку с надписью «Boss» Никита закинул две ложки черного пахучего порошка и три кусочка сахара. Подумал, добавил еще один кусочек – и через мгновение черный напиток уже дразнил ноздри чарующим ароматом.

– Великанов, что это у тебя? – в дверь заглянула сотрудница из соседней комнаты. Никита знал ее только по имени – Наталия, потому что сослуживцы по-другому к ней никак не обращались.

– Кофе? Как вкусно пахнет! У тебя что, телефон не работает?

– В порядке, вроде, – Никита достал скромный самсунг и разблокировал экран, – Точно в порядке.

– Балда, я тебя про внутренний спрашиваю! – рассмеялась Наталия.

– А-а-а, я не в курсе…

– Немедленно дуй к главному, теперь ты в курсе. И почини аппарат. А то он, видите ли, чаи гоняет пока за него другие звонки принимают.

Начальника отдела называли просто – начальником, а вот главным… Главным называли начальника Управления, а это фигура ого-го! От нечего делать об обычном смертном просто так не вспомнит. Никита мысленно прокачал в памяти все последние события и решил, что грехов, достойных начальственного гнева, в них нет. Значит, скорее всего, на горизонте появилось новое дело. Он с сожалением отставил кружку, накрыл ее листом бумаги и выскочил в коридор.